Брат Томас - Кунц Дин Рей (книги читать бесплатно без регистрации .TXT, .FB2) 📗
Хотя каменные ступени не прощают спешки, а чередование черного и белого может дезориентировать, я помчался на первый этаж, рискуя подпортить гранит, если б упал и стукнулся об него головой.
Шестнадцатью месяцами раньше я потерял самого дорогого мне человека и обнаружил, что мой мир в руинах. Тем не менее торопливость мне не свойственна. Пусть меня и лишили многого, но у моей жизни по-прежнему осталось предназначение, вот я и пытаюсь осознать, ради чего живу.
Не запачкав ступени ни кровью, ни ошметками мозга, я пересек большую гостиную, где темноту разгонял только один ночник, толкнул тяжелую дубовую дверь с панелью из цветного стекла и увидел, как мое дыхание белым паром вырвалось изо рта в морозную ночь.
В крыле для гостей расположен внутренний двор с небольшим прудом, у которого так хорошо думается, и статуей святого Варфоломея из белого мрамора. Кажется, он считается наименее известным из двенадцати апостолов.
Во внутреннем дворике святой Варфоломей, со строгим лицом, стоит, приложив правую руку к сердцу, а левую вытянув перед собой. На ладони, обращенной вверх, лежит вроде бы тыква, но, возможно, и кабачок.
Символическое значение что тыквы, что кабачка от меня ускользает.
В это время года воды в пруду нет, как нет и запаха мокрого известняка, который поднимается от облицовки. Вместо этого я унюхал очень слабый запах озона, как после молнии в весеннюю грозу, задался вопросом, откуда он взялся, но останавливаться не стал.
Колоннадой прошел к двери в приемную крыла для гостей, пересек темную комнату, вернулся в декабрьскую ночь через парадную дверь аббатства.
Наш белый дворовый пес Бу, помесь немецкой овчарки и ретривера, стоял на дороге, на том самом месте, где я его и видел в окно третьего этажа. Он повернул ко мне голову, когда я спускался по широким ступеням. Странный блеск, свойственный глазам животных в ночи, у Бу начисто отсутствовал.
Под затянутым облаками небом большая часть просторного двора скрывалась в темноте. Если бодэч находился где-то там, увидеть его я не мог.
— Бу, куда он пошел? — шепотом спросил я.
Он не ответил. Жизнь у меня странная, но не настолько, чтобы ее составной частью были говорящие собаки.
Тем не менее по ведомой только ему причине пес сошел с асфальта, двинулся налево, мимо внушительного здания аббатства, будто высеченного из скалы, такими узкими были швы между камнями.
Даже легкий ветерок не шевелил ночь, темнота висела со сложенными крылами.
Высушенная зимой желто-коричневая трава хрустела под ногами. Шума от меня было куда больше, чем от Бу.
Чувствуя, что за мной наблюдают, я посмотрел на окна, но никого не увидел, свет нигде не горел, только свеча мерцала в моих апартаментах, ни одно бледное лицо не прижималось к стеклу.
Я выскочил из крыла для гостей в синих джинсах и футболке. Декабрь тут же запустил зубы в мои голые руки.
Мы шли на восток вдоль церкви, которая являлась частью аббатства — не отдельным зданием.
Лампа постоянно горела у ризницы, но ее света не хватало, чтобы «пробить» цветное стекло витражей. Поэтому пятно света следовало за нами от окна к окну, словно мутный глаз некоего существа, пребывающего в очень воинственном настроении.
Доведя меня до северо-восточного угла аббатства, Бу повернул на юг, мимо заднего фасада церкви. Мы направлялись к тому крылу аббатства, где первый этаж занимали комнаты послушников.
Там спали те, кто еще не принял обет. Из пяти готовящихся в настоящий момент к посвящению в монахи четверо мне нравились. Я им полностью доверял.
Внезапно Бу резко ускорился. Побежал на восток, от аббатства, и я помчался следом.
Там, где двор уступил место некошеному лугу, трава доходила мне до колен. Но первый же сильный снег придавил бы ее к земле.
Несколько сот футов земля плавно понижалась, чтобы потом выровняться вновь. И высокая трава сменилась выкошенной лужайкой. Перед нами из темноты выступило здание школы Святого Варфоломея.
В какой-то степени слово «школа» — эвфемизм. [3] Этих учеников больше никуда не хотели брать, поэтому школа — одновременно их дом, возможно единственный, который мог у них быть.
Именно здесь первоначально находилось аббатство, внутри здание полностью реконструировали, но снаружи оно оставалось таким же величественным, как и прежде. Там же находится и женский монастырь. Проживающие там монахини преподают в школе и заботятся об учениках.
За бывшим аббатством начинается лес, тропы, проложенные в нем, ночью сокрыты в темноте.
Вероятно следуя за бодэчем, пес поднялся по широкой лестнице к парадной двери и прошел сквозь нее.
В аббатстве двери практически не запираются. Но для защиты учеников дверь в школу обычно заперта.
Только у аббата, матери-настоятельницы и у меня есть универсальный ключ, который открывает любой замок. Ни одному гостю до меня такой ключ не давали.
Я не горжусь их доверием. Это тяжелая ноша. Единственный ключ, который лежит в моем кармане, иногда кажется мне железным ядром, которое притягивается зарытым в землю большущим магнитом.
Ключ позволяет мне быстренько отыскать брата Константина, умершего монаха, который дает о себе знать звоном колоколов или шумом в других помещениях аббатства.
В Пико-Мундо, затерянном в пустыне городке, где я прожил большую часть жизни, хватает призраков, и мужчин, и женщин. Здесь у нас только брат Константин, но хлопот от него не меньше, чем от всех душ мертвецов Пико-Мундо, задержавшихся на этом свете, вместе взятых.
Но с появлением вышедшего на охоту бодэча брат Константин, само собой, отошел на второй план.
Дрожа от холода, я воспользовался ключом, петли заскрипели, и следом за собакой я вошел в школу.
Два ночника разгоняли кромешную тьму в приемной. По количеству диванов и кресел она напоминала фойе отеля.
Я быстро прошагал мимо стола секретаря-регистратора, за которым в столь поздний час никто не сидел, и через вращающуюся дверь попал в коридор первого этажа, где горели только лампы аварийного освещения да красные таблички с надписью «ВЫХОД».
На первом этаже находились классные комнаты, реабилитационная клиника, лазарет, кухня и столовая. Сестры, обладающие кулинарным талантом, еще не начали готовить завтрак. Так что здесь правила тишина, и в ближайшие часы ее, похоже, никто не собирался нарушать.
По южной лестнице я поднялся на второй этаж и нашел Бу, который ждал меня на площадке второго этажа. Настроение у него оставалось мрачным. Он не вилял хвостом, не улыбался, приветствуя меня.
Два длинных и два коротких коридора образовывали прямоугольник, в стороны которого выходили двери комнат, где жили ученики. По двое в каждой.
В юго-восточном и северо-западном углах прямоугольника располагались сестринские посты, которые я увидел, когда с лестничной площадки прошел в юго-западный угол прямоугольника.
На северо-западном посту сидела монахиня и что-то читала. С такого расстояния я не мог определить, кто именно.
А кроме того, ее лицо наполовину скрывал апостольник. Монахини некоторых современных монастырей одевались как горничные отелей. В нашем сестры носили традиционные рясы и головные уборы и в таких одеяниях напоминали средневековых рыцарей в броне.
Юго-восточный пост пустовал. Дежурная монахиня то ли обходила комнаты, то ли ухаживала за кем-то из учеников.
Когда Бу двинулся направо, на юго-восток, я последовал за ним, не дав знать читающей монахине о своем присутствии. Через три шага уже не видел ее, как и она — меня.
У многих монахинь имелись дипломы медицинских сестер, но они прилагали все силы, чтобы второй этаж выглядел как уютное общежитие, а не больница. До Рождества оставалось двадцать дней, поэтому коридоры украшали гирлянды из искусственных еловых ветвей и мишуры.
Ночью свет в коридорах приглушали, так что мишура блестела лишь в нескольких местах, а в основном пряталась в тени.