Бессмертник - Плейн Белва (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
«Суди сам, мой друг, суди сам. Одно скажу наверняка: она большая умница. Соображает лучше всех в группе. А дальше — разбирайся».
Пренебрегать родственниками было для Джимми не свойственно, не позволяли приличия и чувство долга. Он решил позвонить, пригласить девушку на чашку кофе и позабыть о ней на следующий же день.
Джанет очень смеялась, когда узнала об этом.
«Представляешь, мама меня тоже подначивала: поищи, мол, Джимми Штерна. Прямо перепилила! Теперь, после бабушкиной смерти, мама сама посылает твоей бабушке открытки к Новому году. Так они, по-моему, и выяснили, что мы учимся вместе. Мама отзывается о вашей семье с жутким почтением! Считает важными людьми».
Только Джанет умеет вот так, в лоб, говорить такие вещи. Поначалу Джимми терялся, а потом привык и полюбил эту прямоту. Никаких тебе намеков и недомолвок, неоткуда ждать подвоха.
«Мы люди довольно бедные, — сказала она при первой же встрече. — Папа держит обувной магазинчик. Ну, может, „бедные“ и не совсем точное слово… Но врачом мне не стать, пока не накоплю денег, платить за мое образование некому. Я каждое лето работаю, сейчас получаю стипендию».
«Слушаю тебя и готов сквозь землю провалиться, — признался Джимми. — Мне-то все на блюдечке поднесли».
«Стыдиться тут нечего. Я и сама рада бы жить полегче. Чтобы за меня платили родители. Или найти мужа, который будет все мне покупать…»
— Знаете, я живу на Вашингтон-Хайтс, близко от вашего бывшего дома, за углом, — говорила она сейчас Нане. — Ваш муж так помогал моей бабушке! Она всегда о нем рассказывала. Когда у дяди Гарри заболел внук, он все медицинские счета оплатил. Бабушка всегда повторяла: такие люди, как Джозеф Фридман, теперь и на свет не родятся.
У Наны мгновенно повлажнели глаза. После смерти деда ей хватает двух слов, чтобы заплакать.
Она заинтересовалась Адамом Харрисом:
— Отчего вы так им восхищаетесь?
— Доктор Харрис необыкновенный человек! — воскликнула Джанет. — Живой собеседник, умеет слушать и понимать.
Нана покачала головой:
— Подумать только. Дед его был из другого теста.
— То есть?
— Подробностей не знаю, но в детстве он жил по соседству с Джозефом, дедушкой Джимми и Стива, а когда вырос, стал одним из крупнейших поставщиков спиртного в Соединенных Штатах.
— Ну и предок у доктора Харриса! Совсем неподходящий, — усмехнулся Джимми. — Сам он такой простой человек. Ездит на «фольксвагене», ходит всегда в одном и том же пиджаке.
— Н-да, интересно, — произнесла Нана, и Джимми показалось, будто она что-то недоговаривает. Ведь бабушка не так проста, как кажется. Потом она обратилась к Стиву: — Ты тоже его знаешь, этого Адама Харриса?
— Я же не естественник… Впрочем, знаю, конечно, видел пару раз в компании. Он не в меру сентиментален, строит из себя защитника status quo — короче, такой же пустозвон, как вся наша профессура. Каша в голове.
— Похоже, ты не особенно жалуешь своих педагогов, — заметил папа.
— Так и есть. Все они — орудия, слуги системы, наймиты, призванные воспитывать все новые поколения для тараканьих бегов. Кого тут жаловать?
— Меня огорчает, что ты так пессимистично настроен.
— На самом деле мне на них глубоко наплевать.
Джимми заметил, что мама, передавая отцу клюквенный соус, предостерегающе подняла глаза и открыла было рот, чтобы направить разговор в другое русло, как вдруг Стив бросил давно припасенную бомбу:
— А плевать мне на них потому, что я учусь только до конца семестра.
— Что? Что ты сказал? — вскинулся отец.
— Сказал, что бросаю университет. Хватит. Сыт по горло.
— Вот как? — произнес отец чересчур сдержанным, ледяным голосом. Подо льдом, понятное дело, клокотала ярость. — Вот как? А что, позволь узнать, ты собираешься делать в этой жизни? Практически без образования!
Стив пожал плечами:
— Прежде чем что-то делать, надо прекратить войну.
— Но тебе тут же пришлют повестку. Хоть в этом ты отдаешь себе отчет?
— Я все равно не пойду. Ни за что.
— Хочешь угодить в тюрьму?
— Можно в тюрьму, — беспечно отозвался Стив. — А лучше в Швецию или в Канаду.
Бабушка ахнула, начала что-то говорить, но осеклась под маминым взглядом. В редкие вспышки отцовского гнева разумнее не встревать. Стив называет их «прусским наследием», хотя Джимми где-то читал, будто австрийцы и пруссаки друг друга презирали.
— На время оставим войну в покое, — по-прежнему сдержанно сказал отец. Он положил вилку, хотя второе только подали. — Или предположим, что война уже кончилась, как, надеюсь, с Божьей помощью вскоре и произойдет. — Отец всегда призывает на помощь Бога, хотя вроде бы в него не верит. — Ты считаешь, что образование и после войны не понадобится?
— Такое — нет. В колледже учат только тому, что можно прочитать и без них. Я, кстати, и читать об этом не хочу. Не собираюсь всю жизнь делать деньги.
— Ты против денежной системы?
— Я — против культа, который устроили из денег в этой стране. Здесь деньги превыше любви.
— Звучит красиво, но не выдерживает критики. По-твоему, если человек, чтобы кормить семью, зарабатывает много денег, так он эту семью не любит?
— Тео, он говорит совсем другое! — запротестовала мама.
Сколько Джимми себя помнит, мама всегда защищает его брата. В детстве Лора однажды дразнилась, и Стив ее побил, ругали обоих, но Стива — иначе, другим голосом. Слышит ли мама свой просительный, умоляющий голос, когда говорит со Стивом или о Стиве?
— Если тебе вздумалось перейти на личности, — пробормотал Стив, не глядя на отца, — ты лучше бы сократил свою практику вдвое и побольше времени проводил с нами.
— Сократить практику вдвое?! Да нам придется тут же переехать из этого дома в тесную квартиру. Хороша любовь! — Отец чуть возвысил голос, совсем чуть-чуть, но Джимми он показался громовым, сотрясающим стол и стены. — Вот ты сидишь, щеришься ровными белоснежными зубами, а ортодонту выложено ни много ни мало — полторы тысячи! Знаю, знаю: говорить о деньгах не подобает, это вульгарно, но разговор затеял не я, а ты. Так вот: любовь выражается многим, и деньгами в том числе. И спорить тут не о чем. Каждый раз, когда я выписывал чек за полезную или нужную тебе вещь или за что-то, что тебя порадует, я и сам испытывал радость. В каждом потраченном на вас долларе растворена моя любовь. Да, да! А еще — благодарность стране, которая позволяет мне доставлять радость своим близким. Понимаешь?
— Понимаю, но разделить твой ура-патриотизм не могу, — сказал Стив.
— «Ура-патриотизм»! Оттого что я благодарен Америке? — Папа резко, вместе со стулом, отодвинулся от стола. — Послушай! Я должник этой страны — по гроб жизни! Она меня приняла и сделала тем, что я есть! Балбесы вроде тебя, которые здесь родились, даже не понимают собственного счастья. Я же готов целовать эту землю. Говорю при всех, не стесняясь. Могу сейчас выйти на улицу и поцеловать землю перед домом. Слышишь? Кстати, твой дедушка думал точно так же.
— Мой дедушка только и умел, что делать деньги. У тебя приговор будет помягче, ты все-таки еще кое-чем интересуешься — музыку слушаешь, в теннис играешь, читаешь. А деда ничто, кроме денег, не занимало. Это ни для кого не секрет.
— Боже! — воскликнула бабушка. — Не понимаю… Ни в жизни… за семейным столом…
Джимми украдкой взглянул на Джанет, но она сидела, не поднимая глаз.
— Стив, — начала мама, — мне грустно и стыдно, что ты способен на такую черствость и душевную глухоту… Безотносительно убеждений и точек зрения.
— А на что тут надеяться? — перебил ее отец. — Эти леваки все глаза проплачут, жалеючи обездоленных и скулящих во всех концах света, но для близких, которые для них в лепешку расшибаются, у них сострадания нету. Ни слезинки. Что ж, валяй, оставайся неучем! Какая разница, что думают и чувствуют родители, когда сын непоправимо портит себе жизнь?
Все застолье насмарку!
Попозже Джимми зашел в комнату Стива.
— Какого дьявола? Кто тянул тебя за язык? Видит Бог, я тебе не указ, поступай, как хочешь, как последний дурак, но зачем портить всем настроение?
