Алмаз раджи. Собрание сочинений - Стивенсон Роберт Льюис (онлайн книга без TXT) 📗
— Джим, — сказал доктор Лайвесей, когда я умолк наконец, — садись к столу!
Они усадили меня за стол, налили мне стакан вина, дали горсть изюма, затем все трое, один за другим, выпили за мое здоровье, поблагодарив поклоном за ту услугу, которую я им оказал благодаря счастливому случаю и моему мужеству.
— А теперь, капитан, — сказал сквайр, — я должен сознаться, что вы были правы, а я ошибался как недальновидный глупец. Теперь я жду ваших распоряжений!
— Я оказался не меньшим глупцом, чем вы! — ответил капитан. — Никогда раньше не видал я, чтобы команда затевала бунт без всяких признаков, по которым можно было бы догадаться о положении дела и принять вовремя соответствующие меры. Поступки наших матросов приводят меня в полное недоумение!
— Капитан, — заметил доктор, — если позволите, я объясню вам положение дела. Зачинщик всего этого — Джон Сильвер, а ведь он незаурядный человек, с этим нельзя не согласиться!
— Этот необыкновенный человек прекрасно выглядел бы висящим на рее, сэр! — возразил капитан. — Но это только одни пустые слова, которые никому не могут принести пользы. Я могу наметить пока три или четыре пункта относительно того, как мы должны действовать, и, с позволения мистера Трелонея, укажу их!
— Вы, сэр, как капитан, должны прежде всего высказать ваше мнение! — великодушно отозвался мистер Трелоней.
— Первый пункт, — начал мистер Смоллет, — будет состоять в следующем: мы непременно должны плыть вперед, так как, если только я велю повернуть назад, они сразу же поднимут бунт. Во-вторых, нам ни к чему торопиться, так как у нас еще есть время, пока клад не найден. В-третьих, у нас есть и честные люди среди матросов, надо не забывать этого. Но, конечно, рано или поздно придется ударить по злодеям и я предлагаю воспользоваться для этого удобным случаем, когда они менее всего будут ожидать нападения. Можем ли мы положиться на ваших слуг, мистер Трелоней?
— Как на самого меня! — сказал сквайр.
— Значит, трое уже есть! — продолжал капитан. — С нами это составит семеро, считая Гаукинса. Ну, а из матросов? Есть ли между ними порядочные люди?
— Да, те, которых Трелоней нанял раньше, чем судьба столкнула его с Сильвером! — сказал доктор.
— К сожалению, к ним принадлежит и Гандс! — заметил сквайр.
— Я тоже думал, что на Гандса можно положиться! — прибавил капитан.
— И подумать только, что все они англичане! — вскричал сквайр. — Сэр, я, кажется, нашел бы в себе силы взорвать весь корабль на воздух!
— Да, господа, — проговорил капитан, — я тоже могу сказать вам мало утешительного. Надо быть настороже и выжидать пока. Это нелегко, я знаю, гораздо приятнее действовать, но этому горю нельзя помочь, пока мы не познакомимся поближе с нашими людьми. Итак, приходится лечь в дрейф и ждать ветра. Таково мое мнение!
— Джим при наших теперешних обстоятельствах может помочь нам больше, чем кто-нибудь другой! — сказал доктор. — Матросы доверяют ему, а он мальчик наблюдательный и зоркий!
— Гаукинс, — прибавил сквайр, — я вполне верю вам и рассчитываю на вашу помощь!
Я чувствовал себя слишком бессильным и неопытным, чтобы оправдать доверие к себе, но обстоятельства так сложились, что я действительно оказался орудием нашего спасения.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
МОИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА БЕРЕГУ
ГЛАВА XIII
Мои приключения начинаются
Вид на остров был совсем другой, когда я на следующее утро вышел на палубу. Хотя ветер почти стих, мы все же продвинулись за ночь на значительное расстояние и легли теперь в дрейф в полумиле от восточного берега острова. Большая часть его поверхности была покрыта темным лесом, сероватый колорит которого прерывался временами полосами желтого песка или высокими соснами, стоявшими поодиночке или группами и поднимавшимися выше остального леса. Но общий тон красок был однообразный и мрачный. Холмы обнаженными утесами возвышались над лесом и отличались странной и оригинальной формой. «Подзорная труба» был выше других на триста или четыреста футов и имел особенно своеобразную форму, круто обрываясь почти со всех сторон; вершина его была срезана и походила на пьедестал для какой-нибудь статуи.
Солнце ярко сияло на небе, береговые птицы ныряли в воде и перекликались на разные голоса. Но, несмотря на веселую погоду, несмотря на то, что я скоро мог сойти на землю после такого долгого плавания, на сердце у меня было тяжело, и я с первого взгляда возненавидел саму мысль об Острове Сокровищ. Может быть, причиной этого был мрачный вид острова с его темным меланхоличным лесом, дикими каменистыми утесами и морским прибоем, который пенился и бурлил у берегов. Всему экипажу предстояла тяжелая работа, так как ветер стих и пришлось на шлюпках тянуть шхуну на протяжении трех или четырех миль, чтобы обогнуть остров и по узкому проходу добраться до гавани позади Острова Скелета. Я по собственному желанию сел в одну из шлюпок, не исполняя в ней никаких обязанностей. Жара была невыносимая, и матросы ворчали и бранились, проклиная свою тяжелую работу. Андерсон, командовавший в лодке, где я сидел, бранился больше других, вместо того, чтобы поддерживать среди матросов дисциплину.
— Ну, да ладно, — сказал он, наконец, прибавив ругательство, — не век же будет так продолжаться! Будет и на нашей улице праздник!
Я принял эти слова за плохой знак, так как до сих пор матросы всегда охотно и бодро исполняли свои обязанности. По-видимому, сам вид острова ослабил дисциплину среди команды.
Во время всего этого пути Долговязый Джон стоял около рулевого и руководил его движениями. Этот узкий проход, по которому надо было вести судно, он знал как свои пять пальцев; и хотя человек, исследовавший глубину моря лотом, находил везде большую глубину, чем было показано на карте, Джон ничуть не смущался этим.
— Этот узкий проход — дело морского прилива! — сказал Джон. — Он вырыл его точно лопатами!
Мы остановились как раз на том месте, где на карте стоял якорь, на расстоянии приблизительно трети мили от главного острова и от Острова Скелета. Дно состояло из чистого песка. Шум от падения якоря вспугнул целые тучи птиц, которые с криком закружились над лесом. Но через минуту или даже меньше они снова опустились на деревья, и опять все затихло кругом. Маленький рейд, на котором мы стояли, был со всех сторон окружен лесом, и деревья спускались к самой воде. Само прибрежье было низкое, а дальше поднимались амфитеатром вершины холмов. Две крошечные речки, или лучше сказать — два ручейка впадали в это небольшое пространство воды, которое можно было бы назвать прудом, и около которого растительность имела особенно яркий цвет. С корабля не видно было хижины и частокола, скрывавшихся среди деревьев, и если бы у нас не было в руках карты, мы могли бы подумать, что еще никто не бросал якоря около этого острова с тех пор, как он показался на поверхности моря. Кругом была мертвая тишина: ни дуновения ветерка, ни звука не слышно было в этом тихом, точно притаившемся уголке, и только на расстоянии полумили бурлил морской прибой, разбиваясь о скалистый берег. Воздух был какой-то застоявшийся; пахло лежалыми листьями и сгнившими стволами деревьев. Я заметил, что доктор втянул в себя воздух и поморщился, как от запаха гнилого яйца.
— Не знаю, есть ли тут клад, — сказал он, — но поручусь чем угодно, что здесь наверняка есть лихорадка!
Настроение матросов, уже тревожное на лодках, приняло прямо угрожающий характер, когда они снова очутились на корабле. Они разгуливали по палубе, собираясь в кучки и разговаривая. Самое невинное приказание встречалось мрачными взорами и исполнялось нехотя и небрежно. Даже мирные матросы точно заразились общим враждебным настроением. Было ясно, что бунт висел над нами, точно грозовая туча.
Не мы одни предчувствовали надвигавшуюся опасность. Долговязый Джон энергично действовал, переходя от одной группы матросов к другой, подавая им советы, успокаивая их и сам служа лучшим примером порядка и довольства. Он распинался за других, выражая всем своим существом доброжелательство и любезность и расточая улыбки направо и налево. При малейшем приказании он являлся на своем костыле в одну секунду со своим неизменным: «Будет исполнено, сэр!» А когда нечего уже было делать, он затягивал песню и пел их одну за другой, точно для того, чтобы замаскировать общее недовольство. Из всех зловещих признаков этого тяжелого дня, беспокойство со стороны Долговязого Джона показалось нам самым знаменательным и опасным.
