«Качай маятник»! Особист из будущего (сборник) - Корчевский Юрий Григорьевич (читать книги без регистрации полные txt) 📗
– Надо было с комбригом в тыл уходить, к своим прорываться, – сказал Алексей. – Все-таки два Т-34 – сила! Прорвались бы!
– А ты уверен, что комбриг сейчас у своих, прорвался? Может, сожженный стоит?
– Волков бояться – в лес не ходить.
– Кто их боится? Сегодня мы сами немцев попугали, думаю, долго теперь не сунутся.
– Они-то не сунутся, – рассудил Петр, – а самолеты свои точно пришлют. Надо танк в сторону отвести или в глубь леса да ветками забросать.
Как в воду глядел! Только мы отогнали танк подальше в лес и забросали его ветками, как появились Ю-87. Я уже слышать их моторы не мог – тошнило от злобы и бессилия.
Они старательно проутюжили позиции пехотинцев и опушку леса. Вовремя догадался Петр танк отвести; надо бы мне первому додуматься – а еще командир!
Но все когда-нибудь заканчивается – закончилась и бомбежка. Нас она, впрочем, не коснулась – досталось пехотин-
цам. И, как у немцев было заведено после бомбежки или артиллерийского налета, они пошли в атаку. Где уж они солдат смогли найти после нашего опустошительного рейда, ума не приложу. Впрочем, цепь наступающих была реденькой.
Мы выехали на опушку, чтобы поддержать пехоту в отражении атаки. И тут немцы нас подловили. Умнее ли они оказались, хитрее ли, но мы попались.
Едва танк выехал из леса, как раздался страшный удар в корпус, двигатель заглох, потянуло дымом. В голове стоял звон, из носа пошла кровь.
– Эй, парни? – Я не услышал собственного голоса.
Пригнувшись, я заглянул в отделение управления.
Снаряд угодил в лобовую броню, выломав из нее изрядный кусок. Оба – и Петр и Алексей – были убиты. Не надо было даже пульс щупать – уж слишком обширны и страшны были раны.
Я сполз к Петру, откинул нижний люк и подтащил к нему его бездыханное тело. Сам же выбрался через башенный люк. Как я пулю при этом не схлопотал, удивляюсь. Вероятно, меня закрыл дым, валивший из люков и смотровых щелей.
Я скатился на землю и вытащил из люка тело деда. Узко под танком, тесно.
Сжав зубы, ползком, я упорно тащил тело подальше от танка. Метров через пятьдесят я оставил Петра на земле и только хотел вернуться за телом Алексея, как танк вспыхнул. Пламя мгновенно охватило машину, повалил черный густой дым. Какое там «вытащить», когда даже на расстоянии чувствовался нестерпимый жар!
Я бросил взгляд на Петра:
– Ты полежи, дед, я сейчас.
Я, пригибаясь, побежал, потом, упав на землю, пополз к пехотинцам. Из окопов по наступающим цепям врага раздавались редкие винтовочные выстрелы.
Я скатился в окоп полного профиля. Сидевший в нем боец дернулся, увидев меня:
– Жив, танкист? А мы уж думали – вы все сгорели.
Он повернулся к немцам, прицелился, выстрелил и передернул затвор.
– Помогай, видишь – немцы прут.
А у меня и оружия при себе нет. Трофейный пистолет – и тот в танке остался.
– В соседнем окопе убитый лежит, возьми его винтовку, – посоветовал боец.
Я переполз в соседний окоп, высвободил из рук убитого – молодого бойца – винтовку, клацнул затвором и осторожно выглянул из-за бруствера. До немцев не так и далеко – метров сто – сто пятьдесят.
Я выбрал цель, поймал ее на мушку и выстрелил. Что за черт? Немец как шел, так и идет! Из соседнего окопа до меня донеслось:
– Прицел поставь!
И точно: не посмотрел сразу – хомутик прицела на тройке стоит.
Я выставил его на единичку, вновь прицелился, выстрелил. Немец упал. Контузило меня, что ли, – сразу не посмотрел…
Я сделал еще два выстрела, а потом затвор сухо клацнул. Отвел его назад – магазин был пуст. Нагнулся, обшарил подсумки убитого – пусто.
Я повернулся в сторону соседнего окопа:
– Сосед, подкинь патронов.
– Держи. Учти – больше нет, экономь.
Я вставил обойму в затворную коробку, большим пальцем вдавил патроны в магазин. Пять патронов – не густо. Выбрал цель. Мушка подрагивала, глаза заливало потом. Я сбросил танковый шлем, рукавом вытер пот. Теперь лучше видно. Снова тщательно прицелился, выстрелил – и еще один враг упал.
Справа ударил «максим». Как вовремя!
Пулеметчик бил короткими экономными очередями, но очень точно. Немцы залегли, потом отползли назад.
– Эй, друг! Лопатки не найдется?
Боец перекинул ко мне маленькую саперную лопатку в брезентовом чехле.
– Окоп расширить хочешь?
– Нет, своих похоронить.
Я пополз назад. В лесу встал и направился к танку. Он уже догорел – только чадил.
Я оттащил тело деда подальше в лес, выкопал неглубокую – в метр – могилу. Копать среди корней деревьев маленькой лопаткой было неудобно, пот заливал глаза. Вроде готово.
Я вытащил из кармана гимнастерки документы Петра – красноармейскую книжку, письмо и медальон. Вдруг из письма выпала небольшая фотография. На ней бабушка, молодая
еще. Я сразу узнал фотографию – видел дома такую же, только побольше. На глаза навернулись слезы.
Я подошел к бывшей стоянке, нашел моторный брезент, завернул в него тело и с трудом опустил в могилу.
– Прости, дед, не смог уберечь. Да и сам теперь не знаю – останусь ли жив.
Засыпал могилу землей, утрамбовал ногой. Из двух веток сделал подобие креста и воткнул в землю. Осмотрелся вокруг, пытаясь запомнить место. Я еще вернусь сюда, Петр…
Его документы сунул к себе в нагрудный карман. Подобрал лопатку и уже направился было к пехотинцам, как на опушке леса встретил старшину-пулеметчика.
– Жив, танкист?
– Я-то жив – экипаж погиб.
– Жаль, геройские были ребята.
Старшина помолчал:
– Что дальше делать думаешь, танкист?
– А ты?
– К своим пробираться надо. Патронов нету, да и людей едва ли два десятка осталось. – Старшина снял пилотку, вытер пот.
– Тогда я с вами.
Я дополз до окопа, вернул саперную лопатку, за ремень вытянул из окопа винтовку. Только четыре патрона в ней, но все же не безоружен. На войне солдату без оружия остаться – самое последнее дело.
Когда начало смеркаться, пехотинцы покинули окопы и собрались в лесу. Третья часть их была ранена: у кого рука была забинтована, у кого – голова. Но все при оружии. Старшина даже «максим» прикатил.
Один из бойцов не выдержал:
– Старшина, да брось ты эту бандуру – все равно ведь патронов нет, мешать только будет.
– Казенное имущество, как же его бросить? На мне числится.
– Если так рассуждать, то вон танкист должен за собой танк сгоревший тащить.
– Разговорчики, Крылов! Местность кто-нибудь знает?
Все переглянулись, помолчали.
– Так, понятно. И карты нет.
– Зачем тебе карта? – вмешался я. – Идем на восток, мимо своих не промахнемся.
– Верно, конечно, только непонятно – где немцы и где наши.
– Эка, хватил! Где сейчас немцы, и в генштабе небось досконально не знают. А в нашем случае самый хороший вариант – языка взять, да не простого, а как минимум офицера с картой.
– Кто ж его брать будет? У меня не все с винтовкой толком обращаться умеют, а ты – «языка»!
– Тогда идем.
– А пулемет куда?
– Коли бросить жалко – закопай.
Было видно, что старшина колеблется. Бросить жалко – казенное имущество; тащить с собой – груз уж очень обременительный, почитай, три пуда бесполезного железа, поскольку патронов нет. У каждого бойца боезапас – только то, что в магазинах винтовок, подсумки пустые.
Хозяйственная жилка перевесила.
Старшина вытащил из чехла саперную лопатку, сноровисто вырыл небольшую яму, быстро разобрал пулемет на три крупные части – станок, тело и щит, уложил в яму и присыпал землею.
– Думаю, погоним немца вскоре, тогда и откопаю, – успокоил себя старшина. Повернулся к нам: – Идем цепочкой по одному с интервалом пять метров. Не отставать.
И первым пошел по лесной тропе.
Взошедшую луну периодически закрывало тучами, идти было тяжело – ноги цеплялись за коряги, кочки, траву. Чем дальше отходили мы от брошенных позиций, тем гуще становился лес. Ветки в темноте так и норовили хлестнуть по лицу. Хоть глаза и привыкли к темноте, нам все равно приходилось напрягать зрение и слух, чтобы не потерять из вида идущего впереди.
