Дети любви - Мэй Сандра (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Но ехать пришлось еще с четверть часа, и к этому времени Морин окончательно потеряла голову. Ее руки вновь обвились вокруг шеи Дика, ноги лежали у него на бедрах, а все тело изнывало от желания. Она старалась не смотреть ему в лицо, но это было невозможно, и постепенно она растворилась в этих зеленых глазах, превратилась в желе, забыла свое имя…
Дик остановил мотоцикл у дверей маленького мотеля и наконец-то притянул ее к себе. Морин с облегчением встретила его губы и ответила на поцелуй так, как и хотела на самом деле ответить – со страстью и жаром изголодавшейся и влюбленной женщины. Сомнений не осталось. Они с Диком становились единым целым, и она понимала, что никогда в жизни еще не испытывала такого полного доверия, такого спокойствия, такого блаженства.
На краю сознания промелькнуло воспоминание о том, что ей довелось пережить сегодня вечером. Но теперь ей было не страшно. Почему-то сейчас она была уверена, что чужое прошлое ее больше не потревожит.
Ухнула сова, ей отозвалась другая. Дик еще пытался контролировать себя. Он сопротивлялся – глубоко в душе, – понимая, что должен это делать, но… Было слишком хорошо. Слишком.
Это происходило с ним впервые. Никогда еще Дик Манкузо не поступал наперекор собственному рассудку, а он сейчас вопил, орал в голос: «Отступись! Тебя ждут большие неприятности!»
Но аромат жасмина уже затуманивал голову, и прекраснейшая из женщин в его объятиях умирала от желания, а потому рассудок вместе с интуицией могли отправляться в преисподнюю. Сердце не признавало логики. Дик погибал и делал это с удовольствием.
Они самозабвенно целовались, когда над самыми их головами раздалось покашливание, после чего бодрый старушечий голос произнес с несколько наигранным восторгом:
– Мотель «Рай в шалаше» приветствует вас, дорогие… э-э… молодожены. Войдите под гостеприимный кров, и пусть шум большого города не потревожит ваши сны!
Дик и Морин отпрянули друг от друга, впрочем не размыкая объятий, и смущенно уставились на волшебное создание, стоявшее на крыльце с электрической лампой, стилизованной под керосиновую.
Хозяйка мотеля была бодрой, спортивной старушкой лет семидесяти с лишним. Именно такими старушками – подтянутыми, активными и любознательными – гордится Америка. Этих старушек можно встретить во всех уголках мира – обычно они заядлые туристки, к тому же наиболее настырные экскурсантки. Обычно именно они лучше любого румына осведомлены о биографии Влада Цепеша-Дракулы; знают, на какой именно улице жила возлюбленная Петрарки, а также сколько именно сокровищ инков, если считать в долларах, вывез на своих кораблях Кортес…
Миссис Дьюли – так звали персонально эту американскую гордость – свою активность обратила в бизнес и уже третий год содержала мотель «Рай в шалаше». К сожалению, все еще не был положительно решен вопрос с рекламой, потому что мистер Дьюли, в отличие от жены, был ленив и более склонен к садоводству, так что мотель не особенно процветал. Собственно, со дня открытия три года назад его посетила всего одна пара новобрачных – и тут же уехала, не успев зарегистрироваться, так как в мотеле, видите ли, не было выхода в Интернет, но миссис Дьюли не унывала. «Интернет молодожену не товарищ!» – думала она и продолжала свято верить, что удача ждет ее впереди.
Сегодня она совершенно случайно вышла на крыльцо – ей показалось, что что-то трещит. Вышла – и пожалуйста, вот они, голубчики! Если уж это не молодожены, то она и не знает, как они должны выглядеть.
Через пять минут Дик и Морин были вписаны в толстый гроссбух, снабжены громадным ключом с брелком в виде мигающего алого сердца и отправлены наверх. Скрипучая лестница пела под тяжестью трех пар ног, и Дик Манкузо неожиданно развеселился.
– У вас шикарная лестница, миссис Дьюли. Целый оркестр, честное слово. Если какой-нибудь грабитель вздумает незаметно проникнуть на второй этаж…
– То ему без труда это удастся, мой дорогой! Мистер Дьюли – прекрасный человек и труженик, мой муж, – но спит, как сурок. Глуховат. Весьма. Да, весьма. Что до меня, то все эти домашние заботы… А ведь я уже не так молода! Вот сколько мне, ну сколько?
– Я даю вам… шестьдесят пять!
– Ровно на десять лет вы промахнулись, мой дорогой! Мне семьдесят пять, можно сказать, уже семьдесят шесть. Конечно, мотель, прямо скажем, не ломится от постояльцев В ЭТО ВРЕМЯ ГОДА, но ведь содержать этот дом в порядке все равно приходится? Вот ваша комната. Отдыхайте, мои дорогие, и пусть вам приснятся самые лучшие сны! И еще раз напоминаю: здесь вы никого не разбудите, даже если вздумаете играть на трубе всю ночь. Мистер Дьюли, помимо глухоты, еще и храпит, так что я всегда пользуюсь затычками для ушей… как же их… Беруши! Отличное средство от бессонницы: стаканчик бренди на ночь, грелка в ноги, беруши в уши. Спокойной ночи!
9
Некоторое время после ухода доброй старушки в комнате царила тишина. Потом Дик решительно повернулся и выключил свет. Морин зябко обхватила себя за плечи, но Дик подошел к ней вплотную и мягко отвел ее руки в стороны.
– Ты боишься меня, девочка?
– Нет. Не тебя. Себя.
– Не бойся, Морин. И Мэгги тоже.
– Не называй меня так!
– Не хочешь вспоминать прошлое? Не будем. Нет никакой Мэгги Стар. И не было никогда.
– Ох, что ты! Есть. Только это не я.
– Конечно, не ты. Мэгги Стар – звезда стриптиза и любовница гангстера. Мэгги Стар ни за какие пряники не остановится в крошечном отеле посреди леса…
– Остановится, еще как! И вовсе она не звезда стриптиза, она просто хорошо танцует. Стриптиз – это ведь не всегда бордель?
– Не обижайся, сладкая. Просто я злюсь, когда вспоминаю… что и у тебя тоже есть свое прошлое.
– Нет у меня никакого прошлого, Дик. Только настоящее. И в нем ты.
И она сама поцеловала его, а потом еще и еще…
Он раздевал ее осторожно, едва касаясь точеных плеч и тонких рук. Вечернее солнце било сквозь мечущиеся на ветру листья, сквозь кружево занавесок, и облик женщины мерцал, подрагивал, растворялся в медовой дымке… Это было странное ощущение. Нежная, атласная кожа ее была прохладной, но обжигала пальцы… Он привлек ее к себе, узнавая, изучая и постигая. Не глазами – потому что не мог отвести взгляда от шоколадных очей. Кожей. Телом. Душой… Он целовал ее жарко и упоенно, пил ее дыхание, ловя губами глухой стон, и она отвечала ему с той же страстью…
А потом они совсем раздели друг друга и оказались на широченной кровати, которая тоже оказалась скрипучей, как и лестница, и когда ритмичный скрип стал невыносимым, Дик скатился на пол, прижимая к себе Морин, а потом с глухим рычанием отстранился от нее и взвыл:
– Да будь оно все проклято! Ведь он же отказался от нее!
Она замерла, не в силах ни продолжать, ни остановиться. А потом кивнула, облизала пересохшие губы и неожиданно улыбнулась.
– Я поняла. Дик, послушай… Ведь Чико…
– Не произноси его имени!
– Нет, буду! Иначе ничего у нас не выйдет. Ты только не рычи. Послушай. А если… если я тебе поклянусь, что у меня и Чико Пирелли ничего не было?
Дик грустно посмотрел на нее и усмехнулся жалобно и по-детски.
– Я поверю тебе, золотая. Поверю.
Она смотрела на него во все глаза, на первого в своей жизни обнаженного мужчину, такого прекрасного, такого… своего! И улыбалась, идиотка, прямо до ушей.
– Дик… Иди ко мне. И я докажу, что это чистая правда…
А потом был бешеный танец сердец, шум прибоя в ушах, грохот кипящей лавы в крови, удивительная легкость во всем теле и веселый ужас перед неизведанным… Короткий и счастливый стон, отразившийся от потолка, ставшего бездонным небом, – и тьма, полная шорохов, стонов и звуков, понятных только двоим.
Когда он на этот раз оторвался от ее губ, она не сразу выпустила его плечи. И глаза открыла не сразу, а когда открыла, то разглядела золотые искры в зеленых ирландских глазах. Они все еще обнимали друг друга, да так крепко, что Морин всерьез испугалась, смогут ли они вообще разжать руки.
