Бред сивого кобеля - Вильмонт Екатерина Николаевна (читать книги txt) 📗
– Аль, я боюсь.
– Раньше надо было бояться, когда давала невесть кому, а теперь чего уж…
– Как ты не понимаешь, я его люблю…
– Какая, на фиг, любовь? – не своим голосом заорала Алька. – К кому любовь? Да он же подонок, Туся! Ну ладно, первый раз он не знал, но теперь-то уже знает и сознательно уводит жену у сына. Это, по-твоему, не подлость? Он обязан был сказать тебе все, когда приехал. О-бя-зан, понимаешь? А он трус! Он вообще трус! Тогда сбежал, а теперь смолчал. Как можно такого любить? Ерунда, охолонешь. Но сперва все-таки следует убедиться.
– Может, ты и права, – вяло откликнулась Туся.
В квартире у Ниночки повсюду были видны следы поспешного отъезда. Туся машинально принялась убирать разбросанные вещи.
– Ты больная? – накинулась на нее Алька. – Давай тащи альбомы. Да не расползайся ты в манную кашу, может, все еще и не так…
– Так, я чувствую, что так… – едва слышно прошелестела Туся. И пошла за альбомами. – Вот! Правда, я не уверена, что тут есть его фотографии… Я так поняла, что он не был Ниночкиной великой любовью…
– Ну и что? Мало ли чьи фотографии мы храним.
– Но ведь прошло столько лет, мы можем его не узнать. Лешке тридцать пять, а папаша смылся, когда ему было два…
– Алименты хоть платил?
– Платил, кажется.
Алька принялась энергично листать альбомы, а Туся сидела в кресле, бессильно уронив руки и закрыв глаза. В голове не было ни одной мысли, только бесконечная усталость.
– Так, посмотри, это кто?
Она открыла глаза.
– Это Ниночкин брат, Лешкин дядя.
– А это?
– Не знаю, но не он.
– Точно?
– Точно.
– Блин, ты тоже смотри, быстрее будет.
– Не хочу.
Алька возмущенно запыхтела.
– Так, – проговорила она вскоре, – а вот это, я подозреваю, он. Хорош, обалдеть можно. Посмотри, он?
На фотографии был совсем маленький, не больше года, Лешка, которого держал на руках… Кирилл, молодой, ослепительно улыбающийся, с веселыми глазами.
– О-о-о-о-о! – застонала Туся.
– Значит, он! – с торжеством констатировала Алька. – Да, нехилый мужичок. Просто то, что доктор прописал. Правда, это было в незапамятные времена, но видать, хорошо сохранился, если ты так повелась… Но все равно козел и мерзавец! Скажи спасибо, я вовремя сообразила, а то могла бы дров наломать…
– Но что же мне делать? – взмолилась Туся.
– Поехать к нему и все сказать в лицо!
– У меня нет сил.
– Завтра скажешь. У вас же свиданка назначена, вот поедешь и скажешь. Хотя нет, ты ж при виде его небось сразу трусы скинешь, вот он тебе мозги и запудрит. Ночная кукушка и все такое… Ты лучше позвони и назначь встречу на нейтральной территории, в каком-нибудь кафе.
– Нет, Алька, не стану я с ним встречаться. Зачем? Я просто позвоню и скажу… Или нет, позвони ты…
– А я тут при чем?
– Позвони и скажи, что я все узнала и больше не желаю его видеть…
– Я могу. Мне ништяк, но только так все же не делается. А потом я же буду виновата. Нет уж. Звони сама. Наберись храбрости и позвони.
Алька схватила трубку радиотелефона и сунула ее Тусе в руки.
– Звони давай, скажешь все – легче будет.
– Нет, сейчас он спит.
– А ты почем знаешь?
– Он сказал, что поедет и ляжет спать…
– Ничего, проснется!
– Нет.
– Тебе его жалко? Он утомился, бедненький, трахая жену сына, и теперь отдыхает! Сволочь!
– Знаешь, Аль, если я не позвоню и завтра не приеду, он поймет…
– Ерунда! Он решит, что ты заболела или у тебя что-то случилось… О своей вине он подумает в последнюю очередь, можешь мне поверить, я эту породу знаю. Звони.
– Я не помню телефон наизусть.
– Хорошо, где твоя записная книжка? Или он у тебя в мобильнике забит?
– Алька, ну что ты меня мучаешь? Мало тебе, что ты меня ножом ударила, так надо еще этот нож поворачивать в ране, да?
– Ах это я тебя мучаю? Я нож поворачиваю? Да еще какой пошлый, затертый образ! Я не обижаюсь на тебя только потому, что жалею. Ты, дура, влипла черт-те во что…
– Я не влипла, я влюбилась… страшно, смертельно, до потери пульса… Никогда ни с кем, слышишь, никогда и ни с кем мне не было так легко, просто, весело… у меня не было никаких тяжелых мыслей, я сразу ощутила такую радость жизни, какой никогда раньше не…
– А он оказался снохачом.
– Что?
– Он снохач, слыхала такое слово? Явление знаешь ли не новое, но если это уж такая охренительная радость жизни, то… Валяй, радуйся дальше, кто тебе запрещает? Можешь не волноваться, я язык за зубами держать умею. Радуйся на здоровье!
– Нет, теперь я не смогу. Не посмею уйти от Лешки… Бросить его ради отца, который тоже его бросил… Это двойное предательство… Даже тройное…
– Это еще почему?
– А Ниночка?
– Значит, просто бросить Лешку ради первого встречного трахальщика можно? Наплевать на Ниночкины с ним отношения тоже можно? А теперь нельзя?
– Теперь нельзя.
– Чушь собачья! Старомодное ханжество, предрассудки! Если ты так его любишь, плюй на все и торжествуй! В конце концов, Лешке вовсе не обязательно сообщать, что он его отец. Они могут никогда в жизни не встретиться.
– Нет, я не хочу так…
– А как ты хочешь?
– Я умереть хочу.
– Привет, приехали! Умереть от преступной любви – как романтично! Фу-ты ну-ты! Знаешь что, Туська, давай считать, что мы с тобой сегодня просто не виделись, я ничего не говорила! Забудь это как страшный сон. Вали в свой Прованс и будь счастлива.
– Ты правда думаешь, что это возможно?
– Почему нет, все в этой блядской жизни возможно.
– Я знаю, что делать!
– Интересно послушать.
– Я сейчас напишу ему письмо, а ты отвезешь его в гостиницу и отдашь портье.
– Ты в состоянии сейчас написать письмо?
– Я попробую. Коротенькое совсем.
– Что ж, может, это и вправду проще всего.
Туся пошла на кухню, захватив листок бумаги, села за стол и, ни секунды не думая, написала:
«Кирилл, я только что узнала, что ты отец Алексея. Я тебя люблю, наверное, мне будет тяжело, и, наверное, я не смогу без тебя жить, но все дальнейшее попросту невозможно. Это чудовищно и непереносимо для моей совести. Не надо меня искать, хотя я не собираюсь прятаться. Давай поставим точку. Туся».
– Алька, готово! – крикнула она.
– Да ты что? – вбежала на кухню подруга. – Уже? Круто! Можно прочитать?
– Читай, – пожала плечами Туся. Ей, как ни странно, стало немного легче.
– Да, я в жизни читала более изысканные послания, но ничего, краткость сестра таланта так, кажется?
– В данном случае краткость сестра не таланта, а страха и отчаяния.
– Слушай, завязывай с мелодрамой! Страх, отчаяние… Не страх, а трах! Рассматривай эту историю как эпизод! Классный эпизод с классным трахом, и все. Остальное – мелодрама не лучшего пошиба. Даже, я бы сказала, с душком. Но, безусловно, не трагедия. Слава богу, спохватились вовремя. Ничего, Туська, не смотри так горестно, у тебя сейчас глаза точь-в-точь как у твое Мамзика. Не горюй, подруга, все не так плохо. Есть муж, который тебя, безусловно, любит, даже если и бегает на сторону. Ничего, ты тоже сбегала, и вы квиты. У тебя потрясная свекровь, о такой можно только мечтать, хорошая квартира, офигительный котенок… Что тебе еще надо?
– Что мне еще надо, того уже не будет.
– Ну и правильно. Нам такой роман не нужен, он как-то отдает инцестом… Ну пошли, отвезу тебя домой и поеду в отель. А кстати, что там с абажуром?
– Я нашла… Нашла ткань, бахрому…
– Когда закончишь?
– А разве это срочно?
– Еще бы! Это уже вчера было надо! Перед Новым годом такая лампа улетит с песней!
– Хорошо, я завтра сделаю!
– Нет, ты прямо сейчас пойдешь домой и займешься. Работа лечит! Завтра вместе поедем и отдадим! Может, и новый заказ получим, если этот понравится. Поняла?
– Поняла, – кивнула Туся. Когда ею распоряжались достаточно властно, она подчинялась, видимо, сказывалась балетная дисциплина.