Большое небо - Аткинсон Кейт (лучшие книги читать онлайн txt, fb2) 📗
Прилив как раз наполовину подступил – или, может, «отлив» и «отступил», Джексон не разбирался. (Это как стакан наполовину полон / наполовину пуст?) Он еще только учился жить на побережье. Если задержится надолго, может, привыкнет ощущать морские колебания в крови и бросит всякий раз сверяться с таблицей приливов, выходя на пробежку по пляжу.
– Пошли, – сказал он Натану. – По песку пройдемся.
– «Пройдемся»?
– Ага, пройдемся – это очень просто, я тебе покажу, если хочешь. Вот смотри: эту ногу вперед, потом другую.
– Ха, ха.
– Давай, пошли. Потом поднимемся к машине на фуникулере. И он вовсе не «фу», и кулером не работает, откуда и слог «ни».
– Фигня какая-то.
– Тоже правда, но тебе понравится.
– Ой, держите меня, – буркнул Натан; Джексон и сам так выражался в минуты обостренного цинизма. Странно и довольно лестно слышать, как мальчик заговорил мужским голосом.
– Пошли, – подбодрил его Джексон, когда они добрались до пляжа.
– Оу-кей.
– А ты знаешь, что «о’кей» – самое узнаваемое слово в мире?
– М-да?
Натан пожатием плеч обозначил, что ему неинтересно, но поплелся рядом. Под палящим солнцем преодолевая пустыни, люди выказывают больше воодушевления.
– Ну давай, спроси меня, – продолжал Джексон. – Я же знаю, тебе до смерти любопытно, какое в мире второе самое узнаваемое слово.
– Пап? – Циничный подросток испарился, и на миг Натан снова стал просто пацаном.
– Что такое?
– Смотри. – Натан показывал на залив – в воде бурлила какая-то сумятица. – Здесь ведь нет акул, да? – неуверенно спросил он.
– Полным-полно, но необязательно в море, – ответил Джексон.
Не акулье нашествие, а трио плохих пацанов со стоянки. Двое в утлой надувной лодочке – скорее детская игрушка, чем годное плавсредство. Переполох, по всей видимости, устроил третий, не к месту взявшись тонуть. Джексон огляделся в поисках спасателя, но спасателя не узрел. Вряд ли же они работают с девяти до пяти, правда? Джексон вздохнул. Его, значит, вахта – повезло, ага. Типично. Он стащил ботинки «Магнум» и сунул куртку Натану – хрена с два он ради этих дурошлепов испортит «Белстафф». Он подбежал к воде и побежал дальше, плещась весьма неэлегантно, а затем прыгнул и поплыл. Человек, вбегающий в море в носках, выглядит недостойно – почти как человек, который лижет мороженое на ходу.
Когда Джексон доплыл, пацан (или прибрежный придурок, как про себя нарек его Джексон) уже ушел под воду. Другие двое орали, как два бессмысленных болвана, – всю рисовку стерла слепая паника. Джексон вдохнул поглубже и запихал себя под воду. С пляжа казалось, что море спокойное, но отсюда до суши меньше сотни футов, а море раскомандовалось, как зверский старшина. Море пленных не берет – либо ты в дамках, либо привет.
Джексон, самый неуклюжий на свете русал, выпрыгнул из воды и погрузился обратно. Удалось подцепить пацана – одной рукой цапнуть за волосы, другой за пояс джинсов на спине, – и наконец, одному Господу ведомо как, Джексон выволок и его, и себя на поверхность. Не самое грациозное спасение на водах, но все бы получилось хорошо, если б он затем не ухватился за лодочку, от которой, кроме вреда, никакой пользы. Лодочка оказалась слишком хлипкая, и в воду с воплями рухнули еще двое. Да начнутся новые утопления. А что, плавать тут вообще никто не учился? Зря небо коптят, вся троица, хотя их матери, надо думать, другого мнения. (Или нет.) Зря или не зря, инстинкт велел их спасать.
Один – еще ладно, трое – неподъемно. Наваливалась усталость, и в какой-то краткий миг Джексон успел подумать: «Что, приплыли?» Тут, к счастью для всех участников событий, подкатила лодка береговой спасательной службы и выволокла из воды всех.
На берегу кто-то провел утопшему пацану сердечно-легочную реанимацию на песке, а люди толпились вокруг, безмолвно подбадривая. Джексон шагнул было к двоим другим пацанам, но те – парочка промокших водяных крыс – от него попятились: им непонятно было благородство, его и вообще ничье.
Утопший пацан закашлялся и очухался – чудо, подумал Джексон, как ты небо ни копти, – родился заново прямо на песке. Джексон вспомнил «рожденную заново» Пенни Рулькин. Он и сам один раз побывал мертвым. Пострадал в железнодорожной катастрофе, остановка сердца. («Ненадолго», – сказала врач в реанимации: как будто отмахнулась, счел Джексон.) Его вернул к жизни один человек, девочка, на железнодорожной насыпи, и после этого Джексон еще долго жил в эйфории спасенного. Сейчас-то, конечно, уже отпустило – банальность повседневной жизни в конечном итоге возобладала над трансценденцией.
Спасатель закутал Джексона в одеяло, хотел отвезти в больницу, но Джексон отказался.
– Пап?
Над ним нависал бледный и испуганный Натан. Дидона придвинулась ближе – спокойно, стоически ободряла, для чего наваливалась на Джексона всей тушей.
– Ты как? – спросил Натан.
– Порядок, – ответил Джексон. – Можно мы уже пойдем?
Из конфет и пирожных
Запах отцовского завтрака – сосиски, бекон, яичница, кровяная колбаса, тушеные бобы, поджаренный хлеб – по-прежнему довольно зловеще витал по дому (а дом немаленький).
– Тебя это когда-нибудь убьет, – твердила Кристал отцу чуть не каждый день, выставляя все это богатство на стол.
– Пока что не убило, – мажорно отвечал отец, словно это логичный аргумент.
(Гарри воображал, как мать, когда ее предостерегают от опасностей, отвечает: «Ну, я пока что не упала с обрыва».)
Отец с утра пораньше укатил в Порт Тайна встречать паром датской «Компании объединенных пароходств» из Роттердама.
– Бытовой крупняк, – сказал он.
Если фуры прибывали с континента, отец часто встречал их на таможне сам.
– Контроль качества, – говорил он. – Кровь из носу нужен, если хочешь сохранить лояльность потребителя.
Раньше отец вслух желал, чтоб Гарри пошел работать в фирму – будет, мол, «Холройд и сын», – но в последнее время об этом особо не поминал, вообще не поминал об этом с тех пор, как Гарри сказал, что хочет на театроведение. («Почему не на машиностроение, например?»)
На днях Гарри подслушал, как отец спрашивает у Кристал, не гей ли его сын.
– Он у нас слегка голубоват, нет?
– Не знаю, – сказала Кристал. – А это важно?
Видимо, отцу важно. Гарри не считал, что он гей, – ему нравились девушки (хотя, пожалуй, не в этом смысле), – но вдобавок он настолько еще не сформировался как личность, как центральный персонаж своей персональной драмы, что не готов был выносить решительные суждения ни о чем вообще. Может, вместо него отец заманит в бизнес Каррину. «Холройд и дочь». Перекрасит тягачи в розовый – она тогда бегом прибежит.
Гарри был один дома. Кристал и Каррина в детском саду, а после они обычно ходят в парк или пить кофе в «Косте» с другими мамашами – тот же детский сад, по сути, только в менее подходящей обстановке. На каникулах Каррину в детский сад иногда водил Гарри. Познавательно – пить кофе с детсадовскими мамашами. И у мамаш, и у кордебалета в театре Гарри почерпнул много нового – оно было в основном анатомического свойства и взрывало мозг.
Сегодня у него вторая смена в «Мире Трансильвании» – или просто «Мире», как его называли низкооплачиваемые сотрудники, то есть Гарри и его друзья. «ВЗБУДОРАЖИМ СТРАШНЫМ АНТУРАЖЕМ», – гласила афиша снаружи. «Мир Трансильвании» – один из аттракционов на пирсе, хотя едва ли кому придет в голову описывать его словом «аттрактивный». Гарри работал там летом второй год – брал деньги, выдавал билеты. Не бином Ньютона, а поскольку посетителей не было, на своем посту Гарри в основном читал. В сентябре начинался выпускной год, и у Гарри был длиннющий список чтения, сквозь который он сейчас продирался. Учился он в шикарной школе – это так выражался его отец. «Тебя в этой твоей шикарной школе хоть чему-нибудь учат?» Или: «Я плачу этой твоей шикарной школе, чтоб тебя там обучали этике? Что за еб твою мать? Этике я тебя и сам обучу. Не пинай лежачего. Пусть правая рука не знает, что делает левая. Женщины и дети вперед». Довольно пестрый моральный кодекс, и Гарри сомневался, что Сократ подписался бы под каждым словом или даже что отец сам подчинялся всем этим правилам.