Горизонт в огне - Леметр Пьер (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
– В общем… мне нужны деньги… Немного. Триста тысяч франков.
Две недели назад его собеседница была бы более сговорчива. Гюстав посоветовал Мадлен помочь дяде, и после их злосчастного недоразумения при мысли, что тот покинет банк, она так запаниковала, что охотно бы послушалась его. И Шарль ушел бы с чеком, даже не успев и рта раскрыть. Но с тех пор все наладилось. Приходил Гюстав. Благодарил ее. В руке у него было письмо, в котором Мадлен писала, что по-прежнему доверяет ему, Жубер несколько театральным жестом бросил его в камин. Опасения Мадлен утихли, она чувствовала, что может сама решать, как поступить.
– Триста тысяч франков – это примерно стоимость ваших акций в банке, не так ли? – ответила она. – Почему вы их не продаете?
Шарлю и в голову не приходило, что Мадлен может интересоваться подобными вопросами.
– Это наши единственные авуары, – терпеливо объяснял он. – То, что пойдет на приданое нашим дочерям. Если я продам акции… тогда, – он коротко рассмеялся, чтобы подчеркнуть всю нелепость ситуации, – я просто на паперти окажусь!
– Да что вы… До такой степени?
– Именно! Поверь, я обратился к тебе только потому, что исчерпал все остальные возможности!
Вдруг Мадлен разволновалась:
– То есть, дядя, вы… вы в шаге от разорения?
Горестно вздохнув, Шарль кивнул:
– Так и есть. Через неделю я стану банкротом.
Мадлен сочувственно покачала головой:
– Я бы охотно помогла вам, дядя, но ваши слова мешают мне это сделать, поймите меня.
– То есть как? Почему же?
Мадлен сложила руки на коленях:
– Вы же уверяете меня, что находитесь на грани банкротства. А тому, кто скоро умрет, дядя, денег в долг не дают, вы прекрасно это знаете…
Она издала сухой, короткий смешок:
– Если бы я не боялась показаться грубой, то сказала бы попросту… что покойникам денег не раздают.
Она на мгновение отвернулась, достала из кармана носовой платок и вытерла струйку слюны, текущую у сына по подбородку.
– Я даже спрашиваю себя, вполне ли законно давать деньги тому, кто приговорен…
Какая низость! Шарль заорал:
– То есть пусть имя Перикуров опять вываляют в грязи, ты этого хочешь? Этого хотел бы твой отец?
Мадлен грустно улыбнулась ему. Ей было его жаль.
– Он всю жизнь помогал вам, дядя. Он заслужил, чтобы вы оставили его память в покое, вам не кажется?
Шарль так поспешно поднялся, что опрокинул стул. Его чуть удар не хватил.
Но зря Мадлен воображает себя победительницей: Шарль всю жизнь участвовал в политических баталиях и научился покидать поле битвы с высоко поднятой головой.
– Я вот думаю, что ты за женщина…
Вопрос сопровождался таким испытующим взглядом, перед Шарлем встала задача непредвиденной сложности.
– Или, вернее, – он посмотрел на Поля, – что ты за мать.
Это слово буквально прозвенело в воздухе.
– Что… что вы имеете в виду, дядя?
– Какая мать допустит, чтобы вверенный ее заботам сын упал с третьего этажа?
Она вскочила, задохнулась.
– Это был несчастный случай!
– Что ты за мать, если твой семилетний сын так несчастен, что у него появляется желание выброситься в окно?
Этот выпад убил Мадлен. Она покачнулась, зашарила в поисках опоры. Выходя из комнаты, Шарль, не оборачиваясь, добавил:
– Рано или поздно всем нам приходится платить по счетам, Мадлен.
10
Последняя остановка перед банкротством. Шарля шокировало осознание того, до какой степени расходится с окружающими его взгляд на вещи.
Увидев, что Шарль входит в ресторан при Жокей-клубе Жубер отложил газету «Авто», убрал с колен салфетку, встал и приглашающим жестом вытянул вперед руки. Он указал на свой стол и с сожалением произнес:
– Простите, Шарль, что вынудил вас приехать, но суфле – блюдо капризное, оно, как говорится, не ждет…
Шарль был удовлетворен, он принимал извинения.
Жубер пользовался приборами с почти женской тщательностью, но на тарелку не смотрел. Вперив свой голубой взгляд в глаза Шарля, он раздражающе медленно жевал. Ну и что дальше? – казалось, спрашивал он. Прежде Шарль его терпеть не мог, теперь начинал ненавидеть. Жубер прекрасно знал ситуацию. Все эти люди хотели, чтобы он, Шарль, испил свою чашу до дна, это выводило его из себя. Он бы в бешенстве опрокинул стол, если бы перспектива банкротства не удерживала его.
– Дела мои… по-прежнему плохи.
Жубер не торопясь надел очки, склонился над помятой бумагой, которую придвинул к нему Шарль, и восхищенно присвистнул.
Жубера волновали не столько деньги, сколько то, что может быть запятнано имя Перикуров. Мадлен отказалась помочь своему дяде, ее женское начало опять взяло верх над стратегическими соображениями.
Он вытер губы и отложил салфетку:
– Шарль, вы уверены, что этого достаточно, чтобы спасти положение?
– Безусловно! – вышел из себя Шарль. – Я все подсчитал!
Гюстав Жубер улыбнулся и поднялся из-за стола.
Он подошел к сохраняемому за ним шкафчику, вытащил из перетянутого зеленым шнурком полотняного мешочка темно-синего цвета двести тысяч франков и переместил их в конверт с вензелем Жокей-клуба. А вернувшись, просто положил конверт на край стола.
Шарль пробормотал нечто невразумительное, что должно было сойти за слова благодарности.
– Хорошего вечера, Шарль. Мое почтение Ортанс.
– Спасибо, Жубер.
Он привычно назвал поверенного не по имени, а по фамилии. Ведь это всего лишь служащий.
Мадлен не поддалась на обман. Андре мог сколько угодно красться вдоль стен, стараться быть совершенно незаметным, но его бездеятельность угрожала скоро стать проблемой в доме. Тем, кто трудится с утра до вечера, присутствие здорового парня, получающего жалованье за то, что он не выходит из своей комнаты, где сочиняет стишки, казалось шокирующим, несправедливым. Даже богатому ясно.
Так, подумала она, разглядывая в зеркале свое накрашенное лицо, лучше все же надеть вуалетку…
Ее ожидал Жюль Гийото – дорогая моя, – он взял Мадлен под руку, проводил до кабинета, словно выздоравливающую после тяжелой болезни.
Позже, во время вечерних приемов в городе, Гийото будет не долго заставлять упрашивать себя пересказать эту сцену – давайте же, Жюль. – Ну ладно, так вот, честно говоря, тем, кто знавал эту женщину прежде, сейчас трудно будет ее узнать. Он опишет, как она подняла вуальку, упомянет о лице, отмеченном печатью горя, и его заострившихся чертах. Заметит вскользь, что теперь уже непонятно, сколько ей может быть лет. Однако главного сразу не выложит – давайте же, Жюль, не томите, так вот, хотя она как будто и стоит одной ногой в могиле, но пришла-таки просить за своего любовника. – Неееет! – Да, да, именно! Эта часть истории присутствующим нравилась больше всего.
– Но, дитя мое, – (он звал так Мадлен с рождения, потому что был близким другом ее отца), – что же вы хотите, чтобы я ему поручил?
Понравился ли ему отчет, который Андре написал о похоронах господина Перикура? Главный редактор охотно соглашался, что действительно статья замечательная, у вашего друга и правда прекрасный стиль, вернее, у вашего протеже.
– А что, если… не знаю… он написал бы для вас небольшую заметку, стал бы вести хронику…
– Это все, Мадлен, дело опытных журналистов! Что скажут в газете, если я позволю вести постоянную рубрику неизвестно кому?
Мадлен была дочерью банкира. И знала, что все начинается и заканчивается деньгами и что возгласы Жюля Гийото сводятся к цене.
– Я прошу взять его на работу, Жюль, а не платить ему.
Гийото в задумчивости опустил голову. Готова ли Мадлен платить за то, чтобы он взял на работу ее молодого друга? Его удержали слабые угрызения совести.
– Угодить Мадлен – это еще не все, – сказал он на следующий день Андре. – Я руковожу газетой, а не благотворительным фондом, что я могу вам дать?
Молодой человек вытирал о брюки влажные руки.
