Танцы с королями - Лейкер Розалинда (книги бесплатно читать без txt) 📗
Как и следовало ожидать, Сабатин распорядился, чтобы предпочтение было оказано его портрету, а потом уж художник мог приняться и за портрет жены, который в глазах герцога не имел никакой ценности. Мишель установил свой огромный холст в северной части замка, в помещении с очень широкими окнами и высокими дверями, с тем расчетом, чтобы можно было без затруднений вынести оттуда законченный портрет. Много часов провел художник на конюшне, наблюдая за жеребцом и набрасывая эскизы. Жасмин нечасто видела его за столом, ибо ей приходилось иногда обедать и ужинать у знакомых, но каким-то образом Мишель ухитрялся встретить ее на крыльце, на лестнице или в саду и завязать беседу. Однажды утром он появился в школе — маленьком домике, который отдали в распоряжение одной благородной дамы, оставшейся без средств к существованию. Теперь эта женщина занималась здесь с детьми, которых родители иногда отпускали из дома.
Он сделал наброски детей, и те, изумленные, широко разинув рты, наблюдали, как на бумаге, еще секунду назад чистой, как по волшебству появляются их лица. Получив рисунки, дети бурно радовались. Туг же Мишель молниеносно, несколькими росчерками изобразил Жасмин, и она, взяв набросок, выразила не меньшее удовольствие, чем дети.
— Именно такой вы и собираетесь писать меня? — Он набросал ее делающей игрушечные браслеты из соломы и сена для детей помладше, чтобы те научились различать, где правая, а где левая рука. На его рисунке у Жасмин выбился из прически длинный локон и, завившись, повис сбоку. Она поспешила заправить его назад.
— Такой я вас вижу сейчас, — произнес он с улыбкой.
Что-то в его голосе заставило ее взглянуть на Мишеля, а затем отвернуться. Да, он влюблен в нее. Возможно, это чувство возникло в тот самый момент, когда он впервые посмотрел на нее этими пронзительно-страстными глазами. Но пока она не испытывала никаких ответных чувств, кроме восхищения его талантом. Эскизы жеребца были великолепны, и детей он изобразил с неменьшим искусством. Листок с ее изображением был подписан. Значит, он лелеял надежду, что она возьмет этот рисунок себе на память. Жасмин решила, однако, подшутить над ним и помахала наброском у себя над головой:
— Кто хочет эту картинку?
Тут же образовалась свалка у ее стола, и она отдала рисунок самому маленькому ребенку. Но Мишель, не теряя времени, уже принялся рисовать другой, присев к краешку стола, за которым сидела пожилая учительница. Выйдя из школы, он подал Жасмин новый рисунок. На нем она была изображена смеющейся и с тем же выпавшим из прически локоном, который пыталась заправить назад.
— Вот с такой, какая вы сейчас, я и хотел бы написать портрет.
— Перестаньте же шутить! — сказала она, деланно рассердившись. — Я уверена, что королеве вы этого не говорили и писали ее в полном убранстве.
— Но я никогда не видел королеву играющей с детьми и не замечал чернил на ее пальцах! Да и прическа у нее всегда в идеальном порядке.
У Жасмин перехватило дыхание. Даже если бы он описывал ее обнаженной, его голос вряд ли звучал бы более чувственно и нежно.
— И тем не менее, мой портрет должен быть безупречным с точки зрения общепринятых требований, потому что он будет висеть в доме моей матушки.
— Ваше желание для меня закон. — Теперь в его голосе звучала усмешка. Это уже было лучше. Она встретила его взгляд, и они оба рассмеялись. Возвращаясь в замок, они разговаривали обо всем, что только приходило в голову.
Жасмин взяла набросок и спрятала в ящик комода.
После этой встречи она видела его реже. Мишель всерьез приступил к работе над портретом Сабатина, и из-под его кисти постепенно выходил очень впечатляющий, образ. Герцог был изображен в охотничьей куртке из зеленого бархата и вышитой золотом черной треуголке, сидя на коне, вставшем на дыбы. В руке он держал хлыст. Очертания фигуры были пока еще неопределенными. На заднем плане виднелись горы, покрытые лесами, а в верхнем левом углу возвышался во всем своем гордом величии замок Вальверде. Помимо собственных слуг, Мишеля сопровождали два ученика, которые смешивали краски, мыли кисти, грунтовали оба холста и рисовали кое-какие незначительные детали заднего плана на портрете Сабатина. Из Парижа вскоре прибыл специальный деревянный блок, на котором имелось седло. Теперь герцог позировал, сидя в нем, а не верхом на жеребце — беспокойном, постоянно перебиравшем ногами и крутившем головой, что значительно затрудняло работу Мишелю. Когда необходимость в использовании этого приспособления отпала, Мишель отправил его назад вместе с обоими учениками. Он объяснил причину за ужином, который состоялся в тот самый вечер, когда ученики отбыли в Париж. За столом присутствовали и несколько гостей, ведь внешняя сторона двойной жизни Сабатина предполагала, что перед местной знатью он играл роль радушного хозяина.
— Поскольку мне здесь придется пробыть гораздо дольше, чем я ожидал, — сказал Мишель соседям по столу, внимательно слушавшим его, — ученики будут продолжать работу над картинами в моей парижской студии. Там они будут заняты делом вместо того, чтобы крутиться здесь у меня под ногами.
Эта ложь не могла обмануть Жасмин. Она понимала, что Мишель хотел писать ее портрет, оставшись с ней один на один.
Полный самомнения, Сабатин совершенно забыл об истинной цели приезда художника, которая заключалась в том, чтобы написать портрет Жасмин. Ему страшно нравилось похваляться присутствием в своем доме придворного художника Их величеств, который создал в северном зале настоящий шедевр. Его раздражало то, что Мишель никому не разрешал взглянуть на портрет хотя бы краешком глаза, пока не будет положен последний мазок. Сабатину уже до смерти надоело позировать, и он с огромным нетерпением ждал конца работы, чтобы опять отправиться в гости к друзьям. На этот раз их сборище должно было состояться в поместье Оливри, и свежую струю в их развлечения обещали внести куртизанки, привезенные из Лиона. Первоначальный квартет из четырех опальных вельмож теперь разросся за счет новых приверженцев изысканных версальских наслаждений, и число этих неофитов превышало два десятка. Это означало, что для Сабатина отпала необходимость выполнять роль хозяина, так как у его приятелей появились излюбленные пара-тройка мест, где они встречались. Расходы на все эти оргии, составлявшие довольно значительную сумму покрывались вскладчину.
Сабатин всегда с легким сердцем надолго оставлял Жасмин одну. Он не ревновал ее ни к кому ибо убедился, что его жена не проявляет никакого интереса к мужчинам. Он даже был свидетелем того, как на местных балах и празднествах Жасмин несколько раз одергивала некоторых не в меру назойливых кавалеров. Это нисколько не удивляло его: ведь Жасмин прекрасно знала, что ее ждет суровое наказание, если она позволит себе легкий флирт, не говоря уже о том, чтобы наставить ему рога. С его точки зрения, она была совершенно непривлекательной, и ему даже в голову не приходило, что он совершает очень опрометчивый поступок, оставляя жену в замке в компании представительного кавалера ее возраста. Все свое время она тратила на уход за Генриэттой и благотворительную деятельность в поместье, помогая сирым и убогим, и в его глазах была более, чем когда-либо, серой и скучной особой, «рабочей скотиной», тянувшей на себе все хозяйство замка. Более того, из писем кузена ему стало известно, что у художника нет отбоя от прелестных поклонниц его таланта из числа молодых придворных дам. Если бы кому-то вздумалось сказать Сабатину, что портретист видит в его жене образец редкой красоты, он зашелся бы от дикого смеха, как это случалось с ним на попойках, когда рассказывались самые похабные анекдоты.
Сабатин отбыл в свою увеселительную поездку, как обычно взяв с собой несколько особо доверенных слуг. Жасмин, неотлучно находившаяся при Генриэтте, возмущалась бессердечием мужа. Как он мог уехать в то время, как старая дама находилась при смерти? В действительности Сабатин заглянул разок к ней перед отъездом. Впервые он побывал в ее покоях со времен юности и своими глазами убедился, что конец близок. Даже не поцеловав Генриэтту на прощание, он резко повернулся и вышел, подчеркивая этим нежелание участвовать в похоронах престарелой родственницы.
