Песня орла - Роджерс Мэрилайл (список книг txt) 📗
Линет покачала головой, стараясь забыть манящую темноту его взора.
– Нет, ты принц и рыцарь везде, в Нормандии ли, здесь… и на землях Рэдвелла тоже.
Они остановились у маленького оседланного ослика, и принц, как-то странно согретый таким убеждением Линет, снова растопившим броню его цинизма, даже ласково похлопал его по спине.
– Я только не понимаю, почему ты был сначала в Нормандии? Почему там прошел рыцарские испытания? – Девушка хотела только удостовериться, что герой ее действительно рыцарь, но почему-то эта ее реплика вызвала у принца глухое раздражение. Правда, секунду спустя он осознал, что слова о Нормандии поначалу были произнесены им самим, но все же подобной информации нечего давать волю.
– Я расскажу тебе о тех десяти годах, что я провел в Нормандии, в тот день, когда ты освободишься. – Голос принца был ровным, но лицо его стало мрачным и замкнутым.
Линет опустила глаза и кивнула. Слава Богу, что он не знает про откровенные рассказы Пайвела, но лучше уж не смотреть в эти огненные глаза, которые, кажется, могут выведать любой секрет. Девушка осторожно дотронулась до грубой шкуры ослика.
– Я был послан туда как залог безопасности мирной торговли между моим отцом и норманнским завоевателем Англии. – Не успели эти слова сорваться с его губ, как Райс уже проклял себя за столь ненужную откровенность в вопросе, который он никогда и ни с кем не обсуждал. За сказанной короткой фразой стояла трагедия, и Орел огромным усилием воли отогнал от себя картину последнего разговора с отцом, те раскаленные слова, которыми они тогда обменялись, то его страстное нежелание отправляться в изгнание. Рана эта кровоточила до сих пор. Тогда он все-таки подчинился и уехал, но гордость не позволила ему даже в последний раз обернуться на родной дом и на ждущего его взгляда отца. Это тоже было горько, и Райс подавлял свои воспоминания о ссоре с отцом годами, – а вот сейчас эта маленькая невинная коноплянка своим вопросом пробила брешь в железном ограждении его воли.
Чтобы видение рассерженного отца, провожающего в неволю упрямого сына, исчезло окончательно, Райс осторожно нашел под плащом тоненькую талию своей спутницы, совсем потерявшуюся в многочисленных складках. Линет была невесома как сон, и, злясь теперь уже на свою безудержную чувственность, толкавшую его на явное насилие, принц резко отвел лицо, чтобы его не коснулись шелковистые пышные волосы. Он слишком хорошо помнил обещание, данное ее отцу, и не хотел потерять свое честное имя.
Когда без всякого предупреждения две сильные руки подхватили Линет, ей ничего не оставалось, как уцепиться за широкие плечи – единственную опору в пошатнувшемся вдруг мире. Но плечи под ее прикосновением содрогнулись, отчего девушка задохнулась, и сладкий странный стон остановился у нее где-то меж легкими и глоткой. Словом, как только тело ее оказалось в седле, она резко отдернула руки от опоры, которая обжигала ее бесовским огнем.
Райс остался в недоумении – что это: страх или влечение? Или то и другое одновременно? вместе? Он сумрачно уставился на тропу, знакомую ему настолько, что, пожалуй, она была уже и не нужна, и погрузился в молчание, длящееся до тех пор, пока они не вошли в еще полупрозрачный весенний лес. Тут он неожиданно почувствовал потребность договорить начатое у дома до конца.
– В Нормандии меня держали заложником дворяне. К счастью или нет, но герцог запретил графу Маршану держать меня в оковах или даже в одной из секретных камер донжона. Бедняге осталось лишь признать, что мое воспитание и военное образование заметно отличаются от полученного им, и возвел меня в ранг своего воспитанника. Таким образом, следующие несколько лет я провел пажом, а затем и сквайром.
Пока черные глаза угрюмо смотрели в землю, а жесткие губы скупо роняли слова, Линет с тоской осознала, как тяжело пришлось этому человеку в Нормандии. Повидав в Рэдвелле немало мальчиков, готовящихся принять первые испытания рыцарства, она понимала, как унизительно и позорно было уэльскому юноше учиться наряду с десяти-двенадцатилетними малышами и, что самое ужасное, – под насмешливыми взорами взрослых мужчин.
– Но все же ты стал рыцарем, – Линет произнесла это с мягкой уверенностью.
– Клянусь. – В голосе Райса послышалось холодное торжество. – Моя гордость заставила меня, не умеющего ничего, стать лучшим во всех предлагаемых мне испытаниях! – И гордость эта неожиданно сверкнула из черных глаз, ослепляя Линет. – Времена изменились, и теперь, благодаря своим рукам, своему мечу и своему таланту стратега, которым только и можно выиграть битвы, я заслужил репутацию самого доблестного воина. Я стал Уэльским Орлом.
Глаза Линет потеплели и снова стали похожи на расплавленный мед – она была потрясена восхождением своего кумира так же, как когда-то Пайвел.
Чувствуя, что с этим признанием он стал девушке ближе и опасаясь укрепления этой хрупкой связи, Райс с ледяным лицом добавил к своему рассказу еще одну подробность, которая, он был уверен, сразит его нежную противницу наповал:
– Но до этого наравне с родным сыном моего воспитателя я был посвящен в рыцари самым герцогом Вильгельмом.
При этих словах лицо принца сделалось совершенно бесстрастным, даже малейший намек на цинизм ушел с него. Сердце Линет сжалось; она прекрасно понимала, какими тяжелыми были эти долгие десять лет для принца Уэльского – ведь ему всегда приходилось быть начеку, так как окружение двора и его воспитатели только и ждали, что он сделает какой-либо промах, ошибется, оступится… Но гордый Орел ни разу не дал им повода для подобной радости. Девушка тяжело вздохнула.
– Быть посвященным в рыцари самим королем – высокая честь, и потому мне кажется маловероятным, чтобы такое отличие было оказано иностранцу… – Линет опомнилась и еле слышно договорила: – Мой отец был одним из самых горячих сторонников короля Вильгельма.
Лицо Райса вспыхнуло, и он оборвал девушку, наполовину отвечая на ее слова, наполовину – продолжая собственную мысль:
– Я, как и мой отец, клялся в верности английскому королю, и вместе обсуждали мы графа Годфри и… все, что по его милости здесь творится.
Воспоминание об этом разговоре, касающемся данных графом клятв и необходимости их исполнения, придало холодному лицу принца некую насмешливую надменность, несмотря на то что эта беседа с королем была одним из самых приятных моментов из старательно забываемого им прошлого.
Линет совсем смутилась, не сомневаясь больше, что все возрастающая холодность принца связана с разговором о ее отце. Она быстро опустила глаза в землю, покрытую весело чередующимися пятнами тени и света, стараясь не глядеть на призывно зеленеющий шатер юных листьев у них над головами, а заодно и придумать более приятную тему для разговора.
– Но зато после столь долгих лет возвращение на родину должно было быть весьма радостным? – Нелепые слова, торопливо срываясь с губ, заставляли девушку краснеть все больше.
– О, разумеется! – Неуклюжие попытки Линет сменить беседу вызвали у Райса суховатый смешок. – Настолько радостным, насколько это может быть, когда тебя встречают обнаженными мечами и известием, что твое право царствовать узурпировано другим.
– Но как же так получилось? – Несмотря на то что от Пайвела девушка уже знала, что последние годы жизни принца окутана какой-то мрачной тайной, она не ожидала такой злой боли. – Наверное, твой отец…
Но не успела она закончить фразы, как Райс властно остановил ее.
– Мой отец был к тому времени уже мертв. Он умер, не дожив до моего возвращения меньше года. Некий Ллойд, старик, тут же взял в жены мою сестру и ее именем присвоил себе все отцовское наследие.
– Но ты же мечом вернул его обратно! – Утверждение Линет было лишь простой вежливостью, но восхищение, прозвучавшее в ее голосе, неожиданно обрадовало Райса, и боль покинула его душу. Ответ был слишком пылок и нежен для дочери врага, и в награду он послал девушке такой взгляд, который своим черным жарким золотом опалил ее с ног до головы, заставив почувствовать себя почти в объятиях этого удивительного человека.
