Живи, Донбасс! - Злотников Роман (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
– Необходимо ваше согласие, письменное, – Доктор смотрел спокойно, понимающе. – Но если вы откажетесь, то нет проблем… Можете прийти ещё раз, через месяц, два… Дальше будет поздно. Если тело слишком слабое, ничего не получится.
Старик задышал чаще, снова облизал губы, сухие, точно покрытые коростой.
– Другим же станет лучше? – повторил он, упрямо наклоняя голову, как делал всегда, когда становилось совсем тяжело: не только в шахте к концу смены, хотя там чаще всего; снова вспомнил жену, ярко-жёлтое пятно её платья на окровавленном асфальте.
Что странно, он не испытывал ненависти к тем, кто это сделал.
Он просто хотел, чтобы подобное никогда не повторилось… и ради этого готов был пойти на смерть и на боль.
– Мы уже закрыли от обстрелов Горловку, – сказал Доктор. – Целиком и полностью. Закрыли Киевский район и двигаемся в сторону аэропорта, чтобы защитить город… Тысячи людей могут жить спокойно, не бояться обстрелов, и всё благодаря таким, как вы… таким… – голос его, до сего момента спокойный, надломился, словно кусок пластика, стало видно, что под синевой халата и шапочки, под блеском очков прячется живой человек, тоже наверняка пострадавший от войны.
И эта чужая жизнь словно передалась Старику.
Он почувствовал себя бодрым, настоящим, вспомнил жену много лет назад… радостную, смеющуюся, в другом платье, но тоже жёлтом, как цветы, как солнце… почему он никогда не замечал, что она так любит этот цвет, не обращал внимания?
Её не вернуть, счастья не будет никогда… и ему в любом случае умирать.
Либо эгоистично и одиноко, либо так, чтобы другим вышла польза.
Так пусть у других будет это всё: платья, радость и смех, жизнь в безопасности, счастье и мир.
– …благодаря тем, кто пожертвовал собой, – закончил Доктор, снял очки и аккуратно протёр их извлечённой из кармана тряпочкой.
Несколько часов страшной боли ради того, чтобы послужить земле, на которой ты провёл всю жизнь, которая породила и выкормила тебя, дала тебе всё, начиная с тебя самого?
– Я согласен, – сказал Старик. – Где тут закорючку ставить?
Внутри древнего уазика через запах бензина пробивались намёки на то, что в этой машине буквально живут: подсохший хлеб, копчёная колбаса, грязная одежда, хозяйственное мыло.
– Здравствуйте, – сказал Ополченец с переднего сиденья и протянул руку.
На город тяжёлым брюхом наваливались сумерки, в машине и вовсе царил полумрак, так что Старик не мог разглядеть лица собеседника, различал только бородку, вроде бы рыжеватую, блестящие глаза и белый мазок улыбки.
– Здравствуйте, – ответил он, пожимая ладонь, такую же мозолистую и жёсткую. – Далеко ехать?
В нагрудном кармане хрустнула запакованная в целлофан карта: мешанина точек, линий, коричневых и зелёных пятен; названия, которые Старик знал полвека назад, когда босоногим пацаном бегал за гусями в деревне. Зачем ему карта, это его родина, он тут с закрытыми глазами найдёт любую балку, каждый ручей… но Доктор велел захватить.
Помимо карты, в кармане лежало ещё кое-что размером с авторучку.
– А это как получится, – Ополченец дёрнул рычаг, закрутил руль.
Уазик ожил, скакнул вперёд металлическим козликом.
– Иногда удаётся быстро долететь… а иногда мешают разные с той стороны, – машину качнуло на повороте, поплыли за окнами улицы, люди, идущие по тротуарам, дома, вывески магазинов.
Родной город, родной, хотя на свет Старик появился не здесь, но ведь Донбасс – единое целое, и лишь тот, кто этого не чувствует, может бросить этот край, испугаться и уехать. Ведь предлагали Старику родственники из Воронежа перебраться к ним сразу после гибели жены, но он отказался тогда, о чём очень редко, в минуты слабости, жалел.
Кому он там нужен, на чужбине? Ещё один беженец, дряхлый, бесполезный…
А здесь он ещё пригодится.
Перед глазами полыхнуло жёлтым, словно вновь увидел то самое платье. Ополченец чертыхнулся, уазик заскрежетал, вильнул в сторону, тяжёлый гул саданул по ушам, внутренности завибрировали.
Обстрел!
– Пригнись! – рявкнул Ополченец и добавил скорости.
Старик упрямо поднял подбородок.
Если ему суждено умереть здесь, то никакое «пригнись» его не спасёт, никакая броня не убережёт… И лучше уйти на тот свет с гордо поднятой головой, а не скрюченным, как испуганный червь.
Новая вспышка, сбоку, на крышу машины, что-то с лязгом упало.
Надсадное рычание мотора, визг покрышек, запахи раскалённого машинного масла и горячего металла, постоянные удары и толчки, когда тебя бросает из стороны в сторону, и страх пытается выбраться из сердца, как червяк из яблока, чтобы сожрать тебя целиком, разевает зубастую пасть, ещё крохотную, но способную вырасти…
Третий разрыв, теперь за спиной, свист осколков, секущих воздух, дребезжание стёкол, ожидание того, что одно из них вот-вот разлетится вдребезги, но ты этого не услышишь, поскольку сталь найдёт путь к твоей плоти, вопьётся в неё, разорвёт и выпустит кровь…
Они вынырнули из города как из воды, оказались посреди поля на пустой дороге. Ополченец добавил газу, и Старик вцепился в сиденье впереди, борясь с царапающим грудь кашлем.
Слева полыхал закат, багрово-оранжевый, под ним лежал тёмный мир.
Далёкое стрекотание возвестило, что по ним начали палить из пулемёта. Фонтанчики пыли вздыбились впереди и справа, будто чёрная плоть земли выплёвывала чуждые ей пули.
– Ещё немного… ещё немного! – прохрипел Ополченец, бросая взгляд через плечо. – Держись, дед!
Старик подумал: «На что он надеется?» – и тут кашель победил его.
Лёгкие прорезало острой болью, на несколько минут он забыл о том, что творится вокруг… А когда вернулся, то обнаружил, что разрывы и стрельба остались далеко за спиной, а слева тянется ряд Деревьев…
Очень высокие, толстые и ровные стволы, широченные кроны, на вид не очень плотные. Через ветки просвечивает закат, точно кровь стекает по гладкой коре, собирается лужицами у корней.
Но эту хрупкую завесу не в силах преодолеть ни пуля, ни снаряд.
– Прорвались, – сказал Ополченец и опустил стекло, открывая дорогу осеннему ветру; свежее дыхание, пахнущее асфальтом, коснулось лица Старика, и он понял, что лицо всё в поту. – Там дальше ещё один участок голый, но его объехать можно… небольшой крюк, но мы же никуда не торопимся… верно?
И он снова обернулся, глянул на пассажира с улыбкой.
Старик кивнул.
– Остановиться не надо? – спросил Ополченец. – Нет… ну мне надо. Покурю…
Они свернули к обочине, мотор замолчал, донёсся шорох качавшихся на ветру веток. Старик оперся лбом о спинку кресла, подумал, не выйти ли тоже из машины, но потом решил, что не стоит.
Вновь застрекотал пулемёт, ровные щелчки известили, что пули бьются о стволы и сучья, отскакивают и падают наземь, бессильные, лишённые фальшивого, злобного подобия жизни, которое даровал им порох… На древесной же плоти не осталось ни единой зарубки, даже вмятины, не сломалась самая тонкая веточка.
Старик не мог этого видеть, он знал.
Когда два года назад выросли первые Деревья, на них ходили смотреть как на диковину… И убеждались, что ни мина, ни снаряд из тяжёлой пушки ничего с ними сделать не может даже при прямом попадании… Ну а всякая убийственная сталь притягивается словно магнитом, чтобы стать бесполезным металлоломом…
Ополченец аккуратно затушил окурок, убрал в пакетик для мусора.
Хлопнула дверца, ожил мотор.
– Ничего, когда-нибудь мы вырастим лес до Славянска и до Покровска, – проговорил Ополченец.
– Когда только? – Старик поднял голову.
– Ну по тому, как пошло дело, лет через пять-шесть. И тогда они уберутся прочь. Вернутся домой, но не все… – Ополченец передёрнул широкими плечами, лежавшие на руле кисти на миг сжались так, что даже в сумраке проступила белизна на костяшках. – Некоторые останутся. Но никто не придёт на их могилы. Никто и никогда.
«А на мою?» – хотелось спросить Старику.
