Горькие плоды смерти - Джордж Элизабет (читаемые книги читать .TXT, .FB2) 📗
Да и какая разница, откуда он узнал? Каролина вполне могла наконец потребовать себе адвоката, что, кстати, она должна была сделать еще в самом начале, сказала Равита Хан.
– Она отказалась от адвоката, – объяснил Маккеррон. – Копы предлагали ей. По их словам, она…
– Не говорите глупостей. Они были только рады, что меня не оказалось рядом.
– Они захватили с собой дежурного адвоката.
– Ага, какого-нибудь некомпетентного бывшего юриста, который понятия не имеет, как действовать в таких случаях.
Алистер был в корне не согласен с Равитой. Необходимость действовать отпала сама собой, как только Каролина заявила, что готова сделать признание. Он так и сказал адвокату.
– Все равно вы должны были позвонить мне в тот момент, когда детективы пришли к вам домой, – не унималась она. – Почему вы этого не сделали?
– Как я уже сказал…
– Люди думают, что, когда к ним приходят из полиции, они обязаны их впустить, что отнюдь не так. Полицейские обычно рассчитывают на то, что вам неизвестно о ваших правах. Они полагаются на элемент неожиданности, на что угодно, – кроме знания вами ваших же прав. Почему она созналась? Они принуждали ее? Угрожали ей? Они сообщили ей, что, собственно, нашли в вашем доме?.. О боже! Ладно, но как вы узнали? Вас ведь не было в комнате для допросов.
Маккеррон рассказал ей все, что узнал, пока сидел в собственной гостиной, когда прошлой ночью полицейские впервые пришли поговорить с Каро.
– Она изучала яды, – сказал он. – Она сделала заказ по Интернету. В компьютере остался след.
– И они ей это сказали? Бог мой, его мог заказать любой! – воскликнула Хан. – Хороший адвокат наверняка обратил бы на это внимание в ходе рассмотрения дела.
– Она паковала чемодан Клэр, – продолжал мужчина. – Каро сама сказала мне об этом. Ей оставалось сделать лишь одно – «забыть» положить в него зубную пасту. Чтобы Клэр попросила у нее разрешения воспользоваться ее собственной. Что та и сделала. В эту пасту она заранее добавила яд.
– Но, боже мой, ведь должен же был быть какой-то мотив! Был ли он? – спросила Равита.
В этом месте Алистер был вынужден солгать. Он не мог заставить себя рассказать адвокату – да и не только ей – о том, что Каролина сделала с Уиллом, и поэтому предпочел уйти от прямого ответа.
– Если за этим что-то стоит, спросите у Каро. Она наверняка вам скажет, – уклончиво произнес он.
– Я уже пыталась. Но она отказывается меня видеть. Поэтому я вам и звоню. Вы попытаетесь привести ее в чувство? Признание можно отозвать. Насколько мне известно, у полиции имеются лишь косвенные улики. Не говоря уже о том, что само признание сделано в отсутствие адвоката.
– Я же уже сказал, там был дежурный адвокат.
– Они угрозами добились ее согласия на него. Они ее запугали.
Маккеррон вздохнул.
– Я так не думаю, – сказал он. – Скорее… Копы сказали ей, что у них на нее есть – и она призналась. Она как будто ждала, когда же они, наконец, все вычислят, и когда это случилось, она просто сдалась. Как будто… Наверное, она устала. Устала бороться и притворяться.
– Не понимаю, что вы хотите этим сказать.
– Я и сам толком не знаю.
И это была чистая правда. Алистер ничего не знал. Что там Каролина делала с Уиллом – на этот счет ее муж оставался в полном, если не сказать в дурацком, неведении. Но даже то, что она держала все это от него в тайне, вряд ли может служить оправданием, подумал он.
И почему она это делала? Неужели и впрямь для его же, Уилла, блага? Увы, Алистеру в это верилось с трудом.
То, как настоятельно она требовала, чтобы после своего лондонского срыва Уилл вернулся к ним в Дорсет, теперь предстало для Маккеррона в совершенно новом свете. Как и ее неприязнь к Лили Фостер. Ему стало понятно, почему люди убеждают себя в самых безумных вещах, чтобы обелить себя в собственных глазах за те страдания, которые они причиняют другим. Корил он себя за другое: почему не разглядел признаки, что это происходит – ведь те были, как говорится, налицо…
Не мешай нам, Алистер.
Я займусь этим сама.
Сейчас ему нужна мать.
И далее в том же духе. И мужчина не спорил, убежденный в том, что его женой движет материнская любовь, которая подсказывает ей, что лучше для ее ребенка. Какой же он был дурак!
Из дома Маккеррон вышел лишь во второй половине дня. Он сам не знал, куда собрался, но ему срочно требовалось побыть на свежем воздухе. Сил для этого почти не было, однако он дошел до городка, поднялся между двумя рядами живой изгороди на холм и, наконец, свернул на Брич-лейн. Он не отдавал себе отчета, куда идет. Ноги привели его к мемориалу Уилла сами собой.
Как и говорила Каро, люди вешали на посаженные еще весной кусты розовые и голубые ленточки с именами. На некоторых буквы выцвели, на других расплылись после дождя. Какие-то надписи явно висели уже давно, другие были поновее. Алистер приподнял несколько ленточек, чтобы прочесть, что на них написано. Имена, одно за другим, имена тех, кто умер и кого приняла земля…
Были здесь и свечи. Их приносили сюда, зажигали и оставляли гореть. И они горели, пока не догорали сами или же их не гасил дорсетский ветер. Сегодняшний день был безветренным, и Алистер заново зажег те из них, в которых еще имелся фитиль, и убрал те, что догорели полностью, сложив их аккуратной стопкой на каменной скамье.
Закончив это делать, он сел рядом с собранными огарками и долго смотрел на камень с мемориальной табличкой. Ему хотелось что-то сказать молодому человеку, чье имя было на ней выбито. Увы, единственное, что приходило мужчине на ум, – это слова скорби.
– Я ничего не знал, Уилл, – сказал Маккеррон и тотчас же подумал, что прояви он себя настоящим мужчиной, уверенным в себе, чувствующим себя равным другим людям и, тем более, собственной жене, он бы все узнал, увидел, понял и стал действовать. Увы, Алистер никогда не чувствовал себя равным ей. Куда там! Он был даже благодарен ей за то, что такая женщина, как Каролина Голдейкер, вообще посмотрела в его сторону. По сравнению с ней, с принцессой, Алистер ощущал себя лягушонком. И даже когда она поцеловала его, он им так и остался.
На дороге за спиной Маккеррона, прошуршав шинами, остановилась машина, но он даже не шелохнулся. Кто-то приехал к источнику. Чтобы зажечь свечу или привязать к кусту очередную ленту. Хорошая традиция, подумалось ссутулившемуся на скамейке мужчине. Благодаря ей самоубийство Уилла теперь воспринималось не столь ужасным.
– Думаю, тебе нужен мешок для мусора, – раздался за его спиной голос Шэрон. Алистер обернулся, но ничего не сказал. А она положила руку ему на плечо и сказала:
– Подожди, я сейчас принесу.
С этими словами женщина вернулась к машине и взяла из нее пластиковый пакет из супермаркета. Собрав в него все огарки, она аккуратно завязала ручки пакета и села.
Взгляд обоих был устремлен вдаль, на простиравшуюся перед ними долину Блэкмор, на которой даже с этого расстояния можно было увидеть мирно пасущихся коров. Пастбища были отделены друг от друга живыми изгородями – местные фермеры поступали так вот уже более двухсот лет.
– В таком месте, как это, чувствуешь умиротворение, – сказала Холси.
– Угу, – подтвердил Алистер. Других слов у него не нашлось.
Вообще-то он должен был извиниться, и прекрасно это знал. Но как извиниться за свою глупость, за преступную уверенность в том, что Шэрон – убийца? Когда же она попыталась переубедить его, он просто не стал ее слушать. Неудивительно, что сейчас у него не нашлось слов.
– Ты мне так и не позвонил, – сказала его любимая. – Я жутко переволновалась и в конечном итоге даже наведалась в пекарню.
Маккеррон почувствовал на себе ее взгляд, однако продолжал смотреть прямо перед собой – туда, где над поросшими травой меловыми холмами, образовавшими эту долину, виднелись покатые склоны Мелбери-Хилл.
– Там никого не было, – сказала Шэрон, – хотя сама пекарня стояла открытой, что лично мне показалось странным, учитывая полицейское предписание Лили Фостер и все такое прочее. Я не стала входить в дом, лишь подергала ручку двери. Признайся, Алистер, что-то не так?
