Голубятня на желтой поляне (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
Теперь он был совсем такой, как в первый день знакомства: выгоревшие вельветовые штанишки, голубая майка с неумело заштопанной дыркой на боку, старенькие сандалии. И только одно мне было незнакомо: не то медальон, не то амулет на белом крученом шнурке. Он висел у Братика на шее, как висят обычно у мальчишек квартирные ключи. Это был коричневый приплюснутый шарик размером с небольшую сливу. Костяной или деревянный, гладкий.
— Сними знак, — сказал Валерка. — А то на улице любой узнает, что ты из барабанщиков.
Братик послушно снял медальон и сунул в кармашек. Торопливо затолкал шнурок, чтобы не болтался снаружи, а потом сказал слегка виновато:
— Все равно узнают...
— Как? — с беспокойством спросил Валерка.
— Ну как... видно же. По синяку догадаются. У каждого такой. — Он шевельнул ногой.
Валерка быстро пригляделся.
— Дай-ка факел...
Он легко подхватил Братика, тот встал ему на плечи, дотянулся до факела, горевшего на столбе между двумя арками. Вместе с ним прыгнул на камни. Стало совсем-совсем светло. У Братика ярко зазолотились волосы и на плечах запрыгали медные блики. Валерка взял факел и присел.
— Ух ты... — тихонько сказал он.
Я тоже присел.
На левой ноге пониже колена у Братика был не синяк, а большой кровоподтек. Из мелких ссадин кое-где выступили красные капельки.
— Елки зеленые... Откуда это? — спросил я.
— Барабаном настукало, — сказал Братик и облизнул губы. — Нижним ободом. Он железный, острый...
— Что же повязки не сделаете? — упрекнул Валерка.
— А... некогда все, — небрежно сказал Братик. — Да теперь уже все равно. Недолго осталось...
Я, не понимая, смотрел то на него, то на Валерку. Что недолго? О чем он говорит? Ясно было одно: должность барабанщика для Братика совсем не праздник.
— Забинтовать? — спросил Валерка у Братика.
— Да ну... — сказал тот.
Я вспомнил солнечный заросший склон у Северо-Подольской крепости: как я тогда-скатился по нему и ободрался до крови.
— Приложи подорожник, и все пройдет, — сказал я Братику. — Помнишь?
Он улыбнулся: он помнил.
Мне стало хорошо-хорошо от того, что он сейчас рядом. Он и Валерка. Ну и пусть опасность! Пускай я мальчишка, но я помню, как меня учили работать клинком еще тогда, когда я был большим.
Я поднял лежавшую на камнях рапиру и выпрямился.
Валерка протянул мне факел.
— Пристрой куда-нибудь... Осторожно.
Это была гладкая палка с глубокой глиняной плошкой, приклеенной комками смолы. Оранжевое, с копотью пламя жарко металось над плошкой. С ее краев падали маслянистые капли и тут же загорались на гранитных плитах яркими языками.
Аккуратно, чтобы не капнуть на руки, я воткнул факел в расщелину среди камней под аркой.
Валерка вполголоса сказал Братику:
— Говоришь, что вас все равно узнают. И вы ходите так... без всего?
— С самострелами, — быстро сказал Братик.
Валерка сумрачно усмехнулся:
— Самострел — это на один раз.
Братик опустил голову и шевельнул плечом.
Валерка сказал:
— Возьми мой нож.
— Давай! — обрадовано откликнулся Братик.
Валерка отстегнул от ноги чехол с метательным ножом. Примерил Братику. Кожаные кольца были велики. Концом рапиры я проколол новые отверстия, но и это не помогло: ремни болтались на ноге у Братика.
— Давай так, — сказал Братик. Выдернул нож из чехла и сунул за поясок.
— Не поранься, — встревожено сказал Валерка.
— Не... Я буду осторожно. Я пойду?
Валерка молча кивнул. Братик ласково подержался за его локоть, попрощался со мной глазами и, не оглядываясь больше, быстро пошел через замковый двор. Строй барабанщиков распался, и они теперь пестрой толпой стояли у дальней стены.
— Идем, — сказал Валерка.
Мы прошагали вдоль галереи и через сводчатые ворота вышли на улицу.
9
Теперь я не был спокоен. Я все думал о Братике, и тревога не оставляла меня.
— Может быть, его подождать? Может быть, его надо охранять? И всех других...
Валерка покачал головой и медленно пошел от ворот. Я за ним.
— У барабанщиков свои дела, — сказал Валерка. — И пока ребята вместе, их никто не тронет. А когда они расходятся... Каждого ведь невозможно проводить, их больше сотни.
— А кто их может обидеть?
Валерка пожал плечами:
— Понимаешь... вроде бы никто. Барабанщиков не трогают даже в бою. Они же маленькие и без оружия. И факельщиков не трогают... Это у цеха оружейников мальчишки-факельщики... Конечно, в свалке все бывает, но нарочно никто не ударит. Это вечный закон. Даже воины Данаты не трогали маленьких.
— Да, "не трогали"! — сказал я. — А сам рассказывал, как на вас замахнулись мечом.
— Это же была тяжелая пехота, меченосцы. Наемники. Разве это люди?.. Даната их потом разогнал, а начальника повесил на подъемном мосту.
Я нетерпеливо спросил:
— Если маленьких не трогают, чего же бояться?
Валерка сказал сумрачно:
— Однажды был бой на улицах, недалеко отсюда. Ору жейники сошлись с отрядом Большого Зверя. Началась свалка... Ну, как всегда. А шестерых барабанщиков оттеснили в переулок. Когда разошлись, унесли раненых, этих барабанщиков нашли у стены. С тех пор так и говорят про это дело: "Была Стена"... Они лежали заколотые, все шестеро.
Я подумал о Братике, и стало жутковато.
— Кто их?
— Никто не знает. Предводители оружейников принесли клятву Огня, что их люди не делали этого. Такую клятву нельзя нарушить... Но тогда кто? — он взглянул на меня требовательно, словно я знал.
— И что дальше? — спросил я.
— Дальше... Барабанщики собрались в один отряд и стали вооружаться. И потребовали себе медальоны, как у взрослых. Сказали: "Раз мы рискуем, как взрослые, давайте нам знаки".
— Это такой орех на шнуре? — вспомнил я.
— Да. Есть обычай: каждый взрослый носит такой медальон.
— Зачем?
— Не знаю. Раньше этого не было...
— А Стена... далеко?
— Здесь...
Мы свернули в укрытый тенью переулок. С одной стороны стояли плоские дома с редкими темными окнами. С другой тянулась стена, сложенная из ноздреватого песчаника. Вверху она была разрушена, и гребень порос кустиками травы.
Невысоко от гранитного тротуара на железных кронштейнах горели граненые фонарики. Шесть фонариков. Небольшие, разной формы. Они висели вразброс. Желтые пятна света падали от них на песчаник.
Ни надписей, ни барельефа, только фонарики. Да еще пучки цветов, торчащие из расщелин в камне. Сухие цветы, похожие на бессмертники.
Было совсем безветренно, однако мне показалось, что фонарики тихо качаются. Может быть, от нашего дыхания?
Я шепотом спросил:
— Братик тоже был тогда барабанщиком?
— Нет. Он ушел к ним, потом, когда узнал о Стене... Думаешь, что он такой тихий и послушный? Он отчаянный.
— Он маленький, — сказал я.
Фонарики горели неярко и ровно.
— Надо идти, — напомнил Валерка.
Мы вышли из переулка и поднялись на горбатый мостик с каменными столбами по краям. На столбах блестели разбитыми стеклами четырехгранные светильники. Огня в них не было.
Глубоко под мостом черной водой журчала речка.
Валерка вдруг сказал:
— Те шестеро тоже были маленькие...
— Да... Но я не понимаю... Кто с кем сражается. За что? Кто за кого? — с досадой спросил я.
— Черт их знает! — в сердцах сказал Валерка. — Каждый за себя.
— А зачем малыши суются в эту свалку?
— Так уж повелось. Вместе с отцами сначала... А потом... Сейчас у барабанщиков и факельщиков свое дело.
— Какое?
— Я расскажу... Подожди!
Навстречу нам шеренгой шли трое. В тускло-малиновых мундирах и медных нагрудниках. Двое — в плоских касках, напоминавших тазик Дон-Кихота, третий — в широкополой шляпе, похожей на мушкетерскую. Наверно, офицер.
— Гвардейцы, — пробормотал Валерка. — Патруль. Ну, ничего, идем.
