В плену страсти - Лемонье Камиль (электронные книги бесплатно txt) 📗
Монашка, бодрствовавшая с нами, коснулась меня рукой. В ее руках была ветка самшита, омоченная святой водой. Между двумя молитвами она окропила покровы и теперь передавала мне ветку, чтобы и я в свой черед окропил крестообразно углы кровати каплями благодатного дождя.
И только тогда я вспомнил, что мой отец был мертв.
XVII
Я был свободен. Мог устроиться, как хотел.
К несчастью, мои воспитатели не научили меня жизни, как не раскрыли ни священной красоты моего тела, ни тех здоровых наслаждений, которыми оно могло дарить меня.
Мне говорили:
«Быть человеком — есть зло. Беги всякого искушения, которое может возбудить в тебе природа. Запрети себе всякое непроизвольное движение твоей внутренней жизни. Ты будешь в силах гармонически прожить ее лишь, если будешь считать низшими и гадкими органы, благодаря которым участвуешь в вечности Вселенной».
Позднее мне говорил отец:
«Я сделаю из тебя судью, ибо в силу священного характера магистратуры судья, как бы он ни был плох и распутен, облечен уважением людей».
Таким образом, внешние влияния заменили свободные проявления моего сознания. Я не пережил даже того состояния познания дикаря, первобытного лесного человека, который, желая узнать направление ветра, поднимает кверху палец. Ныне зверь, рожденный во мне из стыда к позорным органам, сжигал мою кровь, как пламя.
Оставшись господином своей судьбы, я продолжал испытывать на себе результаты ложного воспитания, которое низвело меня в разряд безличных существ. Я мог бы направить жизнь согласно своим наклонностям и этим вознаградить себя за лишения моего безрадостного детства.
Отец мне оставил достаточно наследства, чтобы я мог слушать своего внутреннего голоса, одних лишь личных побуждений. Но я без всякого интереса к тяжбам и договорам разных глупцов безучастно принялся изучать право.
Родительский дом достался мне пополам с сестрою. Я оставил его на попеченье одной из двух горничных, именно той, которая знала еще моего деда и, казалось, сама составляла принадлежность этого дома в силу своей долголетней службы.
Я мечтал приехать сюда в один прекрасный день с молодой, умной и любимой женщиной — моей будущей женой. Эта мечта о безмятежной жизни вдвоем в уединенности небольшого городка родилась во мне снова в четырех стенах дома, когда меня коснулись мощные черные крылья.
И, однако, я наверное знал, что удар с моим отцом произошел на пороге дома с закрытыми ставнями. Какая, — увы, — ирония судьбы! Он считал своею единственною гордостью казаться серьезным и целомудренным человеком и вдруг его публично сразила смерть на той улице, которой избегали все порядочные люди. Таким образом, еще один лишний раз обнаружилось бессилье нашего рода противостоять гибельному очарованью женщины.
В городе недолго продолжалось мое спокойствие. Я видел ясно, что смерть близкого мне человека не сделала меня благоразумней.
Мне привелось однажды почти лицом к лицу столкнуться с моей странной спутницей. Она всегда была одета в черное, и ее лицо было скрыто под вуалью. Я не сомневался больше, что она жила в том же городе, где и я.
Каждый раз при встрече мы обменивались взглядами сквозь легкую дымку ее узорчатого кружева. И каждый раз эта женщина проявляла как будто интерес ко мне. Казалось, она относилась к случайности наших встреч, как к предвиденному и нестоящему внимания факту. Я же, наоборот, испытывал при этом какой-то магнетический ток, еще с большей остротой восстанавливающий мое прежнее болезненное ощущенье.
Тяжелая, давящая боль и тоска угнетали мое сознание, как какая-то предопределенность, связывавшая меня в туманных тайниках моего существа с этой спутницей. Я начинал приходить к заключению, что у существ с повышенной чувствительностью нервные волокна как бы заранее предчувствуют неизбежный ход событий.
Время от времени я встречался с нею. И постоянно какое-то необъяснимое влечение заставляло меня следовать за ней до тех пор, пока случайное скопление экипажей или людей не скрывало ее из моих глаз.
Я попробовал было убедить себя, что все это какая-то тайна. Этим я пытался оправдать пред самим собой слабость своей воли.
Я никак не мог узнать где, в каком доме города она жила. Она оставалась для меня загадочным виденьем, которое выплывало из области неизвестного и снова затем погружалось в него бесследно.
XVIII
Из загадочных сцеплений обстоятельств, помимо нашего сознания, возникают события жизни так, что мы оказываемся друг для друга простыми пешками в руках шахматиста, которого непреложный порядок заставляет осуществлять свои конечные цели. Мы не знаем, куда идем. Но вечные законы знают это, и мы не можем сделать ни единого шага, который не был бы предопределен заранее и не приближал бы нас к грядущим нам навстречу событиям. И все совершается очень просто, причем обстоятельства, от которых зависят наиболее важные мгновения нашей жизни, продолжают быть самыми ничтожными и едва уловимыми факторами, подготовляющими осуществление загадочной, конечной цели. И, однако, эти обстоятельства, эти факторы в своих бесконечных разветвлениях одни имеют только истинное значение, так как ничто не может произойти помимо них и все то, что происходит, выливается в почти одинаковые формы радости и скорби.
Нужна была болезненная наследственность моего рода, усиленная к тому же пуританским и лицемерным воспитанием, моя ненормальная идиосинкразия, страшные пытки и терзания при приближении всякой женщины, нужны были не только физические немощи, но еще и различные другие внешние причины — сразивший отца удар и мой внезапный отъезд, — чтобы эта женщина и я, никогда не встречавшиеся раньше, — разве лишь в случайных отражениях предопределения, — пришли в заранее условленный час и по различным путям на свиданье, которое, казалось, указано было нам судьбой. Самая обыкновенная и, однако, вместе с тем необычайная встреча столкнула нас лицом к лицу и мы не обменялись друг с другом ни словом. Однако, моими движениями руководила чья-то рука, хотя я думал, что совершаю их свободно.
Эта рука сплетала сеть моей судьбы.
И, покорясь велениям судьбы, я порвал со своей теткой из-за ее мелочного и придирчивого характера, который с годами стал еще невыносимее. Это был, по-видимому, незначительный факт, но так как я вынужден был приискать себе другое помещение, то он получил в моих глазах решающее значение в моей жизни.
Когда я переносил свои книги и чемоданы, составлявшие все мои пожитки, в свое новое помещение, на площадке лестницы я столкнулся лицом к лицу с моей незнакомкой. Я почувствовал, как забилось мое сердце. Она первая легким кивком головы поклонилась мне. Я ни за что бы не переступил порога этого дома, если бы уже не перенес часть своих книг и чемоданов. И все-таки это еще вопрос: я вернулся бы снова сюда, ибо именно здесь должен был раскрыться мне смысл моей жизни.
И, так как она старалась протиснуться между чемоданами, я извинился, выразив удивление встретиться с ней при таких обстоятельствах.
Она не высказала ни малейшего удивления. Сказала мне спокойно со своей бесчувственной маской на лице:
— Это вполне естественно. Я снимаю помещение над вашим.
Так мало пришлось сделать этой женщине, чтобы завлечь меня. А я уже принадлежал ей со всей дикой яростью моей страсти.
Ничто не могло быть менее романтичным, чем эта встреча. Вся ее таинственность заключалась лишь в тех подготовительных обстоятельствах, которые сделали ее неизбежной. Я проник в жизнь этой женщины так же фатально, как сама она появилась в тот час, когда я отправлялся к моему отцу, покоившемуся между восковыми свечами. Нами обоими руководили события, приблизившие нас друг к другу и ставшие господами нашей жизни.
XIX
Однажды под вечер (это уже был третий вечер со дня моего переезда) Од прошла мимо моей двери. Я обыкновенно выходил из своей комнаты лишь после того, как слышал, что она сходила по лестнице, и потом уже и сам спускался на улицу. Она не обижалась, что мои шаги раздавались позади. Шла она, стройная и корректная, не оборачиваясь, походкой честной мещанки, останавливаясь у витрины то того, то другого магазина — и затем входила в церковь.
