Зеркало судьбы - Точинов Виктор Павлович (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Лагарра, как истинный мексиканец, отличался склонностью к позерству, к трескучим фразам и эффектным жестам… И к безвкусно-роскошной лошадиной упряжи: пышная бахрома, золоченые бляшки, наклепанные повсюду. И его, Лагарры, многочисленные серебряные монограммы, из множества переплетенных букв. (Боб, как и прочие мексикашки, являлся носителем целой грозди имен: Борхес-Антонио Ледехас ла Гарра Делькон, – Акула Додсон выслушал, хмыкнул, и тут же забыл, сократив до Боба Лагарры.)
Боб закончил возиться с упряжью, зашвырнул всю богато изукрашенную сбрую подальше в заросли чапараля. Лошадь стала неопознаваемой, мало ли дохлятины валяется в предгорьях на радость воронью и грифам-стервятникам?
Акула Додсон принял решение.
– Очень мне жалко, Боб, что твоя гнедая сломала ногу, – произнес он негромко, выжидая: потянется ли к мешку мексикашка?
Потянулся… Не мог не потянуться… После стольких трудов и тревог даже не посмотреть, за какой же куш шла большая игра?
Додсон и впрямь жалел о сломанной ноге кобылы, но лишь поначалу. Теперь перестал жалеть. Лошадка у Лагарры была на редкость резвая, а сам он худ и невелик ростом. К тому моменту, когда с ней приключилось несчастье, гнедая вместе со всадником (и с брезентовым мешком!) оторвалась от Боливара уже на три десятка корпусов и помаленьку наращивала отрыв. Может, и к лучшему, что больше ей бегать не придется, как знать…
Боб Лагарра распустил завязки, перевернул мешок, – и с детским счастливым смехом высыпал из него пачки новеньких кредиток и мешочки с золотом.
– А ведь ты не промахнулся, старый пират! – радостно обратился он к Додсону. – Ты вообще не промах и шаришь в чужих деньгах получше любого банкира-янки! Кому угодно дашь сто очков форы – что здесь, в Техасе, что там, на Уолл-стрит!
– Что же мы придумаем с лошадью для тебя, Боб? Медлить нельзя, погоня еще сегодня сядет нам на хвост.
– Проедем недолго вдвоем на твоем жеребце и отберем первую же лошадь, какую повстречаем… Но, клянусь честью, мы сорвали-таки банк! Если надписи на пачках не врут, здесь тридцать тысяч! По пятнадцати тысяч зеленых спинок на каждого!
– Меньше, чем я ждал, – сказал Акула Додсон, думая о другом, и задумчиво поглядел на своего взмокшего и уставшего коня.
– Старина Боливар нынче битая карта, – медленно произнес он. – Как бы я хотел, Боб, чтобы твоя гнедая не пострадала…
– Кто б не хотел? Да что уж теперь… У этой лодки крепкое днище, – кивнул он на Боливара, – она вывезет на тот берег, где мы сменим лошадок… Черт возьми, Акула, вот что смешно: ты чужак с Востока, а мы здесь, в приграничье, у себя дома, – и все-таки ты сумел поучить здешних людишек, как играть в покер шестизарядными картами… Из каких мест ты приехал?
– Приехал из штата Нью-Йорк, – ответил Акула Додсон, присев на валун. – Но родился я еще дальше… Мальчишкой сбежал из дому, дошел до развилки дорог и не знал, куда свернуть… Пошел налево, но иногда задумываюсь: как повернулась бы жизнь, если бы я выбрал другую дорогу?
– Думаю, жил бы так же… Со своей дороги, куда ни сворачивай, все равно не сойдешь, Акула, вот какая штука… Выбираем не мы, понимаешь? Это они, дороги, нас выбирают.
Акула Додсон поднялся с валуна.
– Я сожалею, что твоя гнедая сломала ногу, Боб, – сказал он с печалью.
– Кто ж радуется? – кивнул Боб, – Разве что воронье, хорошая им пожива будет… Но Боливар выдюжит… Думаю, лучше нам двигать дальше, Акула. Сейчас я упакую обратно этих бабушек в буклях, – и вперед, в лес, в предгорья.
Боб Лагарра ссыпал в мешок картинную галерею президентов, и впрямь чем-то напоминавших благообразных старушек, начал завязывать. Услышав негромкий щелчок, Боб подняв голову и увидел кольт сорок пятого калибра, уставившийся на него немигающим взглядом.
– Не шути так, Акула Додсон… Дернется рука и пропишешь невзначай мне свинцовую пилюлю.
– Сиди спокойно! – приказал Акула. – И держи руки, где держишь… Ты останешься здесь, Боб. Мне очень неприятно это говорить, но шанс остался лишь у одного. Боливар изрядно утомлен, и он не выдержит двоих.
Грандиозный, рассчитанный на долгие годы и на тысячеверстные расстояния, план гимназиста Чечевицына дал течь уже на первом перекрестке…
Здесь дорога, ведущая к усадьбе Королевых и селу, пересекалась с трактом. Стоял тут столб с приколоченной доской-указателем: до губернского города три версты, до уездного вчетверо дальше.
Великий план предусматривал, что здесь мальчики подсядут в попутные ямщицкие сани, заплатив ровно четвертак серебром, и ни копейкой больше – наличный капитал в четыре рубля семьдесят две копейки следовало расходовать экономно.
С ямщиком предстояло добраться до губернского города, и оттуда уже следовать в сторону Аляски бесплатно, закопавшись в уголь в тендере паровоза.
План дал трещину сразу: ямщиков на тракте не было. Ни попутных, ни встречных, никаких.
Прошла четверть часа, затем еще четверть. Ямщицкие сани не показывались. Мальчики начали замерзать.
– Пошли пешком! Хотя бы согреемся! – решительно постановил Чечевицын.
– Три версты? По морозу?
– Нет, двенадцать, – указал Чечевицын в другую сторону. – Время потеряно, бледнолицый брат. Погоня дышит в затылок. Но они решат, что мы выбрали короткий путь и будут искать нас там. А мы выберем длинный и оставим погоню с носом!
– Двенадцать верст?! Ты, верное, сошел с ума? Ты когда-нибудь ходил двенадцать верст пешком, хотя бы даже летом?
– А как же мы пойдем с Аляски в Калифорнию вдоль берега океана? Там тысячи миль пути, и, знаешь ли, ямщики не встречаются. Будем тренироваться. В путь, бледнолицый брат!
– Иди один… Я раздумал ехать… Мы никуда не дойдем пешком, ни в какую Калифорнию. Мы даже до уездного города не дойдем!
– Так ты не поедешь? – сердито прошипел Чечевицын. – Говори: не поедешь?
– Господи! Как же я поеду? Мне маму жалко… Уже хватилась нас, с ума сходит… Мне холодно, я устал… Я возвращаюсь домой.
– Бледнолицый брат мой, я прошу тебя, поедем! Ты же уверял, что поедешь, сам меня сманил, а как ехать, так вот и струсил?
– Я… я не струсил, а мне… мне маму жалко.
И тут из-за поворота вывернули груженые сани. Чтобы им появиться на полчаса раньше… И ехали-то по начальному плану: в сторону губернского центра.
Чечевицын махнул рукой, сани остановились.
– Тпр-р-ру! Подвезти, чтоль? Докеда ж вы так одни-то собравшись?
– До города. Четвертак серебром, – отрывисто сказал Чечевицын и вновь повернулся к Володе. – Ты говори: едешь или нет?
– Я поеду, только… только погоди. Мне хочется дома пожить.
– В таком случае я сам поеду! – решил Чечевицын. – И без тебя обойдусь. А еще тоже хотел охотиться на тигров, сражаться! Когда так, отдай все наше снаряжение!
Володя заплакал. И потянул с плеч свой гимназический ранец – именно он (до появления своих коней и переметных сум) служил главным хранилищем для снаряжения и припасов.
Чечевицын торопливо перегружал в свой холщовый мешок их богатства.
– Так поедете, али как? – нетерпеливо понукал ямщик.
– Жди! – коротко бросил Чечевицын и последний раз спросил у Володи:
– Не поедешь?
– Не… не поеду.
– Тогда прощай! Ты оказался подлым трусом, бледнолицый брат! Койоты обглодают твои кости и растащат по прерии… Прощай!
Сани укатили. Володя остался один. Так и стоял у столба указателя, не находя в себе сил пошагать обратно.
Со стороны дома послышался стук копыт. Погоня – двое верховых – не заставила себя ждать.
– Где он? Где второй? – настойчиво выспрашивали у него.
Володя не мог ничего сказать, лишь тряс головой и плакал.
– Отстаньте вы от парня! – послышалось из подкативших розвальней. – Давайте-ка, один направо, другой налево, и ко всем возам приглядывайтесь! А ты залезай сюда, малец, задрог уже совсем!
Акула Додсон выжидал именно тот момент, когда руки сообщника окажутся заняты мешком… Он вообще-то был уверен, что даже в честной «ковбойской дуэли» первым дотянется до кобуры движением стремительным, как бросок гремучей змеи. И первым выстрелит от бедра – точно в лоб. Смуглые ребята из-за Рио-Гранде не сильны в таких играх… Исподтишка ударить в спину навахой – вот что мексиканцы любят, умеют и охотно делают.
