Жемчужина Санкт-Петербурга - Фернивалл (Фурнивэлл) Кейт (лучшие книги .TXT) 📗
— Линия свободна! — крикнул Йенс.
Однако в движении тележки он успел уловить некоторую нестабильность. Он отошел от стены, ударил ногой по рельсу, тот слегка подвинулся. Йенс повернулся к одному из сопровождавших его людей:
— Закрепите. Мне несчастные случаи не нужны.
И действительно, ему меньше всего хотелось, чтобы здесь, на его проекте, стряслась беда. Проблема была в темноте. Рабочие трудились почти вслепую. Подземные каналы были слишком длинны, орудия — тупы, а оплата слишком мала. Случись что, и он будет первым, кого обвинят рабочие.
От крови все в небольшом деревянном домике, который служил рабочим кабинетом Йенса, стало скользким. Силой инженеру удавалось удерживать на стуле раненого. На крики и проклятия несчастного внимания он не обращал. Стоя за спиной бедняги, Фриис одной рукой прижимал его к стулу, а другой крепко держал его локоть. Тело человека изгибалось от боли, он судорожно дергал головой из стороны в сторону, ударяя затылком в челюсть Йенса.
— Держите его, — быстро проговорил доктор Федорин.
После того как тело в очередной раз изогнулось и раздался душераздирающий стон, Федорин выпрямился. Его руки с закатанными до локтя рукавами рубашки были красны от крови. Пот блестел на лице доктора, и по лбу шел кровавый след в том месте, где он провел по нему рукой.
— Все, Сергеев. Больше ничем помочь тебе не могу.
Сергеев затуманенными от невыносимой муки глазами покосился на свою правую руку и застонал. Сквозь окровавленные куски мяса еще была видна белая кость, но она уже не торчала в разные стороны острыми осколками. Йенс почувствовал, что тело пациента задрожало, и отпустил его.
Инженер положил руку на плечо проходчика.
— Все в порядке, доктор прекрасно справился.
В порядке? Какой может быть порядок в этом кровавом месиве? Фриис понимал, что Федорин сделал все, что было в его силах, но что, черт побери, будет с этим человеком? Как ему теперь зарабатывать на жизнь?
— Дайте ему еще морфия, — сказал Йенс.
— Зачем мне морфий, — простонал Сергеев, — если я не могу работать?
И все же он выпил несколько капель, которые поднесли ему на ложке.
— Заживет, — заверил его доктор. — Может, рука будет не такая ровная или крепкая, как раньше, но заживет. Ты достаточно молод, так что быстро выздоровеешь.
После этого он промыл изувеченную конечность кипяченой водой и раствором йода и стал зашивать раны. Йенс пережимал руку в локте, чтобы уменьшить кровотечение. После того как руку обмотали корпией, обвязали бинтом и поместили в шину, Йенс достал из ящика стола бутылку коньяку. Плеснув в три кружки, он сказал:
— Нака. Выпей.
Одну кружку он вставил в здоровую руку Сергеева, вторую протянул доктору. Половину Федорин выпил одним глотком, а остальное вылил себе на руки над металлическим тазиком. Йенс знал, что такие несчастные случаи не должны иметь место. Ктото гдето решил ускорить работу в ущерб технике безопасности. Инженер налил рабочему еще коньяку, и теперь, когда худшее было позади, разум пострадавшего начал проясняться.
— Спасибо, господин Фриис. — Он поднял кружку перед Йенсом, потом посмотрел на доктора и повторил: — Спасибо.
— Сергеев, вот тебе деньги на дрожки. — Йенс достал из стола несколько купюр. — Езжай домой. Накормишь семью.
Рабочий поставил кружку на стол и принял деньги. Пальцы крепко сжались на бумажных рублях, оставляя на них кровавые отпечатки. Возникла неловкая пауза. Йенс положил руку на плечо пострадавшего.
— Ты хороший работник, Сергеев. Когда рука заживет, возвращайся. Ты мне нужен здесь.
Бедняга посмотрел на деньги.
— Вы сохраните за мной место?
— Да, обещаю.
— Мастеру это не понравится.
— Мастер сделает так, как я велю.
Раненый слабо усмехнулся.
— Да. Конечно.
Йенс снова почувствовал, как сгущается напряженная неловкость.
— Езжай домой, — повторил он. — Езжай домой и поправляйся.
— Рану нужно будет еще раз перевязать, — заметил доктор Федорин.
Сергеев, продолжая смотреть на деньги, проговорил:
— Я не могу заплатить вам, доктор.
Федорин посмотрел на Йенса.
— Ничего, ваш директор оплатит расходы.
Наконец мужчина оторвал взгляд от денег.
— Господин Фриис, скажите, вы собираетесь всем здесь, в туннеле, оплачивать лечение из своего кармана? Оставлять место за каждым проходчиком, если что случится? Вы готовы облагодетельствовать всех рабочих на всех петербургских заводах? Даже тех, кто, как я, станет калекой?
Йенс взял его за локоть здоровой руки и поднял со стула.
— Отправляйся домой, Сергеев. К жене.
Придерживая правую руку левой, Сергеев направился к двери.
— То, чем я занимаюсь в этих туннелях, — бросил ему вдогонку Йенс, — никого, кроме меня, не касается.
Сергеев резко развернулся, впился глазами в Йенса, потом перевел взгляд на Федорина.
— Это ненадолго, — негромко произнес он.
— Неблагодарный мерзавец, — сказал доктор.
— Он почувствовал себя униженным. Ему захотелось швырнуть мне деньги в лицо. Для него работа в пристойных условиях важнее подачек.
— Йенс, дорогой мой друг, порой мне кажется, что ты до сих пор так и не понял русскую душу. Твой датский разум слишком рационален. Русская душа совсем не такая.
Йенс улыбнулся и поднял кружку.
— Твое здоровье! Выпьем за русскую душу и за русский разум. Пусть они победят врагов прогресса.
— А именно?
— Самодовольство и продажность. Глупость и жадность.
— Ха! — Федорин хлопнул Йенса по спине. — Мне это нравится.
— Вся беда в том, что русские — самые добрые люди на свете. И одновременно самые жестокие. В России не знают, что такое компромисс. Здесь либо все, либо ничего. Взять хотя бы царя. Николая. Он ведь свято верит в то, что послан самим Господом Богом, чтобы править Россией. Он даже убежден, что Господь шлет ему знамения. Он сам говорил мне об этом.
— Прошу, не расстраивай меня.
— Он ищет себе духовного наставника наподобие месье Филиппа Низье или Серафима Саровского. Теперь вот нашелся этот греховодник, Распутин. Царица без ума от него.
— Мне говорили, будто она считает, что болезнь ее сына, цесаревича Алексея, — это Божье проклятие, но они очень хотят сохранить это в тайне.
— Он сильно болен?
Федорин плеснул себе еще коньяку.
— У цесаревича гемофилия. Поэтому они и прячут его в Царском Селе.
Йенс был поражен, но не подал виду.
— Гемофилия?
— Да.
— С такой болезнью ведь долго не живут, верно?
— Чаще всего да.
— Боже, храни Россию.
Федорин залпом выпил коньяк.
— Боже, храни нас всех.
Пожав на прощание руку Йенсу, доктор покинул импровизированный кабинет. Свой коньяк выплеснул на стол и смыл с досок кровь. Что бы ни говорил Федорин, Йенс ощущал родство с русской душой, с пронизывающей ее черной безысходностью. В Россию он приехал восемнадцатилетним юношей. Не желая служить в принадлежавшей его отцу типографии, в СанктПетербурге он занялся изучением инженерного дела и за проведенные здесь девять лет успел всей душой полюбить эту страну. И он не хотел, чтобы Россию погубила жадность.
— Нука, господин Фриис, объясните мне, что вы задумали, — произнес министр Давыдов.
Перед собравшимися у стола шестью мужчинами была разложена большая карта. Йенс закурил сигарету и, прищурившись, сквозь табачный дым обвел взглядом напряженные лица. Андрей Давыдов всегда говорил очень тихо, и за общим разговором люди порой забывали прислушиваться к нему. И напрасно. Таких людей Йенс про себя называл глупцами.
— Господин министр, — Йенс наклонился к столу и обхватил пальцами указку из слоновьей кости, — с вашего позволения, я покажу. — Он провел тонким острием по одной из ломаных линий на карте. — Вот эта синяя линия обозначает уже законченные туннели. Обратите внимание, как они сходятся вокруг центральных районов и дворцов.
