Владимир Высоцкий без мифов и легенд - Бакин Виктор Васильевич (мир бесплатных книг .TXT) 📗
— Самое страшное: чем сильнее человек, тем ужаснее картина, которую вы нарисовали... Чем сильнее человек, тем ужаснее ситуация.
Я был абсолютно в нем уверен и назвал фамилию...
— Ему осталось жить месяца два... Полинаркомания не лечится...
И добавил:
— Вот мои телефоны, в любое время суток звоните. Сделать уже ничего нельзя, но я всегда готов помочь».
Но Высоцкий осознанно отсекает от себя друзей, перед которыми — стыдно, которые бы не постеснялись принять самые жесткие меры, дабы не дать ему в это безумие втянуться. Вместо подлинных друзей нужны были податливые, угодливые дружки, перед кем не надо ни в чем отчитываться, с кем можно чувствовать себя свободным в любом виде. Поразительно, вплоть до дня смерти они постоянно чуть ли не насильно возили его выступать на концерты, прямо перед сценой накачивая его наркотиками, чтобы он продержался.
Одни доставали «лекарство», не понимая, что делают, а кому-то нужно было, чтобы Высоцкий вышел на сцену любой ценой. На нем они делали большие деньги...
В.Янклович: «...у него в этот день не было «лекарства». Кое-как достали — что было делать... Я работал тогда администратором «Таганки» — много народу крутилось вокруг, в том числе и врачей. Я спросил, они как-то странно смотрели, но давали... Однажды мы смогли достать большое количество, рассчитывая, что этого хватит на месяц... А Володя сделал все это за неделю...
Я передавал ему ампулы — через командира самолета «Аэрофлота», который летал в Париж. Передавал в пузырьках от сердечных капель...»
Выбор «доверенных лиц», окружавших Высоцкого в последние месяцы и дни его жизни был его собственный, и упрямый характер не принимал никаких советов:
И мне не навяжут чужих пассажиров —
Сажаю в свой поезд кого захочу.
А.Утевский: «В последние годы Володю окружали люди, которые мне откровенно не нравились. Мелкие люди, которые выжимали из него все; люди, которые, как мне кажется, его спаивали... И у меня на этой почве были с Володей конфликты. «Володя, ну с кем ты связался?.. Посмотри, кто рядом с тобой!» Он иногда прислушивался к моим словам, а чаще — нет».
Аркадий Высоцкий: «К концу жизни рядом с отцом было мало хороших людей. Много — корыстных, которые крутились вокруг, таких, как, например, Янклович, который теперь делает деньги на этом знакомстве».
М.Шемякин, иллюстрируя стихи Высоцкого, в шаржевом рисунке к стихотворению
«Мои похорони»
изобразил Янкловича, снабдив надписью: «Продаю стихи Высоцкого. Цена 50 S за штуку».Пророческое предвидение в поэзии у Высоцкого сочеталось порой с плохой ориентацией в сугубо жизненных вопросах. Будучи бесконечно добрым и преданным к другим, он иногда ошибался в окружающих его людях. Так было при ответе на вопрос «Кто твой друг?» в известной анкете 1970 года и так случилось в последний год жизни в отношении Янкловича.
7 июля 1980 года Высоцкий пишет записку Янкловичу:
«Дорогой мой друг Валерка! Если бы тебя не было на этой земле — нечего бы мне было на ней горло драть. Вдруг улечу сегодня. Посему целую, а уж про преданность и говорить не стоит. Будь счастлив. Высоцкий».
Второй «друг Валерка» — но Золотухин — напишет в своем дневнике 31 января 1982 года: «Наделал ты мне хлопот, Владимир Семенович, назвав когда-то другом».
Для Янкловича же записка Высоцкого станет охранной грамотой. Записка — бумажка, быстро истрепаться может... Янклович отливает медаль, вешает на цепи на шею и с гордостью показывает всем-всем. На медали скромная гравировка с фрагментом записки:
«Дорогой друг Валера! Не было б тебя на этой земле — нечего было бы для них горло драть».
Если бы не проклятая зависимость от наркоты, Высоцкий давно бы расстался с некоторыми из этих «друзей». Но они были поставщиками «лекарства». Из воспоминаний Михаила Боярского: «Однажды он шел по «Мосфильму», увидел меня и говорит:
«Здорово, Миша!»
— хотя нас никто друг другу не представлял. Завязался разговор. Он предложил:«Давай пойдем выпьем! А то у меня дома народа до хрена, а выпить не с кем!»
Но я, идиот, отказался! До меня просто не дошло, что в тот момент надо было мне послать все подальше, уйти с Высоцким. Но кто ж знал! А Володя еще сказал:«Я сейчас собираюсь снимать на Одесской киностудии картину «Зеленый фургон» — давай поработаем вместе!» Я
не верил такому счастью. Мы еще немножко поговорили. Он был подтянут, гладко выбрит, красиво одет. И вовсе не производил впечатления человека, горящего желанием выпить. А вот меня как раз трясло, безумно хотелось выпить. Но, дурак, сдержал себя!»«КОГДА Я ОТПОЮ И ОТЫГРАЮ...»
Все ухудшающееся состояние здоровья приводило к мысли о близости конца. Смерть не вообще, а его собственная личная смерть давно уже стала персонажем его песен и стихов. Его представления о своей жизни на грани возможного складываются в метафору мчащейся по бездорожью
(«по-над пропастью
») тройки. Сколько раз, находясь в состоянии «накраю»,
он надеялся, что и на этот раз выберется. Многочисленные автомобильные аварии, из которых чудом выбирался живым, нервно-физические перегрузки, усугубленные водкой и наркотиками, наконец — клиническая смерть в июле прошлого года... Смерть постоянно была рядом с ним. Но и остановиться, передохнуть он не мог. Творческая энергия до самого конца не оставляла его. Свидетельством этому — его многочисленные планы.Периодически — наскоками — шла работа вместе с Б.Акимовым и О.Терентьевым над приведением в порядок архива текстов. Вспоминает Б.Акимов: «Уже после правки он мог прийти радостный такой:
«Я тут несколько рукописей нашел — таких, таких...», —
а эти тексты уже мной сделаны. Работа рушится. У меня даже как-то вырвалось: «Опять варианты! Когда же это кончится!» И вдруг слышу:«Подожди. Скоро»
— совершенно мимоходом, не к тому, чтобы я запомнил. А как не запомнить — был 1980 год».«Надо бы к Олимпиаде несколько расширить репертуар... Что я и собираюсь сделать...»
— говорил он на одном из мартовских концертов, имея в виду репертуар спортивных песен.Как-то он рассказывал Шевцову, что предполагал сам снимать продолжение «Эры милосердия», говорил о предложении Любимова готовить роль Годунова в пушкинской трагедии, планировал писать прозу... А в начале августа планировались концертные гастроли в Алма-Ате.
В начале марта состоялась встреча Высоцкого с И.Хейфицем.
И.Хейфиц: «Однажды я возвращался после какого-то совещания по улице Воровского в Москве. Был пасмурный весенний день, снежная каша на тротуарах. Слышу, догоняет меня мчащаяся машина, близко к тротуару. Оглядываюсь и стараюсь, чтобы не обрызгала. Резко тормозит заляпанный грязью, что называется «по самые уши», серый «мерседес». Выскакивает Володя. Здоровается, и я ему говорю: «Легок на помине, Володя, я задумал экранизировать бабелевский «Закат» и «Одесские рассказы». И вы у меня будете играть бандита Беню Крика».
Он широко улыбнулся и, не раздумывая, грохнулся на колени прямо в снежную кашу».
Еще в 1975 году Высоцкий и Демидова задумали подготовить камерный спектакль. Это была пьеса Т.Уильямса «Крик». В пьесе драматург рассказал о самом себе, своих детских и взрослых страхах, своем понимании театра и мира, разделив все это на два голоса брата и сестры — Феличе и Клер, двух актеров, играющих свой последний спектакль на самом краю земли.
В театре к этой работе относились скептически, Любимову пьеса не нравилась, и он открыто говорил, что, мол, ее взяли из-за тщеславных соображений — пьеса была написана Уильямсом для двух бродвейских «звезд». Однако пьесу утвердили, а в Министерстве культуры сделали пометку о том, что пьеса специально для Высоцкого и Демидовой.
А.Демидова: «Мы не торопились с постановкой пьесы — куда спешить? Ведь она и так наша. Да и некогда было. Высоцкий много ездил, выступал с концертами и в Союзе, и за рубежом. Я тоже где-то снималась. А потом все-таки собрались, сделали первый акт, а в пьесе их три, «прогнали» его даже на сцене. Второй акт был сложный. И мы, конечно, о него споткнулись и остановились. В это время у театра были гастроли в Польше. Мы уехали, вернулись в июне, а через полтора месяца Володи не стало. Кстати, когда у нас открылась «маленькая сцена», то свои планы мы строили в какой-то степени в связи с ней. Высоцкий захотел поставить там же моноспектакль. Одним словом, идей было много...»
