Королева мести - Швейгарт Джоан (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗

Я лишь раз посмела выглянуть из укрытия, и когда я заметила, что Сигурд запнулся на полуслове и покраснел, то поняла, что он увидел меня боковым зрением. Меня тоже охватил жар, и я сползла в укромное место, чтобы предаться приятным мыслям. Только Гуторм продолжал выглядывать из-за стены, чем мог выдать наше укрытие. Я схватила его и попыталась затащить обратно, но он узнал Сигурда, и теперь его было не удержать. Я представляла себе, как эта картинка выглядела со стороны: ребенок, выскакивающий из-за дома и отбивающийся от руки, которая тянула его назад. Поэтому, услышав внезапный взрыв смеха, я поняла, что мы обнаружены. Я подождала, пытаясь понять, будет ли ругать меня Гуннар, и, ничего не услышав, медленно вышла из укрытия, придерживая одежду так, чтобы не было заметно, что она порвана.

— Посмотри, сестра, — сказал мне Гуннар. — К нам сегодня приехал твой друг. — Я подняла глаза и встретилась взглядом с Сигурдом. Но Гуннар тут же обнял его за плечи и со смехом развернул в сторону нашего дома.

К тому времени все франки уже спешились, и некоторые слуги побросали свои дела и стали распрягать лошадей. Когда франки отправились в дом, а слуги повели их лошадей, я смогла внимательно рассмотреть прибывших, чтобы понять, кто на этот раз приехал с Сигурдом в наши владения. Конечно, стариком оказался Грипнер, дядя Сигурда, и теперь, успокоившись и снова обретя способность мыслить, я поняла, как странно видеть его здесь. В прошлый раз, когда мы встречались в Вормсе почти год назад, он уже жаловался на то, что стал слишком стар для дальних поездок верхом. А теперь он здесь, в Сабаудии, которая находится гораздо дальше нашего предыдущего поселения. Да и вообще, удивительно, что франки приехали так рано, в самом начале сезона посевов.

Гость, последним вошедший в наш дом, тоже оказался мне знаком. Реган, гном, был советником Сигмунда, отца Сигурда. Грипнер и Реган никогда особо не ладили, и после смерти Сигмунда гном перестал сопровождать глав рода в поездках. Я уже давно не видела Регана и сейчас была совсем не рада его лицезреть. Гномы стары, как само время, и встретиться с ними, особенно если они тебя не любят, — плохой знак. Реган меня вовсе не любил. Он вообще не жаловал всякого, кого считал соперником во влиянии на Сигурда. То, что он приехал вместе с Грипнером, говорило о важности их визита.

Я взяла Гуторма за руку, и мы побежали к домику Марты. Старой Марты не оказалось дома — скорее всего, ее позвали помогать матери по хозяйству, когда увидели подъезжающих франков. Но я знала, она не обидится, если я зайду в ее отсутствие и воспользуюсь нитками, чтобы заштопать дыру на платье. Закончив починку, я повела Гуторма к реке, которая огибала восточную часть наших полей. Там, в тихой заводи, мы искупались. Теперь, снова чистые, в достойном виде, мы вернулись к могиле отца, чтобы закончить дело, начатое чуть раньше.

Гуторм, любивший вздремнуть в середине дня, когда солнце стояло высоко, был сонным и просто слушал, как я молила отца простить шалости брата. Решив, что отец удовлетворен моими молитвами, я стала просить прощения для себя — ведь меня обуревали желания, противоречившие его планам. У меня не было никаких оснований считать, что нынешний визит Сигурда имеет какое-то отношение ко мне, но я всем сердцем надеялась: он приехал, чтобы просить у братьев разрешения жениться на мне. Нам с Сигурдом исполнилось по восемнадцать, — мы как раз достигли возраста для раздумий о браке. Но в тот самый момент, когда я умоляла отца послать мне знак о перемене его решения, я знала наверняка, что мое желание глупо. По пути в Сабаудию отец, уже предчувствовавший свою кончину, ясно дал понять братьям: его единственная дочь должна вступить только в тот брак, который послужит интересам бургундов. Мы уже были в прекрасных отношениях с франками и от брака с ними ничего не могли выиграть. Решение отца не стало для нас сюрпризом, потому что еще в Вормсе, когда речь заходила о моем замужестве, имя Сигурда не звучало ни разу. После смерти отца Гуннар, человек более суровый, чем отец в дурное время, взялся напоминать мне о его желаниях. Брат велел мне не встречаться с Сигурдом наедине, случись тому навестить нас.

Я привела Гуторма к священным дубам, которые росли недалеко от нашего дома, позволила ему прилечь и положить голову себе на колени, пока пела песнь о Бальдре. Я знала ее наизусть, мне нравилось, что я могу петь ее и предаваться грусти и жалости к себе. Бальдру однажды приснилось, что он принял жестокую смерть. Проснувшись утром, он рассказал об этом Фригг, своей матери. Поскольку Бальдру никогда не снились подобные сны, Фригг поняла, что это было предупреждением. Она обошла все живое: луну, солнце и землю, день и ночь, ветер, огонь и воду, дерево и камень, реку и гору, цветы, птиц и зверей, прося всех их поклясться, что они не причинят вреда Бальдру, доброму богу невинности и света. И все живое поклялось этого не делать. Только у одной омелы забыла Фригг попросить это обещание. Однажды она вспомнила о своем упущении, но лишь пожала плечами, потому что никто не станет ожидать зла от безвредной омелы.

Как же тогда повеселились боги! Они бросали в Бальдра камни и стволы деревьев, горящие факелы и многое другое, но все эти предметы не долетали до Бальдра и падали у его ног. Никому эта игра не приносила столько радости, как самому Бальдру. Однажды коварный Локи, который знал об омеле, потому что сам заставил Фригг забыть о ней, сделал игрушечный лук для Гота, слепого бога. Вложив вместо стрелы омелу, Локи указал Готу, куда стрелять. Из-за слепоты Гот не участвовал в этой игре и теперь был рад, что его пригласили. Он смеялся, когда омела взмыла в воздух. С ним смеялись все остальные. Но когда омела ударила Бальдра, и тот пал замертво, все замолчали. Все, кроме Локи и Гота. Их хохот громом разносился над каждым холмом, каждой долиной, каждой землей всех миров.

Гуторм уснул. В который раз я подумала, что он очень похож на невинного Бальдра и так же, как он, уязвим. Оторвав взгляд от его милого лица, я увидела, как мать спускается от дома, неся в одной руке кувшин с молоком, а другой — придерживая что-то, завернутое в полу ее юбки. Она улыбнулась, посмотрев, как спит Гуторм, но когда она передавала мне хлеб и сыр, достав их из складок юбки, стала серьезной.

— О чем они говорят? — спросила я, стараясь не выдать своего волнения.

— Ни о чем таком, что касалось бы тебя.

У меня оборвалось сердце, но я приняла хлеб и сыр, пытаясь казаться спокойной. Гуторм открыл глаза и, увидев еду, быстро сел и присоединился ко мне. Мать тоже немного поела, но мысли ее были чем-то заняты, и она то и дело оглядывалась на дом.

Мы закончили, и мать, стряхнув крошки с колен, поднялась на ноги. В солнечном свете ее стареющая белая кожа казалась тонкой, а морщинки возле рта и бровей — глубокими.

— Когда мужчины выйдут, — строго сказала она, — жду тебя на кухне. Не мешкай, поможешь мне печь хлеб. Сегодня вечером его понадобится много.

— А когда они выйдут?

— Я думаю, скоро, — ответила она, потом повернулась и направилась обратно в дом.

Гуторм закрыл глаза и тут же снова уснул, по-прежнему положив голову мне на колени. Я оперлась спиной о дерево и тоже собиралась последовать его примеру, но мысль о том, что Сигурд находится где-то рядом, не давала мне покоя. Я смотрела на двери нашего дома и ждала. Спустя некоторое время дверь отворилась, и наружу вышел гном, чтобы потянуться в свете солнца. Мне было некуда спрятаться, поскольку голова Гуторма все еще лежала на моих коленях, поэтому я просто затаила дыхание и стала глядеть в сторону, надеясь, что он меня не заметит.

— Эй, девочка! — услышала я и поняла, что меня увидели. Я подняла Гуторма и встала. — Скажи слугам, чтобы привели лошадей, — потребовал Реган.

— Вы не можете так скоро уехать, — выпалила я, не задумываясь.

Мне казалось, мать дала понять, что франки останутся на ночь. Но Реган лишь засмеялся и вернулся в дом.

Я выполнила его просьбу и поторопилась назад. Я как раз стояла среди дубов, когда мужчины покинули дом и сели на своих коней. Сигурд вышел последним, но по обе стороны от него стояли Гуннар и Хёгни. Поэтому я не посмела подойти к Сигурду, а оставалась возле деревьев, пока он меня не заметил. Увидев меня, он сделал почти неуловимый жест подбородком в сторону севера. Если бы за ним в этот момент кто-либо наблюдал, то решил бы, что Сигурд просто смахивает со скулы золотой локон или подставляет лицо полуденному солнцу. Потом он сел на коня и тронулся вперед вместе с остальными. Они поехали через пастбища, в лес, к югу.