Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна (серия книг txt) 📗
Хорошо, что рядом с молодой княгиней оказался Хедин, знакомый с поражениями и умеющий их переносить. Когда почти в лоб его дружине выскочил из леса засадный полк Столпомира, варяг сразу понял замысел полотеского князя и мгновенно принял решение.
— Назад! — на родном языке закричал он своей дружине, не выпуская повод княгининой лошади. — В лес! Быстро!
Более того: он догадался схватить собственный плащ, перекинутый через седло, и набросить его на Избрану, чтобы скрыть ее слишком яркую красную шубу, в которой ее фигура была хорошо заметна. Потеряв ее из виду, полочане в общем свалке не обратили внимания на небольшой варяжский отряд.
Никто их не преследовал. Хедин стремительно уводил дружину прочь от места битвы и тянул за собой Избрану. Они ехали прямо через лес, по какой-то еле заметной тропке, ехали ужасающе медленно, но быстрее двигаться через такие глубокие снежные завалы не смогли бы ни люди, ни кони. Избрана старалась не думать о том, что преследователи по притоптанному снегу поедут гораздо быстрее и нагонят их, но невольно втягивала голову в плечи. Помня, что княгиня не должна показывать страха, она старалась распрямиться, но страх пригибал ее, как тяжелый мешок на плечах.
Хорошо, что людям было не до того и почти никто на нее не смотрел.
Ветки били ее по лицу, зеленые лапы тыкали заснеженными иголками в лицо. Она пыталась что-то крикнуть Хедину, то ли спросить, то ли приказать, но сама плохо понимала что, а он даже не оборачивался.
Сейчас он гораздо лучше знал, что делать, и она не могла ни приказывать ему, ни советовать. И Избрана скоро замолчала. События били и бросали ее, как весеннее половодье щепку, а она не только не могла что-то изменить, но даже понять, что происходит. Она была так мала, а весь этот поток — лес, люди, крики и суета — так огромен!
Звуки битвы давно затихли вдали, вокруг сомкнулся лес, но отряд не замедлял шага. Хедин надеялся успеть вернуться в Подгоричье раньше, чем до него дойдет Столпомир полотеский.
Но осуществить этот замысел было не так-то легко. На единственной дороге вдоль Днепра теперь был Столпомир.
— Может быть, нам не стоит идти в Подгоричье, — сказал Хедин чуть погодя, когда Избрана, наконец, взяла себя в руки и стала способна к разумной беседе. — Столпомир тоже пойдет туда. Даже если мы успеем раньше, то уже утром или завтра он окажется под стенами. Если ты не хочешь попасть к нему в руки вместе с Подгоричьем...
— Не хочу! — решительно ответила Избрана. Вместе с самообладанием к ней вернулось и ощущение, что она опять отвечает за все, хотя бы потому что уцелела. — Нужно что-то делать! Здесь есть рядом еще какой-нибудь город?
— Не знаю. Я никогда здесь не бывал.
— Если в Подгоричье нельзя, надо обойти его и пробираться к Смоленску! Иначе Столпомир придет туда раньше нас! И надо попытаться собрать остатки войска. Не может быть, чтобы никто не уцелел!
— Поживем — увидим! — с удивительным спокойствием отозвался Хедин.
Он понимал, что даже уцелевшие остатки войска им теперь не помощники. Он спас княгиню от плена или даже смерти, но все скажут, что она сбежала, бросив войско. И все, что от этого войска останется, немедленно признает власть Зимобора.
— Кроме того, с ними твой старший брат, — добавил Хедин. — А значит, нам следует попытаться сберечь хотя бы свою жизнь и свободу.
Избрана хотела возмутиться, но промолчала. Возвращение Зимобора стало действительностью, и даже она больше не могла с этим спорить.
И она проиграла ему первую же битву. Безнадежно проиграла.
Но что же это получается? Она больше не княгиня? Это было бы крушением всей ее жизни, и Избрана именно потому никак не могла поверить в несчастье, что оно было слишком велико. Ее главная цель, мечта, ненадолго давшаяся ей в руки, выскользнула, вырвалась, словно злая судьба издевается над ней!
Но вскоре на душе у нее стало чуть полегче. Они встретили сначала Предвара с десятком воев и несколькими прибившимися кметями, потом еще кое-кого. Все они, проскочив между сжимающимися рядами полочан, ушли в лес, и, по их словам, таким же образом уцелело немало людей. У воеводы с Кузнечного ручья была перевязана рука, но выглядел он бодро. Четверо взрослых сыновей, которых он брал с собой в поход, все были при нем, только двое — с незначительными ранами, и он верил, что все еще уладится.
— Мы в Удалье направляемся! — говорил Предвар, тоже обрадованный встречей с княгиней. — Тут село неподалеку, я людей оттуда знавал, на торг к нам приезжали, а один наш мужик оттуда невесту для сына взял. Почти что родичи будем, примут, не прогонят! В Подгоричье-то теперь Столпомир не пустит. А в Удалье пересидим, хоть раны перевяжем. А там и видно будет!
Село, не имеющее никаких укреплений, два десятка мужиков с рогатинами и топорами едва ли могли послужить настоящей защитой, но сейчас Избрана была рада хоть какому-то пристанищу. Короткий зимний день кончался, небо потемнело и опустилось ниже, лес встал черной неразличимой стеной — ей было жутко и хотелось увидеть крышу над головой, отогреть заледеневшие ноги, снять тяжелую шубу и хоть ненадолго ощутить покой.
К тому же никто не догадается искать ее там.
Под предводительством Предвара двинулись увереннее. До темноты, понемногу подбирая своих, смоляне кружили по лесу, пока наконец на пригорке не показалось темное скопище изб. Никакой ограды вокруг не было, но от дороги село отделялось чем-то вроде ворот — двумя резными столбами, где на вершинах были вырезаны лица и бороды, а в руках — топоры с громовыми знаками. Это были чуры — родовые божества и деревянные обереги от нечисти, которым здесь, за неимением настоящего святилища, приносили жертвы.
Удальские жители ничего не знали о битве, хотя смутные слухи о войне сюда просачивались. Староста, и впрямь узнавший Предвара, присел и хлопнул себя по коленям, увидев перед въездными столбами целую дружину — несколько бояр без войска, кметей без оружия, с кровавыми повязками на распоротых рукавах. Княгиню, завернутую в плащ Хедина, даже не сразу заметили, и впервые в жизни ей не хотелось привлекать к себе внимания. Предвар шепнул что-то старосте, гот подозвал какую-то бабу, и баба, наконец, увела Избрану в женскую половину избы за занавеску. Разбитая телом и утомленная духом, она уже едва понимала, что происходит вокруг.