Последний секрет - Вербер Бернар (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
– Финчер во все внес новизну, в том числе в труд. Он наблюдал за больными, как никто до него. Со смирением. Без предубеждения. Он не считал, что нужно обуздывать их разрушительные порывы, их способность мешать окружающим. Он старался использовать во благо и усилить их лучшие качества. Для этого он демонстрировал им самое прекрасное, что создало человечество: живопись, музыку, кино, компьютеры. И предоставлял возможность творить. Естественно, они выбирали искусство, выражающее их тревогу, озабоченность, говорящее их языком. Он не запирал людей под замок, а наблюдал за ними. Он говорил не об их изъянах, а о красоте вообще. Неудивительно, что в некоторых проснулась тяга к творчеству.
– Так просто?
– Нет, очень сложно. Параноики не выносят шизофреников и презирают истериков. Те платят им тем же. Но в искусстве они обрели некую нейтральную территорию, то, чего им не хватало. Финчер любил повторять: «Когда вас в чем-то упрекают, разглядите в этом то, что может стать вашей сильной стороной».
К ним подбегает пожилая дама и торопливо наклоняется к циферблату часов журналистки.
Та замечает, что старушка сама при часах. Но она так дрожит, что не в состоянии рассмотреть на них время.
– Шестнадцать двадцать, – подсказывает ей Лукреция.
Но старушка уже спешит в другую сторону. Доктор Робер тихо объясняет:
– Болезнь Паркинсона. На первых порах ее лечат допамином. В этой клинике занимаются не только душевными недугами, но и всеми нарушениями нервной системы: Альцгеймером, эпилепсией, Паркинсоном.
Какой-то больной, подойдя к ним, морщится и размахивает линейкой.
– А это что такое? – спрашивает Исидор.
– Измеритель боли. Нечто вроде термометра, показывающего боль. Когда больной говорит, что ему плохо, бывает нелегко понять, пора ли давать ему морфий. Поэтому их попросили градуировать степень недуга на шкале от одного до двадцати. Получается субъективный показатель боли.
Двое рабочих вешают мемориальную доску в память о Финчере. На ней красуется его девиз: «Для человека с мотивацией не существует преград».
Больные собираются, чтобы полюбоваться доской. Некоторые сильно взволнованы. Человек десять хлопают в ладоши.
– Все здесь в нем души не чаяли, – продолжает рассказ экскурсовод. – Когда Финчер сражался с Deep Blue IV, в главном дворе установили большой телеэкран. Вы бы это видели! Обстановка была как на футбольном матче. Все орали: «Давай, Сэмми! Сэмми, давай!» Они называли его только по имени.
Доктор Робер открывает дверь корпуса под названием «Лабораторный питомник», где громоздятся этажами сотни клеток с мышами.
– Вам это интересно?
Лукреция присматривается к мышам. У большинства бритый череп, из которого торчат электроды.
– Это подопытные животные. Мы провоцируем у них приступы эпилепсии, а потом наблюдаем воздействие медикаментов. Финчер был не только директором больницы, он оставался ученым. Вместе с сотрудниками он опробовал новые научные направления.
Мышам любопытно, кто это к ним пожаловал, они нюхают гостей через решетки.
– Такое впечатление, что они хотят что-то сообщить, – бормочет себе под нос Лукреция.
– Умственное развитие у этих мышей выше среднего. Их родители были цирковыми мышами, их с рождения приучали не сопротивляться опытам. Потом мы сажаем их в клетки с лабиринтами и игрушками, чтобы убедиться, что произошло с их интеллектом.
Журналисты смотрят на драку двух мышей, молотящих друг дружку крохотными лапками. У одной мордочка разбита в кровь.
– Как, по-вашему, здесь у него могли быть недруги? – спрашивает Лукреция.
– Наркоманы. Они – единственные, кто отказывается соблюдать правила игры. Им на все и на всех плевать, в том числе на Финчера. Им случалось поднимать на него руку. На них не действуют увещевания. Они на все готовы, лишь бы получить хотя бы немного своей проклятой дури.
– Даже на убийство?
Доктор Робер скребет подбородок.
– Методы Финчера отвергали только они. В конце концов он пришел к мысли, что самым упрямым из них здесь не место.
– Как вы себе представляете нападение наркомана на Финчера? – задает вопрос Исидор.
– Например, добавление в пищу вещества с замедленным действием, – отвечает доктор Робер.
– Судмедэксперты не нашли в организме никакой отравы.
– Некоторые вещества нельзя обнаружить. У нас в химической лаборатории имеются весьма хитроумные составы, действующие и исчезающие очень быстро.
Лукреция задумывается о новом следе – заговоре наркоманов, прибегших к яду, не оставляющему следов.
– Можно нам побывать в кабинете Финчера?
– Нет, нельзя.
Исидор догадывается достать из кармана своей спутницы пачку сигарет и протянуть ее доктору Роберу. Тот поспешно берет сигарету.
– Сюда запрещено это проносить, но запрета покурить тайком еще не издали. Беда в том, что мы здесь ночуем и редко получаем возможность отлучиться за покупками на Большую землю. Благодарю.
Он закуривает и блаженно жмурится, поспешно втягивает дым, чтобы побыстрее накачаться никотином.
– Психбольница без сигарет – странное явление, – замечает Исидор. – Я бывал в других подобных заведениях, так там дымят все до одного…
– По-моему, Финчер курил, когда играл с Deep Blue IV, – подсказывает Лукреция.
– Исключение, подтверждающее правило. Во время матча нервное напряжение слишком велико, вот он и не выдержал.
Лукреция хватает блокнот и торопливо строчит: «Восьмая мотивация – табак?»
Исидор, глядя ей через плечо, шепотом подсказывает:
– Нет, берите шире: табак, алкоголь, наркотики. Вещества, вызывающие привыкание. На пятом месте у нас, помнится, долг, потом идут злость, сексуальность, и вот теперь номер восемь – дурманящие средства.
Доктор Робер счастлив, он усиленно отравляет себя. Но дым сигареты уловлен детектором, звучит тревога. Ему приходится поскорее затушить окурок.
Старуха, страдающая болезнью Паркинсона, появляется в сопровождении двоих здоровяков, и те берут доктора Робера под белы руки. Тот жадно втягивает остатки дыма.
– Что, Робер, опять твои проделки?
Окурок летит на землю. Старуха разглядывает журналистов.
– Как я погляжу, наш Робер обвел вас вокруг пальца. Ох уж этот умник! Наверняка прикинулся врачом. По профессии он и правда врач, что не мешает ему быть больным. Одно никогда не мешает другому. У Робера множественное сознание. Вы получили хороший урок: никогда не верьте видимости и званиям.
Она жестом велит больному удалиться, что тот и делает со сконфуженным видом. Старуха поворачивается к Лукреции и Исидору:
– Вы не из наших. Кто вы такие, что здесь делаете?
Они не сразу соображают, что их одурачили.
– Мы журналисты, – бормочет наконец Лукреция.
Женщина выходит из себя:
– Что?! Журналисты?! Только вас здесь не хватало! Не иначе это Умберто вас приволок! Он дождется! Еще раз впустит сюда чужаков – получит расчет!
– Можно задать один вопрос?
– Очень жаль, но у нас нет времени. Это больница. Не мешайте работать.
Она торопливо уходит, и санитар провожает их к пристани.
В этот момент Исидор говорит себе, что лучше никогда не сходить с ума, но если все-таки не повезет, то хорошо бы попасть в руки такому врачу, как Финчер.
Доктор Финчер регулярно наведывался к Жан-Луи Мартену, но у него хватало и других больных.
Сначала главной поддержкой для Жан-Луи Мартена были родные. Бертран Мулино и другие коллеги сменяли друг друга у его изголовья, развлекая товарища беседой. Пес Лукулл не отходил от его койки – хотел, наверное, защитить в случае внезапного нападения.
Коллеги знали, что он их видит и слышит. Сам Мартен поддерживал беседу: веко, опущенное один раз, означало «да», веко, опущенное дважды, – «нет».
Жена Изабелль рассказала, что написала заявление в полицию: пусть найдут сбившего его лихача.
– Женщина, вышедшая в тот момент на балкон, запомнила и передала полиции номер машины.
