Солнце сквозь снег - Робинс Дениз (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
— Нет, — ответила та едва слышно. — Мне так тяжело сейчас. Джейн хочет, чтобы я поехала с вами на пикник. Но… я ухожу к Чарльзу Грину. Мы с мужем разводимся. Я сегодня уезжаю. Навсегда. Уже ничего нельзя изменить. У меня просто сердце разрывается… но я ничего не могу сделать. Вам придется как-то сообщить об этом девочкам… придумайте что-нибудь. Что угодно. Скажите, например, что бабушка… то есть моя мать… что она заболела и я уехала ее проведать.
Элизабет с сомнением покачала головой:
— К чему вся эта ложь?
Люсия отвернулась и уткнулась лицом в подушку.
— Поздно идти на попятный. Прошу вас, не мучьте меня, поверьте, я и так уже измучена до крайности.
Элизабет вышла и закрыла дверь.
Люсия чувствовала, что держится из последних сил. Увидев Джейн, она расстроилась. Как та ее целовала, прижималась к ней, болтала о всякой милой ерунде… А как она просила мамочку поехать с ними на пикник! От всего этого у Люсии щемило сердце, у нее было такое ощущение, словно Чарльз тянет ее за одну руку, а дети — за другую, и она разрывается между ними. Да, видимо, так будет и впредь, после развода, а Гай станет безжалостно наблюдать за этим и указывать ей, что она получила то, что заслуживает, раз больше не хочет жить с ним под одной крышей.
Ее вдруг охватил панический страх. Чем быстрее она уедет из дома, тем будет легче, иначе она просто сойдет с ума. Надо попросить Либби увезти куда-нибудь детей, чтобы она их не видела и не слышала.
За стеной было тихо. Гай, наверное, уже ушел к себе. Люсия выскользнула из постели, набросила халат, вошла в ванную и включила горячую воду. Она недовольно сморщила нос — здесь было много пару, жарко, всюду чувствовалось присутствие Гая. Запах его любимого мыла, мужской одеколон — все, что напоминало о муже, было ей отвратительно.
Когда она вернулась в спальню, дверь открылась и вошел Гай. Люсия сидела перед туалетным столиком и осторожно протирала лицо тампоном, смоченным косметическим молочком. Боже, как она бледна! Под глазами темные круги. Вид у нее просто ужасный. Нет, нужно привести себя в порядок, хотя бы ради Чарльза. Нельзя выглядеть на свой возраст, тем более ощущать себя старой.
Сзади на нее упала тень Гая, и Люсия увидела его отражение в зеркале — он был в деловом костюме, темно-сером, в тонкую полоску. Как всегда, тщательно выбрит, напомажен и подтянут. Она быстро взглянула ему в лицо и сразу поняла, что он тоже плохо спал эту ночь. У него был измученный вид.
— Доброе утро, Гай.
Муж не ответил на ее приветствие. Сунув в нагрудный карман шелковый платочек, откашлялся и сказал:
— Я все обдумал, Люсия, и хочу поговорить с тобой.
Она замерла, с тампоном и стеклянным флакончиком в руках, повернулась и посмотрела ему в лицо. Ей стало невыносимо тошно, ее вдруг охватила слабость.
— Я все обдумал, — с трудом выговаривая слова, повторил Гай. — Дело в том, что для моей репутации развод крайне нежелателен. Надо уладить это дело как-то по-другому.
Сердце чуть не разорвалось в груди Люсии. Она поставила флакончик на стол, встала, прошла мимо мужа и вынула сигарету из маленькой фарфоровой шкатулки, стоявшей у кровати. Ей нужно было срочно закурить.
— Боюсь, что по-другому это дело уладить не удастся, — сказала она наконец.
Гай негодовал. Он был беспредельно возмущен поведением этой женщины, из-за которой в одночасье потерял душевный покой. Он был из тех, кто любит спать спокойно, а сегодня ночью ему это не удалось. Он все время просыпался, вспоминая, что сказала ему Люсия. Его распирало бешеное желание ударить ее, унизить, причинить ей боль… Но за этим стояло другое желание — неодолимая страсть к ее телу, которая нисколько не притупилась с годами, а, напротив, только еще больше распалялась от ее недоступности и холодного презрения.
— Люсия, вчера ты меня оскорбила, оскорбила глубоко, когда заявила, что уходишь от меня к Грину. Я даже не знаю — понимаешь ли ты, что это будет значить для нас… для нас всех.
— Да, я все понимаю. И никто не скорбит об этом больше, чем я сама.
— Тогда тем более ты не можешь допустить этого. Не можешь своими руками разрушить наш дом, нашу жизнь, не говоря уж о том, как болезненно это скажется на детях.
Люсия глубоко затянулась сигаретным дымом. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось слышать упреки из-за дочерей. Она посмотрела прямо в глаза мужу:
— Гай, мы все это обсуждали вчера вечером. Тебе известно, что я не хочу навредить девочкам… и очень не хочу с ними расставаться, но после того, как ты узнал про нас с Чарльзом, развод стал неизбежен. Вчера, кстати, ты высказался на этот счет совершенно определенно. Ты сказал, что со мной свяжутся твои адвокаты, и не пожелал пойти мне навстречу в отношении детей.
Гай старательно избегал ее взгляда, вдумчиво разглядывая свои ногти.
— Вчера вечером я был расстроен. И у меня, согласись, были на то причины. Но я же тебе говорю — потом я все как следует обдумал и…
— Что ты хочешь мне предложить, Гай?
— Ну, в общем, я считаю, что развод — дело слишком громкое, вызовет много шуму, общественный резонанс, будет запятнано не только твое честное имя, но и моя репутация пострадает. Ведь никому неприятно признавать, что жена бросает его ради другого.
Люсия посмотрела на мужа с презрением. Она знала этого человека как свои пять пальцев и прекрасно понимала, что его беспокоит — нет, не то, что он теряет ее, и даже не сочувствие к дочерям, нет, он просто боится, что пойдут разговоры… боится огласки, сплетен, дурной молвы. Ведь услышав о разводе, люди всегда начинают говорить: «А-а, она ушла от него, значит, с ним что-то не так, должно быть, у нее была на то причина» и тому подобное.
— Я совершенно уверена, что твои друзья все поймут и проявят к тебе сочувствие.
— И вполне оправданно!
— Ты же не хочешь сказать, что готов смотреть сквозь пальцы… на мои отношения с Чарльзом?
Гай снова нахмурился:
— Нет, конечно. Я готов свернуть ему шею… впрочем, и тебе тоже.
Люсия присела на край кровати, сгорбилась, поникла — она была совсем без сил.
— Что толку об этом говорить, Гай? Я уже все решила, я же тебе еще вчера сказала. И мне на все наплевать, единственное, что меня тревожит, — это судьба моих дочерей.
Гай мрачно покосился на нее. Белки глаз у него слегка пожелтели. Видимо, сегодня у него шалила печень.
— Ну что ж, если тебе на самом деле так не хочется с ними расставаться, ты должна быть готова к капитуляции.
Жена устало подняла на него глаза:
— Чего ты от меня хочешь?
Он подошел и сел рядом с ней на постель. Шея и лицо у него налились кровью. Люсия настороженно поерзала, не зная, чего от него ждать. Но к тому, что произошло дальше, она оказалась не готова. Он взял ее за руку и, потянув к себе, зашептал глухим от волнения голосом:
— Люси, ты не должна меня бросать. Послушай, не делай этого! Я ведь тебе когда-то нравился. Мы с тобой уже столько лет вместе. Знаешь что, давай я все забуду про этого Грина, только перестань с ним встречаться. Возвращайся ко мне, прошу тебя… только по-настоящему… и мы начнем все сначала, а, Люси?
Она чувствовала у себя на шее его горячее неровное дыхание. Он начал покрывать ее страстными поцелуями, говорил, что не может без нее жить, что сходит по ней с ума так же, как много лет назад, когда они только познакомились, твердил, что страшно ревнует ее к этому молодому парню, но пересилит себя, все забудет, если только она готова ему помочь. Теперь у них все будет хорошо. Они поедут куда-нибудь отдыхать, одни, без детей, у них будет второй медовый месяц. Он повезет ее, куда она только захочет.
На мгновение Люсия замерла, не в силах ни пошевелиться, ни сказать что-нибудь. Она была потрясена этим всплеском страсти и нежности. Этого она ожидала от Гая меньше всего — что он захочет с ней помириться после того, что выслушал вчера ночью. Его прикосновения казались ей омерзительными. Хотя она прожила с ним шестнадцать лет, он казался ей чужим, посторонним мужчиной, который пытается чуть ли не силой овладеть ею. Она вся без остатка, душой и телом, принадлежала Чарльзу Грину.
