Жонкиль - Робинс Дениз (книга жизни TXT) 📗

— Ну-ну, ты можешь оставаться со мной.

— Нет, я чувствую, что я должна уехать и сама зарабатывать себе на жизнь. Боюсь, что теперь вам придется лишать наследства меня, отец. О, пожалуйста, поверьте, что я благодарна вам за то, что вы удочерили меня, что дали мне такой замечательный приют. Вы поступили очень великодушно, и я всегда уважала вас, считала вас старым другом моего бедного отца.

— Только уважала — и никогда не любила? — спросил он странным голосом.

Она покраснела еще больше и сказала мягко:

— Вы никогда не нуждались в любви, отец. Вы не верите в любовь или чувства, вспомните.

Генри Риверс тяжело сглотнул. Первый раз в своей жизни он почувствовал истинное волнение. Эта девочка, с ее бесстрашными глазами, гордо посаженной темноволосой головой, была в этот критический час дороже ему, чем когда-либо ранее. Его мать любила Роланда Чартера, ее плоть и кровь. Но он, Генри Риверс, был больше привязан к своей приемной дочери. Если ее тайный брак и бегство ужаснули его, то сегодня он был потрясен тем, что она собирается уехать из Риверс Корта, просит его лишить ее наследства.

Несколько мгновений он молчал. Когда он заговорил, его голос, как всегда, был резким, а лицо суровым.

— Давай не будем примешивать к деловому разговору любовь или другие чувства, — сказал он. — Давай рассматривать вопрос беспристрастно, Жонкиль. Я простил тебя за то, что ты сделала. Теперь я прошу вернуться домой и начать новую жизнь.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Я просто не могу сделать этого, отец. Я должна уехать, должна сама заботиться о себе.

— Ты сумасшедшая!

— Возможно. С моей точки зрения, я совершенно в здравом уме, — сказала она с быстрой улыбкой. — Я хочу сохранить самоуважение, свое достоинство, свою гордость. Я чуть было не потеряла все это, не так ли?

— О, будь он проклят, этот Роланд Чартер, — сказал взбешенный Риверс.

Жонкиль закрыла глаза. Острая боль внезапно пронзила ее сердце. Ах, Роланд, Роланд, которого она так сильно любила и который так унизил ее!

Затем боль прошла. Жонкиль упорно настаивала на своем: она вернется в Риверс Корт на несколько дней, соберет свои вещи, затем поедет в Лондон и будет искать работу.

— Какую работу? — спросил он ее с раздраженным смехом. — Что ты умеешь делать? Если только ты сможешь зарабатывать, став учителем ботаники в какой-нибудь школе.

— Не хочу. Я до смерти устала от ботаники.

Он поморщился.

— Мне придется искать какую-то домашнюю работу. Я умею шить и готовить — бабушкино образование пригодится мне, — добавила она с кривой усмешкой, в которой, несмотря ни на что, было столько отваги, смешанной с болью.

Мистер Риверс фыркнул.

— Домашнюю работу! Болтовня. Ты вернешься в Корт, успокоишься и забудешь всю эту чепуху, — сказал он. — Первое, что нужно сделать, это освободиться от Роланда.

— Да, — сказала она. — Я постараюсь заставить его аннулировать мой... мой брак.

Она невольно взглянула на свою левую руку. Кольца на ней не было. Прошлой ночью она сняла это тоненькое колечко, которое он надел на ее палец в этой пыльной, мрачной регистратуре. Она плакала над желтеньким кружочком, плакала до тех пор, пока не перестала видеть; потом положила кольцо в коробочку. Она не собиралась когда-то его надевать. Однако ради любви, страсти, которую испытала, она оставила это кольцо, не смогла выбросить в мусорную кучу.

— Да, — сказала Жонкиль снова. — Я должна вернуть себе свободу. Я возьму мою девичью фамилию и буду работать, чтобы прокормить себя. Если вы захотите, я могу вернуть свою прежнюю фамилию — Жонкиль Маллори.

— Конечно нет. Ты юридически стала Жонкиль Риверс, когда я удочерил тебя.

Жонкиль тяжело вздохнула. Она очень устала бороться. Прошлой ночью ей пришлось бороться с Роландом, бороться с ее собственным неистовым, ужасным душевным волнением. Она выиграла битву на этот раз. Но сколько переживаний ждет ее впереди, сколько усилий придется потратить, прежде чем удастся обрести мир!

Генри Риверс был суровым, властным, своенравным человеком. Будучи ребенком, она считала невозможным ослушаться его или перечить ему. То, что она пережила с Роландом, изменило ее мировоззрение. Теперь она чувствовала себя совершенно независимой и не боялась этого старого человека, который так долго подавлял ее мысль и волю. Конечно, она знала, что предстоит изнурительная борьба с ним, что будет трудно уехать, не причинив массу неприятностей и боли как себе, так и ему.

Кроме того, нужно будет объясняться и с бабушкой.

На мгновение она повернула лицо к окну. Газоны на набережной, белые от инея, сверкали под ярким солнцем. Пальмовые деревья, обрамленные инеем, казались в это декабрьское утро укутанными очень тонким белым кружевом. Но мысли ее были далеко от красоты пейзажа. Усталая, ужасно обиженная человеком, которого она так страстно любила, остро ощущающая свое одиночество, она думала об отце, который умер девять лет тому назад, о матери, в нежных объятиях которых она могла бы найти прибежище и утешение.

Она горько вздохнула и повернулась к человеку, сидящему напротив нее и заканчивающему завтрак.

— Мне очень жаль, что я вас так огорчаю, — сказала она. — Но не могу переменить своего решения. Я намерена уехать из дома сразу после Нового Года, конечно, в том случае, если вы не хотите, чтобы я уехала немедленно.

Мистер Риверс поднялся и швырнул скомканную салфетку. Резким движением он два раза провел по своим густым седым усам.

— Я отказываюсь обсуждать эту нелепую затею сейчас, — сказал он. — Идем, Жонкиль. Хватит пока. Нам предстоит дальняя дорога, и будет лучше, если мы поторопимся.

Жонкиль последовала за ним. Он хотел прекратить разговор. Очень хорошо. Но когда она вернется в Риверс Корт, она не переменит своего намерения. Ничто не сможет заставить ее изменить его.

Она покинула Торки в большом, мощном автомобиле, который, как всегда, вел Роулинсон. Жонкиль, укутанная в подбитый мехом плед, сидела на заднем сиденьи рядом с Риверсом. Было свежее, ясное, бодрящее зимнее утро. Но Жонкиль почувствовала страшную, давящую тоску, когда Роулинсон вывел машину из Торки на дорогу, ведущую в Ньютон-Аббот. Где-то здесь, между бухтой Ансти и городом, находился «Палас-отель», в который Роланд привез ее, свою невесту, вчера вечером. Сколько событий произошло с тех пор! Она уезжает из Торки, направляется в Суссекс и Риверс Корт. Но Роланд, несомненно, все еще там, в комнате, которую она разделила бы с ним, если бы мистер Риверс не приехал вовремя.

Жонкиль закрыла глаза и сжала руки под меховой полостью; она думала, будет ли когда-нибудь в состоянии думать об этом месте, представлять уютную спальню в отеле без сильнейшего душевного переживания.

Она решила все начать сначала, забыть свою любовь к Роланду, разочарование, боль. Но всю обратную дорогу в Суссекс ее сердце оплакивало несостоявшееся счастье.

Старая миссис Риверс рано ложилась спать. Жонкиль и ее приемный отец вернулись в Риверс Корт поздно вечером, поэтому девушка была избавлена от муки спора или ссоры с бабушкой до следующего утра, за что она была благодарна судьбе.

Измученная всем, что ей пришлось перенести, она крепко спала в эту ночь в спальне, которую занимала в течение многих лет. Но как только проснулась, воспоминания о Роланде и ее несчастливом замужестве вновь начали терзать ее сердце.

Все, кому приходилось переживать тяжелый душевный недуг и горе, знакомы с ужасным чувством тоски и отчаяния, которые начинают сжимать сердце в тот самый момент, когда возвращается сознание. Это почти непереносимо. Жонкиль побоялась задерживаться в постели хотя бы на минуту после того, как открыла глаза, она знала, что еще мгновение — и не выдержит, зароет лицо в подушку, выплачет свое одиночество, свое горе, свою боль. Но она решила не быть слабой. Если она хочет сохранить достоинство, она должна сохранить самообладание в течение этих нескольких дней. Она быстро встала с постели, набросила халат и подошла к окну.