Примерные девочки - де Сегюр Софья Федоровна (книга бесплатный формат .txt) 📗
– Мне все кажется, вот-вот войдет мачеха, – вздохнула Соня. – Я беспрестанно забываю, что я у вас, что вы такие добрые и что я так счастлива!
Говоря это, Соня со слезами на глазах поцеловала руку госпожи де Флервиль:
– О, какая вы добрая! Всякий день я молю Бога, чтобы навсегда остаться с вами.
– Не этого надо просить у Господа, – покачала головой госпожа де Флервиль. – Надо просить, чтобы он помог стать тебе такой умной, послушной, доброй, чтобы смягчилось сердце твоей мачехи, и ты могла бы жить с ней счастливо.
Соня ничего не ответила, казалось, она считала этот совет неисполнимым. Маргарита посмотрела на госпожу де Флервиль так, точно считала ее слова невозможной вещью. Госпожа де Розбур заметила это и улыбнулась:
– Что с тобой, Маргарита? Что ты надулась, глядя на госпожу де Флервиль, точно мышь на крупу?
– Маменька, я не люблю… мне не нравится, что… что… – замялась Маргарита. – Я не знаю, как сказать, но я не стану молиться Богу, чтобы злая мачеха снова вернулась и принялась сечь бедную Соню.
– Госпожа де Флервиль и не говорила, что надо об этом молиться, – возразила госпожа де Розбур. – Она сказала, что Соня должна молиться о том, чтобы стать такой доброй, чтобы мачеха любила ее и сделала ее счастливой.
– Но, маменька, госпожа Фичини такая злючка, что не может сделаться доброй! Она так ненавидит Соню, что если вернется и возьмет ее к себе, то опять будет мучить, а вовсе не сделает счастливой.
Госпожа де Флервиль улыбнулась:
– Милая моя, для Бога все возможно: он может смягчить сердце госпожи Фичини. Соня должна молиться, чтобы стать такой доброй, что ее доброта смягчит сердце мачехи и та станет любить ее.
– И я хотела бы, чтобы госпожа Фичини стала доброй, но будет лучше, если она останется там навсегда, а Соня станет жить с нами! – не сдавалась Маргарита.
– Все это хорошо, Маргарита, и доказывает, что у тебя доброе сердце, но, рассудив, ты поймешь, что Соня, если мачеха будет любить ее, будет счастливее, живя с нею, чем с чужими, которые хотя и любят ее, но ничем не обязаны ей, и от которых она не имеет права ничего требовать.
– Правда, Маргарита, если бы мачеха любила меня, как тебя любит твоя мама, я была бы так же счастлива, как ты, и я не беспокоилась бы о том, что будет через несколько месяцев, – подала голос Соня.
– А все-таки я боюсь, что госпожа Фичини скоро вернется, – вздохнула Маргарита.
– И я тоже, – прошептала чуть слышно Соня.
После обеда дамы остались в гостиной работать, а дети пошли вскапывать свой садик. Камила и Мадлен поручили Маргарите и Соне отыскать несколько молоденьких кустиков красной смородины и малины, вырвать их с корнями и принести в садик, чтобы посадить там.
– Куда же мы пойдем? – спросила Маргарита.
– Я видела недалеко отсюда, у рощицы, и смородинные, и малиновые кусты, – объявила Соня.
– По-моему, лучше спросить садовника, – заметила младшая из девочек.
– Пойдем сперва посмотрим те, про которые я говорю, – скомандовала старшая. – Если нам не удастся их вырвать, мы попросим садовника помочь нам.
Девочки побежали и скоро увидели кусты, про которые говорила Соня. Как они обрадовались, увидев, что на них пропасть ягод! Соня набросилась на них и стала жадно запихивать ягоды в рот, особенно черную смородину, Маргарита, покушав немного, остановилась.
– Ешь же, дурочка, – сказала ей Соня, – пользуйся случаем!
– Каким случаем? – удивилась малышка. – Я ем ягоды каждый день.
– Они вкуснее, когда сам срываешь, а потом тут ешь, сколько хочешь. Господи, как хорошо!
Маргарита с удивлением посмотрела на подругу: она никогда не видела, чтобы ели с такой жадностью, с такой поспешностью. Когда Соня уже не могла больше есть, она вздохнула от удовольствия и отерла губы листьями.
– Зачем ты обтираешься листьями? – спросила Маргарита.
– Чтобы платок не запачкать, на нем пятна останутся от черной смородины.
– Ну и что? Платки всегда пачкаются.
– Если увидят, что я ела черную смородину, меня накажут.
– Какие глупости! Тебе и слова не скажут. Мы едим, что хотим.
– Как – что хотите? – удивилась Соня. – А вы не бываете больны оттого, что покушаете чересчур?
– А мы никогда не едим «чересчур», ведь обжорство – большой грех.
Соня покраснела и, чтобы Маргарита этого не заметила, предложила ей вырвать несколько кустиков красной смородины и отнести подругам. Девочки принялись за работу, но рядом послышались голоса Камилы и Мадлен:
– Соня, Маргарита, где вы?
– Мы здесь, здесь! Вырываем кустики.
Камила и Мадлен подбежали.
– Что вы тут делали без малого час? – поинтересовалась Камила. – Мы вас ждали-ждали, теперь пора уже идти заниматься.
– Да вы всего один кустик вырвали! – разочарованно протянула Мадлен. – Во что же вы играли?
– Да Соня набросилась на ягоды… – засмеялась было Маргарита.
– Замолчи, доносчица, как бы мне из-за тебя не досталось! – перебила ее Соня.
– А я тебе говорю, что ничего не будет, моя маменька не такая злая, как твоя, – отмахнулась малышка.
– Что такое? Что случилось? – вмешалась Камила. – Говори Маргарита, а ты Соня, не мешай ей говорить!
– Мы пришли сюда, и Соня все это время ела красную и особенно черную смородину, а я смотрела, как она ест. Ужасно, как она проворно ест! Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь так много ел! Любопытно было, – сказала Маргарита.
– Зачем ты так много ела, Соня? – испугалась Камила. – Ты же заболеешь!
– Не заболею, – буркнула Соня. – Просто мне очень хотелось есть.
– Есть хотелось? Да мы только что вышли из-за стола!
– Да мне не говядины есть хотелось, а черной смородины.
– Ха-ха-ха! Голод распространялся только на смородину?.. Но ты побледнела, тебя тошнит?
– Вовсе нет! – слегка рассердилась Соня. – Мне и еще есть хочется, и я могу сесть еще целую корзину черной смородины.
– Не советую, – предостерегла Мадлен. – Полно же, Соня, не сердись, пойдем с нами.
Соне было не по себе, и она, ни слова не ответив, пошла за подругами в комнаты. Всю дорогу она молчала. Камила, Мадлен и Маргарита, думая, что она дуется, говорили лишь между собой. Девочки вошли в классную, где маменьки ждали их, чтобы заняться уроками.
– Вы опоздали, дети, – заметила госпожа де Розбур.
– Мы бегали в рощицу за смородинными кустиками, это неблизко, маменька, – принялась оправдываться Маргарита.
– Не будем тратить времени попусту, дети, возьмите книги и тетради, – сказала госпожа де Флервиль.
Камила, Мадлен и Маргарита сели на свои места, Соня медленно подошла, не говоря ни слова. Эта медленность в движениях не ускользнула от госпожи де Флервиль.
– Какая ты бледная, Соня! – сказала она. – Что с тобой? Ты больна?
Соня слегка покраснела, девочки посмотрели на нее, Маргарита закричала:
– Вот тебе и черная смородина!
– Черная смородина? Что это значит, Маргарита? – спросила госпожа де Флервиль.
– Ничего. Маргарита сама не знает, что говорит. Я здорова, только… только… мне тошно немножко… пройдет.
Но Соня почувствовала себя дурно, она объелась смородины, и все это тотчас же узнали: смородина очутилась на паркете.
Госпожа де Флервиль поморщилась, молча взяла Соню за руку и отвела в спальню, где ее раздели, уложили, дали чашку липового цвета. Когда девочка выспалась, госпожа де Флервиль пошла узнать, лучше ли ей. Соня от стыда едва могла говорить:
– Благодарю вас, теперь лучше, пожалуйста, простите меня, вы были так добры, не высекли меня.
– Милая Соня, ты и без того наказана за свое обжорство, – сказала госпожа де Флервиль. – Ты больна, лежишь в постели, а мы скоро собираемся ехать к соседке, будем там есть вишни… Ачтобы сечь тебя, на этот счет можешь быть спокойна, я никогда этого не делаю. Надеюсь, впредь ты не станешь чрезмерно переполнять желудок. Я не запрещаю есть ягоды и фрукты, но есть их надо с умом, иначе недолго и заболеть.
