Зельда Марш - Норрис Чарльз (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
— Но ты придешь завтра?
— Непременно.
— Я буду ждать… Ну, еще разок, пожалуйста!
Неутомимый прибой шумел всю ночь. Ветер завывал и его порывы потрясали маленький сарай. Бойльстон, растянувшись на узкой кушетке, свистел носом и похрапывал, а Зельда металась, не засыпая.
«Никого, кроме меня, Зельда?.. Ты любила меня точно так же, как я тебя?»
В ее ушах еще звучали все интонации голоса Майкла, каждое его слово. Она видела его милое, морщившееся от улыбки лицо, его жадный взгляд, ощущала сильные, мускулистые молодые объятия… О, боже!
Он не должен узнать, никогда, никогда! Она не может причинить ему боль, а это ранило бы его глубоко. Он был еще так молод, так чист, а она огрубела, опустилась… О, это гнилое дыхание мрачных, грязноватых комнат в доме Фуллера!
Бойльстон никогда ее не отпустит. Он будет преследовать ее, расскажет Майклу… Но она вовсе не хочет обманывать Майкла. Она бы не могла прийти к нему с ложью на устах.
…Если она уйдет к нему окончательно, она сама ему расскажет.
…Нет!.. Майкл, любящий, страстный, доверчивый Майкл с его молодыми иллюзиями и верой в нее… Она не может убить его, убить его любовь… Что делать? Что делать?..
Море ревело все сильнее. Который час? Около четырех. Хижина так и ходила ходуном под порывами ветра. Будет ли конец этой ночи?
Майкл — Бойльстон… Бойльстон — Майкл, Одного она любила, другого ненавидела… Боже, как ненавидела! И душа его ей была ненавистна, не только тело! Пленница! Царевна в башне! — Бедная царевна!
Но что ей за дело до Бойльстона? Она знала, что у нее достанет твердости оставить его, она и глазом не моргнет. Он не страх, а презрение возбуждал в ней. Но оставить его — а дальше?.. Только не к Майклу, доверчивому Майклу! Она спорила сама с собой, ворочаясь до изнеможения. Нет, не может она сознаться ему в своем позоре!
Грохот. Плеск. Вой ветра. Посвистыванье и храп в комнате. Только четверть пятого… Ветер громко заплакал и вдруг утих. Потом снова поднялся и с дикими стенаниями, с воем и хохотом, понесся над низкими песчаными дюнами.
— Доктор, я думаю, нам лучше уехать сегодня. Погода испортилась. Возьмем только саквояж. За тяжелыми вещами можем прислать потом.
— Который час, милуша?
— Уже половина восьмого. Никак не могу развести огонь в печке, ветер слишком сильный…
— У тебя усталый вид, родная.
— Я не спала ночь.
— Ты не больна, боже упаси?!
— Нет, просто ветер мешал спать.
— И ты так-таки и не уснула всю ночь? Бедняжечка! Поди сюда, Зельда…
— Нет, пожалуйста, оставь меня. Я устала ото всего. Пора ехать домой!
Бойльстон встал на колени на кушетке и выглянул в окошко.
— Я думаю, погода переменится. Видишь, туч уже нет и на море так красиво! Ты непременно хочешь ехать сегодня? Я уверен, что сегодня здесь будет великолепно. И мы могли бы пробыть хотя бы до завтра…
Никакого ответа.
— Так ты решительно не хочешь остаться до завтра? Но отчего же?..
Зельда возилась у печки, выгребая золу. При последних словах Бойльстона она вдруг выпрямилась, швырнула кофейник на пол и закричала, яростно стуча кочергой о печку:
— Оттого, что я хочу уехать сегодня, сегодня, понимаете?! И уеду сегодня! Сейчас же, как только уложу самое необходимое в чемодан! А, если вам не угодно ехать со мной, можете оставаться! Я ненавижу это место! Лучше бы я никогда не приезжала сюда!
— Что ты, Зельда, что с тобой, дорогая? Ты больна! Что так расстроило мою маленькую девочку?
Одно мгновение она стояла неподвижно, глядя на него сверкающим взглядом. Потом выронила из рук кочергу и упала на колени, закрыв лицо руками.
— Девочка, родная, да что же это?! Он нежно дотронулся до ее плеча.
— Оставьте меня в покое! — простонала она. — Оставьте меня!.. Если вы еще раз дотронетесь до меня хоть пальцем, я убью вас, слышите?!
Глава седьмая
Снова дом Фуллера, гулкие шаги и дребезжание дверей днем, жуткая тишина и пустота ночью. Но ночи, когда Бойльстон оставался с нею, были бесконечно страшнее и невыносимее ночей ее одиночества.
Снова та же унылая рутина. Вставанье, приготовление завтрака, папиросы, газета… Бойльстон больше не приходил завтракать с нею. Зельда ему прямо объявила, что ей слишком много хлопот с этим и она не успевает утром убрать квартиру. Ей надоело возиться с едой. Но по вечерам они продолжали обедать вместе либо дома, либо в ресторане.
Покончив с уборкой и завтраком, она, лениво потягиваясь, раздумывала, как провести день. По получасу простаивала у окон, глядя из-за кружевных занавесок на уличное движение. Книги, которые она читала — слащавые романы и потрясающие приключения — надоели ей. Она была очень искусна в шитье, но терпеть не могла сидеть за иголкой. Она придумывала прекрасные фасоны, загоралась, увлеченно и с усердием шила день-другой, а потом работа валялась месяцами, пока она снова бралась за нее.
Она выходила в библиотеку или в магазины. Всегда нарядная, элегантная, шла с высоко поднятой головой, и ее красота и шуршанье ее шелковых юбок привлекали внимание прохожих. Ее туалеты были, быть может, немного ярки и вычурны, но она умела носить их, и от нее не укрывалось откровенное восхищение мужчин и зависть женщин. Она никогда не заводила далеко своего кокетства и, если к ней приставали, умела холодным взглядом смутить и вместе покорить себе дерзкого. Не даром она выросла под сенью «Испанского города»! Мужчины всегда ее интересовали, и у нее постоянно бывало три-четыре безобидных флирта с полузнакомыми.
Но больше всего Зельда любила, когда сырой туман или сильный ветер прогоняли ее с прогулки. Тогда, прихватив в магазине какое-нибудь лакомство, она спешила домой. Войдя в квартиру, раздевалась, надевала домашние туфли и капот, готовила себе чай и, удобно устроившись в большом кресле с Джинджером на коленях, читала или занималась шитьем. Так она блаженствовала, пока Бойльстон не приходил из консультации.
Зельда страстно любила театр. Она часто бывала на концертах и спектаклях и знала в лицо всех актеров и актрис. Бойльстон всегда доставал ей билеты, когда приезжала на гастроли какая-нибудь труппа из восточных штатов, но никогда не показывался в театре вместе с нею. «Это опасно, милочка, слишком опасно» — твердил он, не объясняя, почему. Ей было решительно все равно, сопровождает он ее или нет, но было неприятно ходить в театр одной, сидеть одной и одной возвращаться поздно ночью в темный и пустынный дом.
Она ненавидела вечера, скучные, данные, бессмысленные вечера вдвоем с доктором, который нестерпимо надоел ей. Надоела его манера потирать руки, входить с газетой под мышкой, надоел запах карболки, надоела болтающаяся цепочка пенсне…
— Да, это недурно, — говаривал он, раскрывая газету и собираясь читать, пока Зельда одевалась для выхода или готовила обед. — Недурно, черт возьми, после хорошего трудового дня отдохнуть вечерком со славной и хорошенькой подружкой!
Всегда одно и то же. Зельде порою хотелось крикнуть:
— Ради бога, не говорите этого сегодня, хотя бы только сегодня!
Но она заставляла себя не обращать внимания на то, что ее раздражало, и сохраняла выдержку.
Она любила красиво одеваться, да и Бойльстону нравилось видеть ее нарядной, когда они выезжали вместе. Они обедали чаще всего у Зинкэнда, так как Зельда любила игру герра Стэрка. Она старалась скоротать за обедом часть предстоящего ей вечера с Бойльстоном. Но тут ей неизменно представлялась дилемма: либо продлить обед — но тогда Бойльстон выпивал слишком много кларета и становился потом чересчур нежен, либо быстро закончить его — и тогда весь остальной вечер доктор утомлял бы ее своими разговорами и хождением взад и вперед по комнате.
Однажды в субботу вечером, когда они вошли к Зинкэнду немного позже обычного, за одним из столов Зельда увидела Майкла в компании молодых людей, очевидно, студентов, обедавших здесь перед тем, как отправиться в театр. У Зельды замерло сердце. Она видела, что Майкл узнал ее, но вовремя отвела глаза и, наклонив голову так, чтобы большая шляпа с цветами заслонила ее лицо, прошла за Бойльстоном к их обычному месту. Она села за стол, сняла перчатки, выбрала меню, ровным голосом ответила на замечания доктора. Все, как всегда… Но вдруг почувствовала, что слезы начинают капать в тарелку. Она низко надвинула шляпу, чтобы скрыть сероватую бледность лица, и поспешила встать, сказав, что идет поправить волосы. Только в уборной она перевела дух и попыталась овладеть собой.
