Превращение духа - де Куатьэ Анхель (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗
Скажите мне, зачем отреклись вы от Себя самих, и я скажу вам, где покоится схоронившееся! Для других вы делали это, но ничего другим тем не сделали вы, а только себе! Перед другими совестно вам быть эгоистами, но должно быть вам совестно, мертвецы, перед собой Самими не быть ими!
Скажите: "Я украл, я вор. Я убил, я убийца", воры счастья собственного, убийцы самих Себя! Все вы преступники, так покажите же мне лицо преступника, покажите мне своё лицо! Я хочу его видеть!
Нельзя начать с шага второго, ибо не бывает второго без первого. И не лгите мне, никого вы не любите, ибо вас Самих нет, шагающие только правой ногой, вычерчивающие крути на месте одном!
Видите вы бледное тело мальчишки этого, камнями побитого? Это отражение страха вашего! Любуйтесь же, справедливые, собственным отражением вашим! Хватит кривых зеркал! Хорошо вам?!
Не подступила ли теперь желчь к горлу, не душат ли слёзы вас, не режет ли глаза ваши болью? Нет, не у преступника бедна душа, а у судьи его! Ибо нет зла иного в мире этом, кроме страха вашего.
Многое зовёте вы «злом», а зла самого и не видите. Возьмите же в руки свои камень, окровавленный вами, и ударьте себя! Бейте же с мощью неистовой, бейте себя по лицу, бейте! Я знаю, что такое зло ваше!
Чёрствость сердец ваших, закостеневших от страха, — вот это зло! Но всё думаете вы, оцениваете, рассуждаете с лицами умными — так это страх ваш, слепцы!
Защищайте же самих Себя от себя, ибо вы — страх! Право, нет у вас врага большего, чем вы сами! Бейте же себя, бейте! И умрите же наконец, мертвецы! Довольно уже вашего спиритизма!
Лица безумных — вот зеркала ваши! Смотритесь же в них — таков вердикт суда вашего! Навечно укрылись безумные в мирах своих, но разве иначе поступили вы, мнимо здравствующие? И разве не от одиночества вашего холодно вам и страшно?
Но не только вам страшно, и не только вам холодно, но вам и душно ещё! Так дуйте же на тлеющие угли, жарьте себя на огне медленном страха собственного! Вы так это любите! Ибо только страх свой и любите вы, но не самих Себя!
Лелеете вы страх свой, служите ему раболепно, как верные подданные, «добром» называете вы свою смерть! Кому же добро делаете вы смертью своей? Мне вы не делаете добра этим, а себе и подавно!
Только эгоист жить может, ибо не судит он, но предуготовляет Себя самого для Другого, которому и подарит он дорогое самое, что есть у него, — самого Себя, а не отбросы чёрствые добродетелей ваших!
И знайте же: не нужны Другому ни тлен телес ваших, ни мощи добродетельных аур, что окурены ладаном, но жаждет он жизни вашей, ибо жизнь нуждается в жизни!
Обнимите преступника — вот единственное, что ждёт он от вас, вызывая гнев ваш в умах ваших. Ибо не важно, как взывает он вас о вас же Самих. Он предстал пред вами нагим, как и следует эгоисту!
Так признайте же дело, но не форму его, не содержание, ибо есть только дело! Но всё у вас шиворот-навыворот, ибо зрит пустота пустоту только! Что ж вы удивляетесь его безумию? — это ваше безумие!
Признавая страх свой, ужас свой преступая, обретаете вы силу ног ваших. Танцуйте же теперь, танцуйте на похоронах страха вашего! И плачьте, плачьте о том, кто не может более танцевать с вами!
Плачьте о том, чья кровь, вашим страхом пролитая, не утолила голод страха вашего, но сделала его явным, а вас — способным смеяться, смеяться на похоронах страха вашего!
Я же не буду более потакать страху вашему. Но смеяться буду в лицо ему, и если это ваше лицо, то не я виной унижению вашему, но вы сами! Страх теперь или задушит вас, или задохнется он от моего смеха!
Я вор и преступник, я украл страх ваш смехом своим над страхом вашим! Теперь побейте меня камнями, если хотите, — вот вам моё лицо! Я не сумасшедший, я вор!
Слышите, я вор, я ваш украл страх, я преступник! Смешно вам?.. Так смейтесь же, смейтесь же надо мной! Пусть смех поглотит смех, пусть смех напитается смехом!
Не боюсь я смеха вашего, и я рад ему! Я хочу, чтобы обняли вы меня, ибо я наг и мне без вас холодно! Но не жгите меня своим страхом студёным, ибо, кроме вас Самих и желания вашего, — ничего мне не надо!
Только эгоист желает, только его желание сделает счастливым Заратустру вашего! Это зову я добром! Это добро!»
Так говорил Заратустра, когда в вагоне метро мы заприметили мальчишку, что пробегал мимо нас в переходе. По всей видимости, ему удалось уйти от преследователя, что, впрочем, не избавило мальчонку от страха.
Бледный и худой, он стоял около двери, напряжённо сжимал кулачки, оглядывался и нервно сучил ножкой в разбитом ботинке.
— Пойдём, — тихо сказал Заратустра.
Мы прошли по вагону. Зар взял грязные кулачки мальчика в свои руки и сел перед ним на корточки.
— Ты меня боишься? — спросил Заратустра, глядя на малыша снизу вверх.
— Нет, — соврал мальчишка и попятился назад.
— Вот и молодец! — добродушно улыбнулся Зар. — За смелость тебе полагается мороженое. Хочешь мороженого?
— Нет, — снова соврал сорванец.
Зар рассмеялся.
— Я не знал ещё такого мальчишки, который бы не хотел мороженого!
— Хочу, — тихо признался мальчик, смутился и заплакал.
Зар обнял мальчика.
— Плачь, малыш, плачь. Будет тебе мороженое, ты заслужил.
Мы сидели в кафе. Зар что-то оживлённо рассказывал. Мальчик ел мороженое и, стараясь казаться взрослым, слушал наш разговор, нарочито глядя исподлобья.
— Теперь ты отдашь мне мой бумажник, — сказал Зар мальчонке, когда мы окончили нашу трапезу.
Странно, а я и не заметил, как Зар лишился бумажника. Мгновение я был занят этим новым для меня обстоятельством, а мальчик уже сорвался с места и стремглав бросился к выходу.
— Страшно? — крикнул вслед ему Заратустра, при этом лицо его оставалось спокойным, а сам он смотрел в опустевшую вазочку из-под мороженого.
Мальчишка остановился у двери кафетерия, секунду раздумывал, потом повернулся, посмотрел на Заратустру, затем на мой оторопевший взгляд, подошёл к нашему столику и, насупившись (верно, чтобы сдержать слёзы), молча положил бумажник на его искусственный мрамор. Заратустра достал из него деньги и засунул парнишке в карман.
— Если ты хочешь, мы можем отвести тебя в приют. Тебе ведь некуда идти?
Мальчик помедлил и в знак согласия еле заметно качнул головой. Через пару часов он уже сидел в изоляторе приюта, где я когда-то работал. Пожилая санитарка суетилась вокруг вновь поступившего малыша, причитала и охала, как она любит. Мальчик делал вид, что ему неприятна эта забота, но трудно было не заметить смущённую радость, наполнявшую его изнутри.
— Ты всё ещё думаешь, что страх — это дело? — спросил его Зар, когда санитарка вышла позвать дежурного врача для профилактического осмотра.
— Нет, — тихо, но уверенно ответил малыш.
— Вот и хорошо. Ничего не бойся.
Они обнялись и смеялись потом, глядя друг другу в глаза, а я почувствовал, что глаза мои намокли, но мне не было совестно — это не сентиментальность, это радость.
