Параллельный переход - Кононюк Василий Владимирович (читаемые книги читать TXT) 📗
— Сегодня Бог был на твоей стороне, Богдан Шульга, но не думай, что так будет всегда.
Это было не совсем то, что хотелось услышать, но формально претензий ко мне не было, и можно было уходить одеваться. Все поставленные задания мною были выполнены, и на сцену должны были выйти бойцы из другой весовой категории. Обувшись и позвав Степана на помощь, достал из дорожной сумки, притороченной к седлу, приготовленный матерью мешочек с сушеными травами, останавливающими кровь. Рядом в отдельном свертке хранились игла, которую вчера, разогрев на огне, согнул дугой, паренные в кипятке нитки и белые тряпки вместо бинтов. Наложив левой рукой при помощи Степана восемь швов на неглубокую рану, оставленную на боковой внутренней стороне правой руки Ахметовой саблей, присыпав все это смесью сушеного мха, паутины, тысячелистника и замотав тряпкой, продолжил одеваться. В круге тем временем обстановка накалялась, Иллар призвал к ответу Загулю, требуя полного отчета о его занятиях в последние дни, мотивируя свое любопытство обоснованными сомнениями в законности проводимой им деятельности. Загуля умело отмораживался — мол, я не я, и хата не моя, чего там Ахмет чудил и зачем он в чужих казаков стрелы метал, знать не знаю, да и ответил Ахмет уже по полной. Отвечал он со снисходительной вежливостью, не давая формальных предлогов призвать его к ответу за плохое поведение, сам при этом полностью игнорировал острые выпады Иллара. В круг он не вышел, подчеркивая тем самым, что разговаривает с Илларом по своей доброй воле, к ответу его могут призвать только атаман или товарищество. Ситуация становилась все более неприятной: вызови Иллар Загулю на бой, атаман, скорее всего, запретит проводить поединок, мотивируя тем, что вина Загули не доказана, а то, что мне Ахмет в круге шептал, мало кто понял, да и в расчет никто брать не будет. Тут в круг, сняв шапку, вышел еще один казак и попросил слова. Высокий ростом, широкий в плечах, он двигался с легкостью и грацией большой хищной кошки, для которой не существует ограничений земного притяжения. Такая легкость движений вырабатывается многолетними тренировками передвижений по земле, а не в седле, что было нехарактерно для казаков, с которыми я уже успел познакомиться. Вооружение, боевые приемы и тренировки были заимствованы у монголов, да это и неудивительно, учитывая почти двухсотлетнее пребывание в составе Золотой Орды и отсутствие альтернативной военной силы, способной на равных противостоять воинскому мастерству монголов.
— Говори теперь ты, Иван, — с видимым облегчением обратился к нему Непыйвода. — Может, хоть ты нам растолкуешь, как дело было.
— Казаки, не мастак я балы точить — расскажу, как дело было, а вы решайте. На третий день после Покрова предложил мне Илларий Загуля с ним в Киев съездить. Сказывал, нанял его атаман Кулибида невесту для его сына умыкнуть, и не абы какую невесту, а дочку одного киевского боярина. Пришлась она его сыну по душе, да и сам он с тем боярином породниться хочет. Но боярин надумал ее за какого-то львовского пана отдать — вот-вот венчаться должны. Поэтому, мол, и обратился к нему Кулибида, бо знает, что только он, Загуля, ее умыкнуть сможет.
Если бы не такой год пустой, казаки, отказал бы я Илларию. По мне, так казак сам должен свою невесту умыкнуть — не дело это чужих людей на такое нанимать. Не сподобилось мне это, но что поделать, если приходится каждый медяк искать, тут любому дувану рад будешь. Поехали мы вчетвером — Илларий, Ахмет, Оттар и я, выехали в четверг, на второй день вечером уже под Киевом были. Переночевали в корчме, в субботу с утра на базар поехали, наняли в корчме подводу с пустыми бочками. Ахмет пошел припас закупить, меня Илларий послал к стражникам на ворота сговориться, чтоб вечером, как стемнеет, нас с возом пустили, не заставили в Киеве ночевать, возле ворот вечером и встретиться решили. Так, время мирное, строгостей нету, сговорился сразу, что за пару медяков ворота откроют, еще успел к оружейникам попасть, кинжал у меня был хороший, в серебряных ножнах, — продал за три золотых. Вечером возле ворот встретились, едем обратно в корчму, я Иллария спрашиваю: разведал ли, как девку умыкать будем и когда. А он смеется — сейчас, говорит, все увидишь. Подъезжаем к стогу сена, что недалече от корчмы стоит, а они из бочек трех спящих девок достают. Это, говорят, подружки не хотели невесту саму к казакам отпускать, пришлось и их умыкнуть. Теперь, смеются, придется Кулибиде за троих невест откуп платить, а нам дуван втрое выйдет. Не сподобилось мне это, но ладно, думаю, будет время ответ спросить, сейчас главное — ноги унести. Забрали коней с корчмы и ускакали. Девок пришлось к себе приматывать: полдня не просыпались — Илларий их маковым отваром напоил. Три дня обратно с ними добирались, но погони не было, или следов наших не нашли. Как до вашего, Иллар, села совсем немного осталось, стали на ночлег возле Днепра, я говорю: давай до Оттаровой хаты доедем, в тепле заночуем, а Илларий говорит: здесь встреча с Кулибидой договорена, сюда он за невестой приедет. Сели, открыли бочоночек с мальвазией, девкам налили, выпили, чтоб им хорошие казаки в мужья достались, тай спать легли. Утром просыпаюсь — солнце уже встало, а мне говорят: ночью приехал Кулибида, спешил очень, забрал девок и уехал, а тебя, мол, добудиться не могли. В третий раз, казаки, не сподобилось мне это, не мог я от кружки вина так пьянеть, что утром голова как подушками пуховыми обложена: вроде твоя голова, а не слышишь ничего, только звон в ушах. Но ладно, думаю, не последний день рясу топчем, пересекутся у нас еще стежки-дорожки, не уйдете вы от ответа. Как выезжали уже с Волчьего Яру, слышал крик, но что там у Ахмета с этим хлопцем было, того не видел, да то уже и не шибко важно, Ахмет уже ответ дал. Звал меня Илларий снова в поход, только Оттара ждали, — хотел пойти с ними еще раз, все разузнать и сам их к ответу призвать, да не судьба: двое твоих подельщиков, Илларий, уже ответ дали, теперь тебе ответ держать. Ответь казакам — кому вы тех трех девок добывали?
Пока Иван Товстый рассказывал нам свою историю, лицо Загули меняло свое выражение с удивленно-раздраженного на оскорбленно-невиновное. В таком же тоне, сняв с головы круглый татарский шлем и выйдя в круг, начал он свою ответную речь:
— Только добро ты от меня имел, Иван, а платишь мне за мое добро черной неблагодарностью и завистью. Еще наши деды вместе в походы ходили, ты такой же потомственный казак, как и я, нам вместе держаться надо, а ты держишь сторону приблудных инородцев. Не ожидал я от тебя такого, Иван. Какого ответа тебе от меня надо? Ты сам ответ дал, кому мы девок добывали. Ты слову моему не поверил — хорошо, я докажу тебе и всем казакам, что так было, как я сказывал.
С этими словами Илларий направился к своему коню, который вместе с заводным, с притороченными дорожными сумами, стоял на противоположной стороне площади возле тына. Заскочив на коня и взяв заводного за узду, Илларий развернулся к нам и отвесил показной поклон:
— Прощайте, казаки, не поминайте лихом, не сподобился я вам, а вы мне. Поеду другое товарищество искать.
С этими словами он, надев на голову шлем и дав шпоры коню, умчался по улице к выезду из села. Все мы, онемев от изумления, наблюдали эту сцену. Первым засмеялся Иллар, и нервный, полуистеричный смех охватил всех нас. Мне почему-то казалось, что закричи он — и мы бы все начали кричать, вскочи он на коня — мы бы все бросились в погоню. Напряжение, которое сгущалось над площадью все это время, напряжение, которого не разрядила смерть Ахмета, напряжение, полюсами которого были Иллар и Загуля и которое, казалось, вот-вот взорвется разрядом смертоносного поединка, исчезло, унеслось в клубах пыли за конем Загули. А на площади остались наэлектризованные люди, которым нужна была любая разрядка, чтобы вновь начать видеть в стоящем напротив человеке казака из соседней деревни, родича, хорошего знакомого, а не волка чужой стаи, залезшего не на свою территорию.
— Ну, каков казак, ей-богу, аж завидки берут, это ж надо так — сел на коня, бросил все и уехал новой доли искать. Все знают, недолюбливали мы друг друга, но сейчас от всего сердца говорю: пусть легкой будет его дорога, пусть выведет его Господь на прямой путь.
