Русская народно-бытовая медицина - Попов Г. (библиотека электронных книг .txt) 📗

Желудочно-кишечные заболевания как детей, так и взрослых, крестьянин припишет чему угодно – простуде, пупу, грызи, порче и т. п., но только не свяжет их ни с пищей, ни с питьем и разве только при массовых заболеваниях, напр., при холере, когда связь употребления воды с развитием болезни становится ясной до очевидности, решит, что воду «не иначе, как отравляют», и подчас припишет эту отраву докторам.

Уже одно это нелепое убеждение, значительно распространенное, указывает, насколько далеко стоит наш народ от истинного понимания значения для здоровья вредных свойств воды: свойства эти вода может, по его понятиям, приобретать только путем намеренного внесения в нее отравы, яда.

Таким образом, у народа отсутствуют одни из самых элементарных понятий о здоровье, они не привились ни школой, ни институтом земской медицины и не выработались наблюдением.

Глава II. Знахарство

Века, в течение которых народ, в деле врачевания, был предоставлен самому себе, и весьма слабое развитие среди него истинных понятий о сущности заболеваний создали, настолько прочные условия для процветания знахарства, что знахарь, этот единственный врачеватель народа, почти до самого последнего времени, нередко и в настоящее время представляет из себя в деревне силу, с которой приходится считаться.

Хотя земская медицина, за время своего 35-летнего существования, нанесла знахарству тяжелый удар, но этот удар лишь пробил, а не разрушил той стены, которая, в силу вековых условий, должна отделять научную медицину от народа: 35 лет слишком небольшой срок для того, чтобы народ, в течение этого промежутка времени, мог коренным. образом изменить свой взгляд на существо и причины болезней и отрешиться от тех способов врачевания, которые он выработал в течете целого ряда веков.

Медицина – не всемогуща и в лучшем случае она могла бы функционировать и приносить свои плоды среди народа в такой же мере, как среди наших образованных и обеспеченных классов. Но самые лучшие стремления убежденных и преданных делу земских врачей всегда разбивались о трудность, а иногда и прямую невозможность, во многих случаях, применить научную медицину к практике деревенской действительности. Многие условия, среди которых приходится работать деревенскому врачу, действительно неодолимы: врач очень часто должен лечить желудочно-кишечные заболевания при полном отсутствии какой бы то ни было возможности для крестьянина соблюдать хотя бы самую элементарную диету; он должен лечить массу накожных болезней, разного рода нагноительные процессы, раны, язвы и пр., при грязи, которой покрыто тело, пропитана одежда и которой полна изба крестьянина; при той же обстановки и часто в избе, переполненной, сверх членов семьи, еще четвероногими жильцами, врач должен нередко вести борьбу с инфекционными заболеваниями, разного рода тифами, скарлатиной, дифтеритом и т. п. Громадность расстояний, с которой должен считаться врач, случайность и мимолетность появления его у крестьянина, или крестьянина у него, и невозможность постоянного наблюдения за постепенным ходом болезни деревенских пациентов увеличивают трудность положения врача. Если к этому прибавить, что крестьянин, по всему складу своих понятий о существе болезней, стоит далеко от рациональной медицины и что он, в большинстве случаев, и не придает значения для здоровья ни чистоте, ни пище, ни питью, что, в силу роковых и трудно устранимых условий, он будет, напр., пить воду из колодца, зараженную испражнениями заболевшего брюшным тифом его соседа или родственника из одной с ним семьи, – нужна совокупность благоприятных моментов и случайностей для того, чтобы, при подобных условиях, какая-либо начавшаяся эпидемия не имела распространения, какой-нибудь отдельный больной выздоровел или получил облегчение. На такой почве создается, с одной стороны, очень много условий для развития скептического отношения народа к медицине, а с другой – развивается не разумное доверие народа к врачу, а во многих случаях лишь простая вера во врача, такая же вера, какую прежде питал крестьянин к знахарю, так как оценить и понять, отчего получился успех лечения в одном случае, и отчего бесплодным осталось лечение в другом, он не в состоянии.

Выздоровел больной – и во врача создается вера, умер или не получил больной облегчения – и вера во врача пропадает.

Что же удивительного в том, если при подобных условиях наш крестьянин, по старой, протоптанной дорожки, идет нередко к своему старинному знакомому – знахарю, верить в которого он привык гораздо раньше, чем во врача?

Поэтому многие напрасно думают, что знахарство уже совсем отжило свое время, не имеет под собою почвы и, как система и профессия, не существует.

Знахарство – старое предание, но для многих мест нашего отечества оно все еще ново и ему приходится верить и теперь [53].

Обращение крестьянина к знахарю, с его точки зрения, во многих случаях, совершенно логично и последовательно. Раз известное заболевание произошло не по той или иной физической причине, а случилось от вмешательства нечистой силы, порчи, напуска по сердцам, глаза, слова и т. п., то и средства лечения должны соответствовать причинам заболевания и должны быть им равносильны: эта вера народа в существование каких-то таинственных сил, прекращающих болезни, есть лишь следствие его веры в такие же силы, которые производят болезни.

В основе этой веры и в существе знахарства лежит, таким образом, своего рода принцип: «similia simillibus curantur» [54].

Помимо этих основных условий, существуют и некоторые другие, частичные причины, поддерживающие знахарство в народе. Говоря о них, один из сотрудников, г-н Сахаров [55], обращает внимание на следующую сторону вопроса: «если, – говорит он, – знахари и не достигают прямой цели помочь больному, то они разными механическими действиями, употребляемыми при заговорах – поглаживаниями, постукиваниями и нашептываниями значительно успокаивают нервы больного. Известная обстановка и таинственность, запах каких-то трав, окуриванье – все это, так или иначе, действует на психическую сторону больного, и в особенности крестьянина, верующего и в силу чорта, и могущество колдуна. Достаточно больному крестьянину небольшого подъема духа, чтобы улучшение состояния болезни было приписано таинственной воле чародея. Многие деревенские знахари, начав свою профессию шарлатанством, настолько убедились в своей силе и вошли в роль, что даже под клятвой говорят, что они что-то знают. Естественно, что такая самоуверенность знахаря передается и больному. Как одно и то же лекарство, но прописанное различными докторами, способно оказать большую пользу в том случае, когда оно назначено доктором, внушающим к себе больше доверия, так и простая вода способна оказать чудеса при вере в знахаря.

Успех знахарей и бабок, – продолжает далее он, – я еще объясняю тем, что крестьяне очень любят поговорить про свою болезнь или, как они выражаются, – отвести душу». Между тем, врачи часто обрывают их на полуслове, не дав высказаться. Уходя от врача с лекарством, но в скверном настроении духа, крестьяне думают: «вот, путем и не расспросил меня, а тоже лекарство дал; должно больше, чтобы отвязаться». Если же при этом дано еще и безвкусное лекарство, тогда вера в доктора потеряна уже окончательно: «дал воды». Другое дело у знахарки. Знахарка постарается уверить его в большой пользе от ее лекарства и приведет много случаев исцеления при помощи его. От знахарки крестьянин возвращается в хорошем расположении духа, да притом и лекарство ее очень горько и имеет цвет, что, по мнению крестьян, очень важно. Это не то, что у доктора, лекарство которого и бесцветно, и безвкусно, да и порция почтенна у знахарки: по целой кружке пить приказала, а доктор только по ложке. «Вот снадобье, – говорил мне один сифилитик-крестьянин, лечившийся у знахарки, – как выпьешь – небо с овчинку покажется, так вомарёк и водит, места себе не найдешь, а доктор что? Даёт так, что ни то, ни се». Лекарство врача состояло из йодистого калия, а лекарство знахарки – из сулемы, квасцов и купороса».