Дерзкая темная ночь - Лорен Кристина (читать книги онлайн полностью без регистрации .txt) 📗

– Спасибо, – отвечаю я, сцепляя руки вместе, чтобы не было соблазна теребить мочку уха или волосы.

– Я серьезно, – опираясь локтями о бедра, добавляет он, по-прежнему глядя только на меня. Сомневаюсь, что он заметил Бенни. Костяшки моих пальцев белеют. – Понимаю, что именно так мы и должны всем говорить, но в этом случае это действительно правда. Меня захватило с первой страницы, и я сказал Анджеле и Ройе, что мы должны заполучить этот роман.

– И мы согласились, – совершенно не к месту вмешивается Ройя.

– Что ж, – стараясь найти что-нибудь, кроме очередного «спасибо», прозношу я. – Это замечательно. Рада, что роман вроде бы собрал свою небольшую аудиторию.

– Небольшую? – саркастически уточняет он, откидываясь на спинку стула и глядя на свою рубашку. – Охренеть! Я даже не успел нормально одеться.

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы подавить смех, уже щекочущий горло. До его прихода вся эта ситуация повергала меня в безмолвную панику. Когда я была маленькой, мы делали покупки на «Гудвилле» [2], много лет использовали талоны на еду, и я по-прежнему езжу на «шеви» 1989 года выпуска. Я еще толком не могу осмыслить, каково это – изменить свою жизнь, и присутствие этих идеальных степфордских сестер [3] за этим столом только добавляет напряжения в эту незнакомую для меня атмосферу.

Но Остин мне кажется тем, с кем я вполне могу работать.

– Знаю, у тебя уже об этом спрашивали, – говорит он, – я читал в интервью. Но хочу услышать непосредственно от тебя. Что заставило начать писать эту книгу? Что на самом деле вдохновило?

Меня действительно об этом спрашивали, и так много раз, что у меня появился стандартный ответ: мне нравятся женские супергероини, потому что они отлично умеют справляться со сложными социальными и политическими ситуациями, в популярной культуре и искусстве. Я написала о Куинн Стоун как об обычной девушке в духе Клариссы Старлинг или Сары Коннор [4]: они обе добились успеха своими собственными силами. Куинн встречает странного, похожего на рыбу мужчину из иного измерения. И это существо, Рэйзор, помогает Куинн отважно сражаться за себя и свое окружение. При этом он понимает, что не может отпустить ее домой, даже когда должен. Эта идея пришла мне во сне, когда огромный, покрытый чешуей мускулистый мужчина попросил меня прибраться в шкафу. Остаток дня я провела в раздумьях: а что, если бы он на самом деле появился у меня в комнате? Я назвала его Рыба Рэйзор. И представила, что он не наваляет мне за неубранный шкаф, а посоветует послать это к чертям и сразиться за что-то на самом деле важное.

Но это не тот ответ, что стоит произносить сегодня.

– Я была в ярости, – выкладываю я. – И считала взрослых либо придурками, либо засранцами.

Я выжидающе смотрю в зеленые глаза Остина до тех пор, пока он не вздыхает и понимающе не кивает.

– Я злилась, что мой папа был в раздрае, а мама такая трусиха. И уверена, что знаю, почему придумала Рыбу Рэйзор: он грубый и не всегда понимает Куинн, но в глубине души любит ее и хочет о ней заботиться. Рисовать его самого, как он поначалу не понимает ее человеческую природу, но потом тренирует ее для сражений и в конце концов уступает ей… Я позволяла себе погрузиться целиком в их историю, когда, закончив с домашними делами и уроками, я ночами в одиночестве проводила время в их компании.

В комнате становится совсем тихо, и я ощущаю незнакомое желание заполнить эту тишину словами:

– Мне нравилось наблюдать за Рэйзором, как он начинал ценить в Куинн то, что было нетипичным. Она худая и молчаливая. Совсем не амазонка. Ее достоинства – в мелочах: она наблюдательна, доверяет самой себе, не сомневаясь. И я хочу убедиться, что это не упустят. В книге много действий и жестокости, но Рэйзор не строит иллюзий насчет нее, когда она только учится драться. Его поражает, когда она выясняет, как ему противостоять.

Я смотрю на Бенни. Сейчас я говорю максимально откровенно о своей книге, и на его лице ясно читается удивление.

– Сколько тебе было лет, когда ушла мама? – догадывается Остин. Он разговаривает со мной так, будто в комнате больше никого нет, и из-за тишины легко представить, что это на самом деле так.

– Двенадцать. Сразу после того, как папа вернулся из Афганистана.

Комната, кажется, погрузилась еще в большее безмолвие, и Остин тяжело вздыхает: «Блин, это дерьмово».

Я наконец смеюсь.

Он снова наклоняется, и его взгляд становится настойчивым, когда он говорит:

– Я очень люблю эту историю. И этих персонажей. И у нас есть сценарист, который сделает из этого шедевр. Знаешь Лэнгдона Макафи?

Я мотаю головой, смущенная тем, что, мне кажется, я должна его знать, но Остин только отмахивается от меня.

– Он обалденный. Спокойный, умный и организованный. И хочет писать сценарий вместе с тобой.

От неожиданности я открываю рот – я буду писать сценарий! – но ничего, кроме сдавленного возгласа, у меня не выходит.

Не обращая внимания на мое потрясение, Остин продолжает:

– Я не хочу слишком много об этом говорить, ладно? – И сам уже кивает, будто подсказывая: – Я хочу, чтобы получилось все, чего ты хочешь. – Наклонившись, он улыбается: – Хочу, чтобы ты увидела, как твоя мечта претворяется в жизнь.

– Расскажи еще разок и поподробнее, – просит Оливер. – Не уверен, что в первый раз ты говорила по-английски.

Он прав. Я еле дышала, с трудом соображая, какие подобрать слова, с тех пор как ворвалась, болтая без умолку, в его магазин комиксов Downtown Graffick. Оливер смотрел на меня, и его милая улыбка медленно таяла, превращаясь в замешательство, пока я фонтанировала сотнями бессвязных слов посреди магазина. Я провела два часа в дороге от Лос-Анджелеса, вися на телефоне с папой и пытаясь переварить, о чем говорили на встрече. Не то чтобы это действительно помогло, потому что, вот, пожалуйста, говорить об этом вслух в присутствии одного из важных для меня людей становится еще более сюрреалистичным.

За все те восемь месяцев, что мы дружим, не думаю, что Оливер видел меня в таком состоянии – задыхающуюся и заикающуюся, на грани слез от потрясения. Я всегда гордилась собой, что я спокойная и невозмутимая даже в кругу друзей, и сейчас пытаюсь взять себя в руки, но это чертовски трудно.

Они

снимают

фильм

на основе моих детских идей.

– Ладно. – Я делаю большой вдох и медленно выдыхаю. – На прошлой неделе позвонил Бенни и сказал, с фильмом что-то происходит.

– Я думал, он только разослал…

– Несколько месяцев назад, – перебиваю его я. – Все верно. Или это была тишина перед взрывом? Потому что по дороге от его офиса к их он сказал мне, что была настоящая битва за право. – Я прижимаю ладонь ко лбу: – Я вспотела. Ты только взгляни на меня: я вся мокрая.

Он смотрит на меня, и его взгляд смягчается. Потом, засмеявшись, он слегка качает головой и возвращает свое внимание к только что вскрытой коробке с книгами:

– Это невероятно, Лола. Просто продолжай рассказывать.

– Всех сделали Columbia и Touchstone [5], – говорю я. – Мы были в их офисах и встречались кое с кем.

– И? – Глядя на меня, он вытаскивает книгу из коробки. – Они были впечатлены?

– Думаю, – я останавливаюсь на полуслове, вспомнив, как это ощущалось, когда Остин перевел свое внимание на остальных и встреча превратилась в мешанину названий и пометок типа «внести в расписание Лэнгдона первую встречу по обсуждению сценария и посмотреть, можем ли мы к полудню предоставить Митчеллу план кассовых сборов», – да. Там были пара неразговорчивых, но исполнительный продюсер Остин Адамс был по-настоящему милым. А я была так потрясена, что не знаю, сколько мне понадобится времени, чтобы к этому привыкнуть. – Проведя обеими руками по волосам, я поднимаю голову вверх: – Все это такое безумие. Этот фильм.