Непобедимая и легендарная: Непобедимая и легендарная. Призрак Великой Смуты. Ясный новый мир - Михайловский Александр
Уже почти перед самым рассветом из Гениченска на паровозе вернулись комиссар Железняков и казаки. Несмотря на усталость, они были довольны тем, что им удалось сделать. Комиссар с гордостью предъявил нам знамя отряда. Это было большое двухслойное полотнище алого шелка, отороченное золотой бахромой, верхнюю часть которого крупными буквами украшали слова «КРАСНАЯ ГВАРДИЯ», и чуть ниже прописью девиз: «Верой и правдой».
Комиссар Железняков рассказал, что мастерскую, шившую для богатых невест свадебные платья, они нашли довольно быстро. Хозяин поначалу заартачился. Но когда узнал, что это знамя для отряда, уничтожившего банду, терроризировавшую всю округу, то тут же подобрел и взялся оперативно выполнить заказ.
Мастерицы сидели по очереди за работой весь день и почти всю ночь. Хозяин даже поначалу отказался от денег, но тут уже уперся комиссар Железняков. Одну золотую десятку он чуть ли не насильно вручил хозяину «за материал» и еще по одной дал четырем мастерицам, трудившимся над знаменем, сказав, что это им премия «за ударный коммунистический труд».
Вот и вся история.
14 (1) декабря 1917 года, раннее утро.
Екатеринославская губерния, станция Новоалексеевка
в тридцати двух километрах перед Чонгарским мостом.
Майор госбезопасности Османов Мехмед Ибрагимович
В толпе солдат-татар этот тип сразу бросался в глаза своей, если можно так сказать, нетипичностью. И к гадалке ходить не надо для того, чтобы понять, что не простой штатский ночевал в одной палатке с подпоручиком Фейзулиным, совсем не простой. И за крымского татарина он мог сойти только для человека несведущего в восточных делах. И в самом деле, он походил на своих гостеприимных хозяев не более, чем я на жителя Монголии. Деланая невозмутимость пленника тоже говорила о многом.
Хорошенько подумав, я пришел к выводу, что наш гость – птица залетная и весьма интересная. Правда, прибыл он в Крым не из Франции или Британии. Так что наш с ним разговор мог быть интересным.
Я приказал морпехам отвести этого господина в специально оборудованное для подобных бесед купе, отдал еще несколько распоряжений по отряду, после чего отправился за ним следом.
Усадив пленника на сиденье, оба морпеха остались в коридоре, откуда внимательно следили за ним. Господин демонстрировал самообладание вождя краснокожих и, не говоря ни слова, продолжал смотреть в окно купе.
Я не спеша уселся на сиденье напротив него и махнул рукой морпехам, чтобы они оставили нас одних.
– Уважаемый, – сказал я на языке своих далеких предков, – меня интересует ваше имя и чин в турецкой армии, а также то – какое задание вы получили от своего начальства, отправляясь на территорию Советской России?
Похоже, что мои слова пробили его защиту – лицо моего визави на мгновение утратило невозмутимость. Потом маска безразличия вернулась на место, но я уже понял, что не ошибся, и он именно тот, кем я его считаю.
– Уважаемый, – снова сказал я по-турецки, – я жду от вас ответа. Тем или иным путем я все равно узнаю от вас все то, что мне нужно. Я, как и вы, служу в разведке, а значит, для меня не является невозможным то, что счел бы для себя неприемлемым обычный русский офицер.
– Я не боюсь пыток, – презрительно сказал мне незнакомец на довольно хорошем русском языке. – Применив ко мне силу, вы ничего не добьетесь.
– Можно обойтись и без применения силы, – я тоже перешел на русский язык. Достав из своего саквояжа коробочку с одноразовыми шприцами и ампулами, я продемонстрировал все это упрямцу.
– Вам эти вещи незнакомы, но я скажу, что сие препарат, именуемый у нас «сывороткой правды». Один укол, и вскоре вы начнете рассказывать мне такие вещи, о которых вы давно уже и сами позабыли. Причем я вас и пальцем не трону – вы будете рады сообщить мне все новые и новые сведения о своей служебной деятельности.
Но мне не очень хочется применять к вам это средство. Я надеюсь на ваше благоразумие. Тем более что сведений, которые вы так героически стараетесь сохранить, скоро мне и так будут известны. Ну, уважаемый, я жду вашего решения…
– Вы, наверное, посланец шайтана и пришли к нам из самого Джаханнама, а прислуживают вам сыновья ифритов и смертных женщин, – сказал допрашиваемый, косясь на коробочку со шпицами и ампулами.
– Уважаемый, вы ошибаетесь, – ответил я, – вы говорите с правоверным мусульманином. Но мне противно, когда то, что завещал нам пророк Мухаммед, люди, считающие себя настоящими мусульманами, пачкают в крови беззащитных женщин, детей и стариков.
И разве не сказал пророк, что нет нам больших братьев, чем ахль аль-китаб – люди Писания: христиане – аль-насара, и иудеи – аль-яхуди, запретив их насильно обращать в ислам? Ислам запрещает мусульманам оскорблять или покушаться на жизнь, имущество, честь и достоинство ахль аль-китаб. Скажите мне, эфенди: разве первые халифы и их полководцы опускались до резни покоренных иноверных народов. Они ограничивались лишь обложением их хараджем?
– Но халифат арабов пал, пораженный их бессилием, – ответил мой собеседник, – и теперь мы, непобедимые османы, являемся его законными наследниками.
– Так уж и непобедимые, – усмехнулся я, – время побед для османов кончилось в одна тысяча девяносто четвертом году хиджры, в священном месяце Рамадан, разгромом армии моего тезки султана Мехмеда Четвертого объединенной армией христиан, которой командовал польский король Ян Собесский. С тех пор армии султана терпели в войнах одно поражение за другим: от австрийцев, испанцев, русских и французов, постепенно теряя все ранее завоеванное их предками. Даже бессильные в Европе итальянцы недавно сумели отвоевать у Порты Ливию.
Слабость турок-османов оказалась порождением от их же силы, которой они упивались, подвергая побежденные народы насилиям и резне. Поражает безумие ваших правителей, отказавшихся, по примеру Германии и Австрии, заключать мир с Советской Россией. Если так пойдет и дальше, то конец Османской империи близок, и она падет, разорванная на части когда-то покоренными ею народами.
– Возможно, вы и правы, – подумав, ответил мой собеседник, – но Энвер-паша ни за что не пойдет на перемирие с Советской Россией, пока сапоги русских солдат топчут священную землю Оттоманской Порты. Мы знаем, что ваша армия и флот разложены и не могут воевать. В ближайшее время мы, несмотря на предательство наших союзников, соберемся с силами и… – тут он осекся, понимая, что уже наговорил лишнего.
– Продолжайте, уважаемый, – я улыбнулся – даже без «сыворотки правды» у моего собеседника развязался язык, и теперь он сам рассказывал мне то, что я от него желал услышать. – Только скажите мне – вашему Энверу-паше мало вернуть все утраченное османами за три последних года? Или он жаждет под шумок заполучить еще и Крым, Кавказ и Тамань. Ведь так?
Турецкий разведчик кивнул мне, понимая, что теперь уже можно в открытую продолжать разговор со мной.
– Вот видите, – сказал я. – Исходя из того, в какой компании вас обнаружила наша разведка, я могу сделать вывод, что вы один из тех турецких агентов, которых послали в Крым, чтобы, действуя через татарских националистов, оторвать полуостров от России и превратить его в вассальную Оттоманской Порте территорию, как это было когда-то в стародавние времена. Осталось только выяснить ваше имя и воинское звание, а то как-то неудобно обращаться к анонимному собеседнику. Могу сообщить вам, что зовут меня Османов Мехмед Ибрагимович, и я имею чин майора государственной безопасности России.
– Вы, бинбаши Мехмед-бей, действительно посланец самого шайтана, и я отвечу на ваши вопросы, – криво улыбнувшись, сказал допрашиваемый. – Меня зовут Гасан-бей, мое воинское звание юзбаши – по-вашему, капитан.
– Ну, вот и замечательно, уважаемый Гасан-бей, – сказал я, убирая коробочку со шприцами в саквояж. – Вот видите, как все оказалось просто.
– Эфенди, – неожиданно спросил меня Гасан-бей, – что будет со мной дальше? Если мне предстоит умереть, то я хочу попросить вас, чтобы меня расстреляли, как это подобает для офицера, а не повесили, как неверную собаку.
