Подлинная история графини де Ла Фер - Пигулевская Ирина (читаем книги .txt) 📗
Молодой человек оставался по-прежнему невозмутимым.
Миледи попыталась открыть дверцу и выскочить.
— Берегитесь, сударыня, — хладнокровно сказал молодой человек, — вы расшибетесь насмерть.
Миледи опять села, задыхаясь от собственного бессилия. Офицер наклонился и посмотрел на нее; казалось, он был удивлен, увидев, что это лицо, недавно такое красивое, исказилось болью и гневом и стало почти безобразным. Бедная женщина поняла, что погибнет, если даст возможность заглянуть к себе в душу, она придала своему лицу кроткое выражение и заговорила жалобным голосом:
— Скажите мне, ради Бога, кому именно — вам, вашему правительству или какому-нибудь врагу — я должна приписать учиняемое надо мною насилие?
— Над вами не учиняют никакого насилия, сударыня, и то, что с вами случилось, является только мерой предосторожности, которую мы вынуждены применять ко всем приезжающим в Англию.
— Так вы меня совсем не знаете?
— Я впервые имею честь видеть вас.
— И, скажите по совести, у вас не т никакой причины ненавидеть меня?
— Никакой, клянусь вам.
Голос молодого человека звучал так спокойно, так хладнокровно и даже мягко, что миледи успокоилась.
Примерно после часа езды карета остановилась перед железной решеткой, замыкавшей накатанную дорогу, которая вела к тяжелой громаде уединенного, строгого по своим очертаниям замка. Колеса кареты покатились по мелкому песку; миледи услышала мощный гул и догадалась, что это шум моря, плещущего о скалистый берег.
Карета проехала под двумя сводами и наконец остановилась в темном четырехугольном дворе. Дверца кареты тотчас распахнулась; молодой человек легко выскочил и подал руку миледи; она оперлась на нее и довольно спокойно вышла.
— Все же, — заговорила миледи, оглядевшись вокруг, переведя затем взор на молодого офицера и одарив его самой очаровательной улыбкой, — я пленница. Но я уверена, что это ненадолго, — прибавила она, — моя совесть и ваша учтивость служат мне в том порукой.
Ничего не ответив на этот лестный комплимент, офицер вынул из-за пояса серебряный свисток, вроде тех, какие употребляют боцманы на военных кораблях, и трижды свистнул, каждый раз на иной лад. Явились слуги, распрягли взмыленных лошадей и поставили карету в сарай.
Офицер все так же вежливо и спокойно пригласил пленницу войти в дом. Она, все с той же улыбкой на лице, взяла его под руку и вошла с ним в низкую дверь, от которой сводчатый, освещенный только в глубине коридор вел к витой каменной лестнице. Поднявшись по ней, миледи и офицер остановились перед тяжелой дверью, молодой человек вложил в замок ключ, дверь тяжело повернулась на петлях и открыла вход в комнату, предназначенную для миледи.
Пленница одним взглядом рассмотрела все помещение, вплоть до мельчайших подробностей.
Убранство его в равной мере годилось и для тюрьмы, и для жилища свободного человека, однако решетки на окнах и наружные засовы на двери склоняли к мысли, что это тюрьма.
На миг душевные силы оставили эту женщину, закаленную, однако, самыми сильными испытаниями; она упала в кресло, скрестила руки и опустила голову, трепетно ожидая, что в комнату войдет судья и начнет ее допрашивать.
Но никто не вошел, кроме двух-трех солдат морской пехоты, которые внесли сундуки и баулы, поставили их в угол комнаты и безмолвно удалились. Офицер все с тем же неизменным спокойствием, не произнося ни слова, распоряжался солдатами, отдавая приказания движением руки или свистком. Можно было подумать, что для этого человека и его подчиненных речь не существовала или стала излишней.
Наконец миледи не выдержала и нарушила молчание.
— Ради Бога, милостивый государь, объясните, что все это означает? — спросила она. — Разрешите мое недоумение! Я обладаю достаточным мужеством, чтобы перенести любую опасность, которую я предвижу, любое несчастье, которое я понимаю. Где я и в качестве кого я здесь? Если я свободна, для чего эти железные решетки и двери? Если я узница, то в чем мое преступление?
— Вы находитесь в комнате, которая вам предназначена, сударыня. Я получил приказание выйти вам навстречу в море и доставить вас сюда, в замок. Приказание это я, по-моему, исполнил со всей непреклонностью солдата и вместе с тем со всей учтивостью дворянина. На этом заканчивается, по крайней мере в настоящее время, возложенная на меня забота о вас, остальное касается другого лица.
— А кто это другое лицо? — спросила миледи. — Можете вы назвать мне это имя?
В эту минуту на лестнице раздался звон шпор и прозвучали чьи-то голоса, потом все смолкло, и слышен был только звук шагов приближающегося к двери человека.
— Вот это другое лицо, сударыня, — сказал офицер, отошел от двери и замер в почтительной позе.
Дверь распахнулась и на пороге появился какой-то человек. Он был без шляпы, со шпагой на боку и теребил в руках носовой платок.
Миледи показалось, что она узнала эту фигуру, стоящую в полумраке; она оперлась рукой о подлокотник кресла и подалась вперед, желая убедиться в своем предположении.
Незнакомец стал медленно подходить, и, по мере того как он вступал в полосу света, отбрасываемого лампой, миледи невольно все глубже откидывалась в кресле.
Когда у нее не оставалось больше никаких сомнений, она, совершенно ошеломленная, вскричала:
— Как! Это вы?
— Да, прелестная дама! — ответил Джозеф, отвешивая полуучтивый, полунасмешливый поклон. — Я самый.
— Так значит, этот замок…
— Мой.
— Эта комната?..
— Ваша.
— Так я ваша пленница?
— Почти.
— Но это гнусное насилие!
— Не надо громких слов, сядем спокойно и побеседуем, как подобает брату и сестре.
Он обернулся к двери и, увидев, что молодой офицер ждет дальнейших приказаний, сказал:
— Хорошо, благодарю вас! А теперь, господин Фельтон, оставьте нас!
БЕСЕДА БРАТА С СЕСТРОЙ
Пока Джозеф запирал дверь, затворял ставни и придвигал стул к креслу своей невестки, миледи, глубоко задумавшись, перебирала в уме самые различные предположения и наконец поняла тот тайный замысел против нее, которого она даже не могла предвидеть, пока ей было не известно, в чьи руки она попала. За время знакомства со своим деверем Анна вывела заключение, что он прирожденный дворянин, страстный охотник и неутомимый игрок, что он любит волочиться за женщинами, тщеславен, ибо присвоил себе титул брата в обход племянника, а кроме того ее и Джона-Эдуарда он ненавидит. Так как же он мог проведать о ее приезде и изловить? Почему он решился держать ее взаперти?
Правда, Атос сказал вскользь несколько слов, из которых миледи заключила, что ее разговор с кардиналом был подслушан посторонними, но она не могла и не хотела допустить, чтобы Атос сумел так быстро подвести контрмину.
Миледи скорее опасалась, что выплыли наружу ее прежние проделки в Англии. Бекингэм мог догадаться, что это она срезала два алмазных подвеска, и отомстить за ее мелкое предательство, не думая, что с ее стороны это тоже была месть; но Бекингэм был неспособен совершить какое-нибудь насилие по отношению к женщине, в особенности если он считал, что она действовала под влиянием ревности.
Это предположение показалось миледи наиболее вероятным: она вообразила, что ей хотят отомстить за прошлое, а не предотвратить будущее.
Как бы то ни было, ей вовсе не нравилось находиться под властью своего деверя, которого она почитала за настоящего и умного врага.
— Да, поговорим, любезный брат, — сказала она внешне непринужденно, рассчитывая выведать из этого разговора, как бы ни скрытничал Джозеф, все, что ей необходимо было знать для дальнейшего своего поведения.
— Итак, вы все-таки вернулись в Англию, — начал Джозеф, — вопреки вашему решению, которое вы так часто высказывали мне в Париже, что никогда больше нога ваша не ступит на землю Великобритании?
Анна не припоминала, чтобы она высказывалась так определенно, но сейчас ее интересовало другое:
