Пасодобль — танец парный - Кисельгоф Ирина (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT) 📗

— Что в ней странного? — Я незаметно передернула плечами.

— Видишь, — Ваня указал подбородком на небольшое углубление в стене ниши. Оно зияло черной дырой в сумраке тени с целым миром палящего солнца вокруг.

— А что это?

— Не знаю. Хотелось бы думать, что оссуарий. Дахма из сырцового кирпича и захоронение высохших на солнце костей предков в фамильной нише. С огнем утешения.

— Что за дахма?

— Башня смерти. В Туркестанском крае и здесь жили огнепоклонники. В глубокой древности. До мусульман. Они оставляли умерших на башнях смерти, иногда просто на скалах. Чтобы не осквернить землю и воду. А птицы и ветер были могильщиками. Странно, что такое существует в этом месте. Было бы обычнее в Сайраме. Он упоминается в Авесте, наряду с Ираном и Хорезмом.

Ваня вдруг рассмеялся и притянул меня к себе.

— Когда ты чему-то удивляешься, у тебя рот открывается. Как клюв птенца, у которого вместо перышек кудряшки.

Я закрыла рот и обиделась. У меня, оказывается, был открытый клюв и перья!

— У тебя самого глупый вид с утра до вечера! Круглыми сутками!

— Даже ночью?

— Тем более! И не надо хихикать!

— Не буду.

Мы скрепили мир печатью из долгого поцелуя. Мы целовались, стоя посреди стаи расползающихся черепах. Их было великое множество. Куда они ползли? В теплые или холодные края?

Я обошла столбы выше моего роста, каменные тетраэдры на подножиях из каменных плит. С отбитой местами резьбой. Таинственные письмена, пришедшие из прошлого, загадочные рисунки женских украшений и воинского снаряжения давно умерших людей, чьи кости уже рассыпались в прах. И арабская вязь, обегающая столбы причудливой лентой.

— Что это?

— Кулпытасы. Каменные замки. Пойдем? — спросил он, кивнув на вход в мечеть, украшенный резной каменной рамой.

Мы вошли в зияющий черный рот и незаметно вылетели из света во мрак стиснутых каменных сводов. Мы кружили по спирали во тьме заброшенной мечети целую вечность. В полном молчании. В тесном, давящем мраке скалы, оставшейся осколком древнего океана Тетис. Круг света газового фонаря выхватывал следы копоти на стенах, арабские письмена, цветочные узоры, контуры животных. Спираль вращалась черно-белым калейдоскопом уже виденного и никогда не виданного. Чередуя бесконечные залы, боковые комнаты, лестницы и коридоры. С бабочкой света маленького газового фонаря. С каждым витком, с каждым поворотом в меня вползал тягучий, липкий страх. Он втекал в меня через глаза и ложился пластами друг на друга. Врастал снизу вверх. Тяжелыми каменными плитами из подножий могильных тетраэдров. Страх был таким тягостным, что я уже не могла его выносить. Таким страшным, что хотелось кричать. Мне хотелось просить, требовать уйти отсюда. Немедленно! Я только взяла за руку моего молчаливого спутника, и тут же бабочка газового фонаря выхватила из стены низкий черный прямоугольник и влетела в него со скоростью света. Прямо в челюсть улыбающегося человеческого черепа. Я увидела бабочку, застрявшую в оскаленных зубах, и провалилась в черноту.

Я очнулась у него на коленях, моя голова лежала на сгибе его локтя, левая ладонь на моем сердце. Первое, что я увидела, были внимательные глаза, светившиеся газовой голубизной из-под прикрытых век.

— Тебе лучше? — спросил он. Так тихо, будто прошелестел.

— Почему ты меня не звал? — Я не услышала и своего голоса. Я слышала только тихие, почти неслышные обрывки фраз. Своих и чужих.

— Я забыл тебе об этом сказать. Прости. Я к такому привык.

Я вытерла грязной ладонью пот с висков. Дурнота уходила, замещаясь злостью.

— Почему ты меня не звал? — повторила я. — Просто сидел и смотрел? Ты нормальный?

— Я не подумал. Извини, — сказал он просительным тоном.

Я его уже изучила. Просительный тон всегда сочетался с газельим взглядом. Но ему не повезло. Роговица его глаз отражала свет газового фонаря сплошным голубым экраном. А сбоку на нас смотрели черные провалы глазниц черепа человека, удобно лежащего на боку. Мне только что стало плохо, но мне повезло. У меня было два зрителя.

— Вернемся назад? — неуверенно предложил он.

Я встала, отряхнулась, взяла фонарь и пошла впереди него кружить по спирали заброшенной подземной мечети. Мне не было страшно, меня обуревала злость. Вскоре мы добрались к тому, к чему шли. К центральному культовому помещению с каменным кругом в центре. В тесный зал, окруженный колоннами, подпирающими свод, и узким отверстием сбоку, из которого лился призрачный дневной свет.

— Что это? — я кивнула на каменный круг.

— Жертвенник.

— Встань на него. В центре, — жестко сказала я.

Он помедлил и встал, опустив руки. Я обвела его светом газового фонаря. По кругу. А потом поднесла фонарь к своему лицу. Снизу.

— Глаза голубые? — спросила я.

Он кивнул.

— Все. Пошли назад, — буднично сказала я.

Мы ушли из корпоративного склепа древних праведников так же молча, как и пришли.

Мне хотелось домой. Я обманулась.

Дорога неслась под колесами тяжело и ухабисто, выплевывая мелкие камешки. Я смотрела в окно. Мне нужно было уехать домой. Быстрее. Я поняла это точно.

— Таня. Я не думал, что так получится. Я давно привык к такому. С детства. Это правда.

Он помолчал.

— Ты меня простишь?

Я молчала, он молчал. Мне нечего было сказать.

— Не простишь? — спросил он, глядя в лобовое стекло.

— Что значит «привык с детства»? К чему? К мертвецам?

— Моя мать не вышла замуж после смерти отца. У нас везде были его фотографии. Я привык думать об этом с двенадцати лет.

— О чем ты думал, когда смотрел на меня? Ответишь честно, прощу.

— О том, что мы вдвоем. — Он помолчал и добавил: — Я хочу, чтобы мы были вдвоем. Только вдвоем.

— После смерти? — усмехнулась я. — Моей смерти?

— Я не это имел в виду. — Его губы упрямо сжались. Совсем как тогда, когда мы чуть не улетели на тот свет.

— А что ты имел в виду? — крикнула я. — Объясни! Я не понимаю!

— Давай не вернемся, — неожиданно сказал он.

— Куда? — потерялась я.

— В город.

Он поставил точку, и внутри меня лопнул шар, переполненный моей злостью. Лопнул и улетел в пыльное, жаркое небо чужой земли. Я тоже хотела, чтобы мы были только вдвоем. Так сильно, что остальное было неважно.

— Прости меня. — Мой подбородок вдруг задрожал.

Он меня обнял, бросив руль. Обеими руками. Так сильно, что я перестала дышать.

— Ничего не случилось бы. Я же с тобой.

Наша машина опять съехала с дороги. Ею некому было управлять. Мы снова чудом остались живы, сев брюхом на закаменевший глиняный гребень самостийной боковой колеи. Ваня толкал машину, я жала на газ, чтобы выехать. И улыбалась самой себе. Так, чтобы никто не видел. Чтобы не сглазить. Я вдруг поняла, что люблю его Я смогла бы назвать точное время, год, дату, часы и секунды, когда поняла, что люблю. По-настоящему. Есть ли на свете люди, знающие точное время, когда то, что было раньше, переходит в любовь? Я не знаю никого, кроме себя.

Мы лежали в машине, глядя на черное небо. Небо раскинуло звезды даже у горизонта. Они светили огнями святого Эльма сквозь узкие щели таинственных меловых гор, всосавших в себя древний океан, как губка.

— Повтори! — потребовала я.

— Я хочу быть с тобой всегда.

— Всегда, — повторила я как эхо.

— Когда я тебя звал, ты мне сказала «иди».

— Не сказала куда? — Хорошо, что он не мог видеть моей улыбки.

— Нет.

— Иди в меня, — шепнула я.

Звезды закрылись тенью, а мне больше ничего и не надо было. Я коснулась его губ и забрала его дыхание. Все до последнего вздоха. Как губка.

Горы сказочного края походили на слоеный торт, пропитанный разноцветным временем. Сверху — крем из меда и взбитых белков, в середине — клубничный бисквит со сливками и нежно-голубым безе, внизу белый зефир и нуга. Время поливало горный торт, как пудинг сиропом из отложений глины. Где-то абрикосовым, где-то вишневым, где-то бледно-малиновым. И украшало по бокам кулинарные шедевры хворостом из сарматских известняков. Торты были воздушными, пузырчатыми, многоступенчатыми, нерукотворными пирамидами. Объедение для настоящих небожителей. Объедение для глаз настоящих землян! Я просто облизывалась и мечтала, что вернусь в город и сама испеку что-нибудь сногсшибательное, умыкнув идею у доверчивых сказочных мест.