Зеркало для героев - Гелприн Майкл (серия книг .txt) 📗
Два часа, что прошли с ухода братьев до полудня, Уно провёл в беспокойстве. Неспокойна была и Птица. Когда южное солнце встретилось на небосводе с северным, на борт вернулся мрачный нахмуренный Дуал.
Братья встретились на загривке, обнялись.
– Мы попали в беду, брат, – с горечью сказал Дуал. – Старик не соврал: они ни в чём не нуждаются, и всё, что пожелаешь, отдают даром. Кроме одного.
– Чего же?
– Они не ценят золота, брат. И их женщины не отдают своё время мужчинам в обмен на деньги.
– Как же так? – изумился Уно. – В обмен на что же они его отдают?
– В обмен на… Они говорят, что в обмен на любовь.
– На что?!
Уно опешил. Любовью называлось чувство, которое возникало между командой и судном. То чувство, которое превращало пятерых в единое целое, в семью. То, которое начиналось со дня, когда судно впервые отваливало от причалов Острова Кораблей с командой на борту, и длилось вплоть до дня, когда оно умирало. Как можно любить женщину, Уно не понимал. Ради чего её любить – тоже.
– Спокойной вахты, брат, – пробормотал Уно. – Передай Птице, что я буду скучать по ней.
– Я передам ей это.
На мгновение Примо растерялся, окаменел, глядя, как из-за глиняных хижин, из-за деревьев, из-за садовых оград выбегают и мчатся к пляжу вооружённые люди. А затем зарычал от боли и гнева Секондо, и вслед за ним взревел и вздыбился под ногами у Примо Дракон.
Терцо выстрелил с двух рук, островитянин со шрамом запрокинулся, рухнул навзничь, но второй увернулся и наотмашь хлестанул Куатро клинком по горлу. Терцо бросил разряженные пистоли, выдернул из-за пояса оставшуюся пару. Он не успел – оперенная стрела пронзила предплечье, вторая вошла меж рёбер, пущенный из пращи камень угодил в висок.
Секондо метнулся, подхватил падающего Терцо, потащил, прикрывая своим телом, назад. В трёх шагах умирал с перерезанным горлом Куатро.
Примо влетел в пазуху.
«Вперёд! – отчаянным усилием мысли подстегнул он Дракона. – Вперёд!»
Корабль выгнулся, мощным гребком покрыл расстояние до берега и выбросил страшное, закованное в хитиновую броню тело на сушу. На мгновение вид поднявшегося в полный рост морского чудовища ошеломил аборигенов, и эта задержка подарила уцелевшим братьям шансы на жизнь.
«Мой Дракон! – взмолился в пазухе Примо. – Вперёд, заклинаю, вперёд!»
Корабль рванулся. Слабые лапы подломились, Дракон, изнемогая от ярости и боли, упал на брюхо и, извиваясь, пополз.
Окровавленный, с располосованным бедром Секондо, надрывая жилы, тащил и тащил Терцо к кораблю.
В десяти шагах Примо не выдержал. Вывалился из носовой пазухи, с высоты в три человеческих роста спрыгнул. Обдирая кожу, прокатился по гальке. Вскочил, грудью принял пущенную с полусотни шагов стрелу. Устоял на ногах, превозмогая боль, выдрал наконечник и перехватил Терцо из рук у брата. Он не помнил, как удалось добраться до корабля, скрыться от камней, стрел и копий за его могучим торсом. Не помнил, как одного за другим затаскивал братьев на борт. Он пришёл в себя, лишь когда Дракон, пятясь, достиг воды и оттолкнулся от берега. Трое аборигенов боевыми топорами рубили тело мёртвого Куатро.
Стрела-1 отхлебнул хмельной настойки из глиняной кружки, затем отставил кружку в сторону.
– Забытый вкус, – задумчиво сказал он. – Местное вино никуда не годится. Крепкие напитки, пожалуй, единственное, чего мне не хватает. Я скучаю по выпивке.
Уно подобрался.
– А по братьям? – жёстко проговорил он. – А по Стреле?
Старик поморщился.
– Стрела-3 жив и здравствует, – сказал он. – Что до покойников – каждый избирает свой путь. Мир Тысячи Островов скверный мир, Птица. Люди в нём подобны зверям. Мы здесь живём по-иному. Мы не грабим, не обманываем, не унижаем женщин. Мы сыты и не думаем о том, как бы не протянуть ноги с голоду. Одеты и не заботимся о том, чтобы не околеть от холода. Наши женщины не принадлежат всем, как в стае диких зверей. А их дети видят своих отцов каждый день, а не два-три раза в жизни. И эти отцы – мужья их матерей, а не пришлые незнакомцы на ночь. Нашим детям не приходится полжизни тратить на то, чтобы скопить золото, которое купит для них любовь морского чудовища. И не приходится бросаться с утёсов на камни, если чудовище раньше срока издохнет. Или если раньше срока умрут чужие люди, по недоразумению называемые братьями.
Уно вскочил, злость и ярость распирали его.
– Ты кощунствуешь, старик! – выкрикнул он. – Корабеллы, которых ты назвал чудовищами, жертвуют собой ради команды. Они…
Уно осёкся и не стал продолжать. Он мог бы сказать, что корабеллы изменяют своё тело, перекраивают его, чтобы было удобно и уютно команде. Что обрекают себя на бесплодие ради неё. Что дарят четвёрке избранных то, о чём мечтает каждый из них. Дарят волю, кров, безопасность. Семью. А ещё дарят любовь.
Уно смолчал – говорить не было смысла – собеседник знал всё это и без него.
– Вы уже много дней прожили у нас, – насмешливо сказал старик. – Вы забили вонючую утробу своего зверя товаром. Взяли у нас, что пожелали, мы не прекословили. Почему же вы не отплываете, Птица?
Уно смутился. Старик прав – отплыть можно было бы уже давно. Только вот Дуал каждый день всё откладывал и переносил отплытие на завтра. И Квар его в этом поддерживал.
– Мы покинем вас через три дня, – решительно сказал Уно.
– Ты уверен? – усмехнулся старик. – Мореходы желанные гости для нас. Все, если не считать разбойников. Этим среди нас места нет, мы их уничтожаем, чтобы не вернулись с ватагой. Но таких, как вы, мы не гоним. Живите с нами, сколько хотите, любите наших женщин и делайте им детей – нам нужна свежая кровь. А хотите – оставайтесь навсегда, как остался я и такие, как я.
– Этого не будет, старик.
Уно развернулся и размашисто пошагал прочь.
Дуал потянулся за сладким сочным плодом, разломил его пополам, поднёс половину золотоволосой девушке, сидевшей у него на коленях.
– Спасибо, – поблагодарила та. – Что ты решил?
Дуал закаменел лицом. Он не решил ничего, он страшился, отчаянно боялся решать.
– Бросить команду всё равно, что убить, – мрачно сказал он. – Если один из братьев уходит, судно с его уходом слабеет и гибнет. А значит, зачастую гибнут и остальные.
– Это ужасно, – охнула девушка. – Почему это происходит?
Дуал не ответил. Он сам не знал почему. Он знал лишь то, что положено знать мореходу. В сутках сорок восемь часов, четыре двенадцатичасовых вахты. Так было, есть и будет. Судну необходима команда из четырёх человек, по одному на вахту. Так тоже было всегда. Судно само выбирало этих четверых и выбирало под стать себе. Корабеллы – людей торговых и мирных. Корабли – лихих и отчаянных. А потом судно дарило команде любовь, одну на всех. Если же один из четверых выбывал, любовь рвалась, истончалась, а затем…
– Иногда судам удавалось найти замену, – буркнул Дуал. – Иногда. Только это случалось редко.
Дракон умирал. День за днём от тянул на восток вдоль кажущейся бесконечной береговой линии, с каждым днём всё хуже слушаясь вахтенного и двигаясь всё медленнее.
Примо знал, что Дракон умирает, так же, как знал, что ничего поделать нельзя. В лечебной пазухе угасал Секондо. В прежние времена Дракон излечил бы его за несколько суток. Он и сейчас старался, отдавая Секондо последние силы. Но их было недостаточно и с каждым днём становилось всё меньше.
Примо теперь нёс в носовой пазухе все вахты, пытаясь поддержать судно тем, что в нём ещё оставалось. Тщетно, он знал это.
На корме доходил Терцо. Раны его воспалились, кое-как наложенные повязки набухли кровью. Толстое обрюзгшее лицо Терцо истончало, кожа обтянула скулы, и запали глаза. Терцо пил. Нырял в забытье, выныривал и снова пил, благо хмельной настойки оставалось ещё немало. Примо не препятствовал, нести вахту Терцо по-любому был не способен, а запретить ему умереть было невозможно.
