Нетолерантность - Бельский Максим Александрович (читать книги полностью .TXT, .FB2) 📗
Про все остальные слои общества и говорить не приходится. Вдобавок Россия действительно являлась тюрьмой народов. Из – за притеснений и унизительных ограничений кроме этнических русских также огромное число поляков и евреев обратилось к революционной деятельности. Другие народы не отставали, в рядах революционеров были представители практически всех народов Российской империи. Могло ли быть иначе при императоре, который с гордостью носил на своём мундире почетный знак черносотенцев из пресловутого «Союза русского народа» (СРН) и называл всех нерусских граждан своего государства «инородцами»? Бессмысленная мясорубка Первой мировой войны лишь ускорила процесс. Страна мечтала об упразднении монархии, а затем повторила в ускоренном режиме Великую французскую революцию, когда после мыслителей и великих реформаторов, таких как Оноре Габриель Рикети (граф де Мирабо) и Мари Жозеф Поль Ив Рош Жильбер дю Мотье (маркиз де Ла Файет), пришли откровенные отморозки – якобинцы во главе с кровавым деспотом Робеспьером. Во Франции всё закончилось диктатурой Наполеона, который залил кровью не только Францию, но и вообще всю Европу. Ленин был военным преступником меньшего масштаба, но и у него были определённые успехи.
Впрочем, вскоре после смерти Ленина у штурвала встал человек, который установит такую диктатуру и прольёт столько крови, что будет совершенно невозможно найти аналог в мировой истории.
Любой большевистский вождь мог принести несчастной стране лишь разорение, репрессии и в перспективе абсолютный крах. Троцкий, Каменев, Дзержинский, Антонов – Овсеенко или Бухарин – особой роли это не играло. Однако никто из них не смог бы превратить жизнь народов в огромной многонациональной стране в постоянный ледяной ужас, который опутал всех, словно щупальцами гигантского спрута. Лучше всех это понял В. Пелевин, который так написал в книге «Чапаев и Пустота»: «Ты прикинь, как тогда было. Все знают, что по ночам в Кремле окошко горит, а за ним – Он. И он тебя любит как родного, а ты его и боишься до усеру, и тоже как бы любить должен всем сердцем. Как в религии. Я про Сталина почему вспомнил – стал думать, как так можно – бояться до усеру и одновременно любить всем сердцем». Грубо, но абсолютно верно. Stockholm syndrome (стокгольмский синдром) охватил всю страну и вышел далеко за её пределы. Приговорённый к расстрелу Николай Бухарин написал из камеры смертников более сорока писем своему убийце Сталину. Это почти что откровения гомосексуалиста, который питает интерес к своему возлюбленному: «Ночь 15 апреля 37 года. Коба! Хочу тебе написать, ибо я теперь ощущаю тебя как какого – то близкого. Все мои мечты последнего времени шли только к тому, чтобы прилепиться к руководству, к тебе в частности. Чтобы можно было работать в полную силу, целиком подчиняясь твоему совету, указаниям, требованиям. Я понял, как дух Ильича почиет на тебе. Мне было необыкновенно, когда удавалось быть с тобой. Я стал питать к тебе такое же чувство, как к Ильичу, – чувство родственной близости, громадной любви, доверия безграничного, как к человеку, которому можно сказать всё, всё написать, на всё пожаловаться. Книгу я задумал написать. Хотел её тебе посвятить, чтобы все знали, что я целиком признаю себя твоим».
До того, как его арестовали, судили и приговорили к смерти, Бухарин написал «Поэму о Сталине» (в семи песнях) и послал её Сталину лично 16 ноября 1936 года. Имеет смысл почитать завершающие строки этого «великого» произведения:
Не давая оценку художественной ценности этого произведения, надо признать, что оно полностью подтверждает утверждение Пелевина о том, что так называемые соратники и советские граждане смертельно боялись, но при этом нечеловечески любили своего вождя. Подумаем, мог ли человек, будучи в здравом уме, написать подобные строки? А ведь он был главным редактором газеты «Правда» и ведущим партийным идеологом! При этом мелким интриганом: в 1929 году он даже публично назвал Сталина «мелким восточным деспотом», всё время глупо и неумело пытался организовать оппозицию против него.
С другой стороны, что, кроме презрения, мог испытывать Сталин к этому перевертышу?
При этом нужно помнить, что Бухарин после революции стал одним из главных идеологов красного террора и в своих «трудах» (например, в брошюре «Программа коммунистов») теоретически обосновал необходимость массовых репрессий, организацию красного террора и т. д. Но и после окончания Гражданской войны он не мог остановиться и писал: «Пролетарское принуждение, начиная от расстрелов и до трудовой повинности, является методом выработки коммунистического человечества»3. Вспоминал ли он в камере смертников о своих идеях?
А разве только один Бухарин был таким? Практически все осуждённые на московских процессах в годы Большого террора в своё время занимали высокие должности и проливали океаны крови «буржуев». А в последнем слове славили Сталина и объяснялись в любви к нему даже непосредственно перед расстрелом. Это поразительно, но, кроме Генриха Ягоды, никто из них перед смертью не вспомнил о Боге: «Должен быть Бог. Он наказывает меня за мои грехи».
Что же говорить об остальных? Вот типичное описание атмосферы истерии тех лет. Из книги «О Конституции СССР» 1937 года: «Появление тов. Сталина встречается продолжительной, бурной овацией всего зала. Весь зал встает. Со всех сторон несутся крики: «Ура тов. Сталину!», «Да здравствует тов. Сталин!», «Да здравствует великий Сталин!», «Великому гению, тов. Сталину, ура!», «Виват!», «Рот фронт!», «Тов. Сталину слава!»
Как получилось, что человек, рождённый в прекрасной Георгии, превратился в беспощадного тирана?
Несомненно, мрачный, неграмотный отец – алкоголик приложил к этому руку, избивая ребёнка. А затем он отправил его в семинарию, из которой молодой человек вышел окончательно озлобленным. Вместо веры в Бога он потерял веру в людей.
Его дочь Светлана Аллилуева была убеждена, что наихудшее влияние на становление его личности оказала именно учёба у духовной семинарии. Она пишет в мемуарах «Двадцать писем к другу»: «Я убеждена в том, что духовная семинария, где он провел в общей сложности более десяти лет, оказала большое влияние на формирование его характера и на всю его дальнейшую жизнь. Она развила и усилила его врожденные свойства. Религиозного чувства у него никогда не было. У молодого человека, который ни минуты не верил в духовное, не верил в Бога, бесконечные молитвы и навязанная дисциплина могли привести только к противоположному результату… Семинарский опыт внушил ему, что люди нетерпимы и грубы, что духовные пастыри обманывают свою паству, для того чтобы крепче держать её в руках, что они занимаются интригами, лгут и что у них очень много других пороков, но очень мало достоинств…»
Да и сам он, Сталин, подтверждал это в интервью Э. Людвигу4: «Меня сделало марксистом мое социальное положение… прежде всего, жесткая нетерпимость и иезуитская дисциплина, так беспощадно давившая на меня в семинарии»5.
Не получивший никакого образования, никакой профессии Иосиф Джугашвили вступил в ряды революционеров. Вероятно, его вполне устраивала перспектива превратиться из грязи в князи. После этого вся его жизнь до революции протекала по ссылкам и тюрьмам, а средой общения были революционеры социал – демократы, после раскола партии – большевики.
