Северный дракон - Трофимов Ерофей (книги онлайн полные txt, fb2) 📗
На хутор бабушки Чин. Если быть точным, то Чин была ему прабабкой, но Леха привык называть ее бабушкой. Она его всегда называла странным именем Лю, но Леха не обижался. Знал, что бабка называла его так с самого детства. Еще когда он толком и ходить не умел. А самое главное, именно она, бабушка Чин, обучила его тому, что для многих в станице было странным и непривычным. Но сам Леха придерживался мнения отца. Знания лишними не бывают.
– Сколько раз тебе было повторять, что рану нельзя оставлять открытой? – возмущенно ворчала бабушка Чин, вычищая ему попорченную шкуру.
– Так некогда было, бабушка, – скрипнув зубами, выдохнул Леха. – Гнались за мной.
– Надо было хоть воском медовым замазать, – вздохнула бабка, засыпая рану смесью толченых трав.
Травы она разбирала ловко. Потому и жили они с прадедом на хуторе, в тайге. Где и когда эти двое познакомились, не знал никто. Просто однажды прадед вернулся из приграничного похода, привезя с собой юную девушку китаянку. В казачьей среде подобные браки были не редкостью, так что долго судачить об этом даже записные кумушки не стали. Так, перемыли косточки пару седмиц, да забыли.
Как они жили и чем занимались, Леха толком не знал, да и, по совести сказать, не сильно интересовался. Прадед до его появления на свет не дожил, а бабка так и жила на хуторе. Только иногда Леху привозили к ней, когда матери приходила пора рожать очередного ребенка. Став постарше, Леха и сам начал бегать на хутор. Там ему было интереснее. Бабушка Чин знала многое. Именно от нее он и узнал, что такое чайная церемония и каллиграфия. А главное, она стала учить его приемам борьбы, очень похожим на ухватки пластунов.
И именно у бабки он научился понимать и легко говорить на языке манджур и разбирать письмо наречия мандарин. Зачем это было нужно, Леха и сам не знал, но учиться ему было интересно. Конечно, настоящим мастером каллиграфии и знатоком чайной церемонии он не стал, но и в иероглифах тоже не путался. Вообще, с бабушкой ему было куда как интереснее, чем в станице. Отец, прознав об этих занятиях, только задумчиво хмыкнул и уже первой же весной взял его с собой на приграничный торг.
Ханьские купцы, увидев юного казачка с монгольскими скулами и темно-карими глазами, только усмехались поначалу, но когда Леха начинал говорить с ними на наречии мандарин, тут же теряли усмешки и начинали отвечать очень даже вежливо. Почему сам отец не знал языков, Леха так и не понял. То ли ему лень учиться было, а то ли к языками не сильно расположен был, непонятно, но так оно и было. Из всей семьи бабушка Чин учить взялась только маленького Леху.
Дождавшись, когда бабка закончит с перевязкой, парень поднялся и, натягивая рубаху, спросил:
– Бабушка, а винтовка моя цела еще?
Откуда дед привез винтовку Генри, в семье не говорили, но Леха получил ее в полное свое распоряжение и умудрялся выбивать из нее пять мишеней из пяти. Так что для возвращения за семьей эта винтовка была ему предпочтительнее. Проще говоря, привычнее. Мосинский карабин, безусловно, мощный, но своя винтовка словно сама к плечу льнула. С ней парень давно уже забыл, что такое промах.
– А к чему тебе винтовка? – грозно поинтересовалась бабка, развернувшись к нему всем телом.
– Да как же?! – растерялся Леха. – Нужно ж домой. В станицу. Там же мамка с сестрами остались, – принялся объяснять он, размахивая руками.
– Они казачки. Сами управятся, – жестко отрезала бабка. – А тебе с такой раной только и осталось, что воевать. Дай сначала корке схватиться. Иначе кровью изойдешь.
– Батя сказал, что это царапина, – растерянно проворчал парень, удивленно рассматривая повязку.
– Соврал он тебе, чтобы не пугать, – тяжело вздохнула бабка. – Пуля насквозь прошла и, похоже, ничего сильно не зацепила. Но ты пока бегал, в нее какая-то грязь попала. Так что нельзя тебе пока тело напрягать. Может антонов огонь случиться.
– Но как же… – окончательно растерявшись, повторил парень. – Это ж получается, я их бросил, – еле слышно прохрипел он.
– Никого ты не бросал, – рявкнула в ответ бабка. – Ты последний мужчина в роду. Последний, слышишь, Лю?! И сделал ты то, что тебе отец родной велел. Или ты решил, что лучше старших все понимаешь?
Взгляд бабки вонзился в него, словно клинок. Лю звала его только она, и только когда он сумел в чем-то провиниться. Потупившись, Леха тяжело вздохнул и замолчал, не понимая, что делать дальше. Вздохнув в ответ, бабка подошла к лавке, на которой он сидел, и, погладив его по голове крепкой, мозолистой ладонью, тихо подсказала:
– Не грусти. Знаю, что тяжело все это принять. Уж поверь, и со мной всякое было. Да только ничего ты тут не изменишь. Перетерпи. Вот подживет рана, и сбегаешь в станицу. Тебе и тут-то оставаться опасно. Вы с отцом солдат да офицеров побили. Искать станут. А то, что ты мой внук, вся округа знает. Тут и гадать не надо. Одного взгляда хватит, чтобы понять, что мы одна кровь.
Грустно усмехнувшись, Леха только кивнул, покосившись на небольшое зеркальце, висевшее на стене. Бабка была права. Они и вправду были очень похожи. Только одна особенность их различала. Глаза. Обычно глаза Лехи, когда он был спокоен, были обычного темно-карего цвета. Но стоило только ему разозлиться или начать волноваться, как они становились антрацитово-черными. Такими темными, что нельзя было отличить радужку от зрачка даже при ярком дневном свете.
Еще раз вздохнув, бабка прошла за печку и, пошебуршав там чем-то, вернулась обратно, неся в руках сидор, с которым Леха и пришел, и его старую винтовку.
– И карабин свой забери, – добавила она, протягивая ему вещи. – За выпасом в шалаше поживешь пока. Ежели сюда заявятся, найду, что им ответить. Пойдем, провожу тебя.
Кивнув, Леха поднялся и, подхватив карабин, закинул на правое плечо отцовский сидор. Они вышли из дома и по узкой тропе двинулись в тайгу. Версты через две бабка ловко нырнула в заросли ивы, потянув внука за собой. Про эту узкую стежку знало всего несколько человек. Именно тут, на берегу крошечного родника, бабка поставила с его помощью шалаш и сушила собранные травы.
Убедившись, что Леха устроился нормально, бабка ласково потрепала ему коротко стриженные волосы и, развернувшись, отправилась обратно.
Разложив вещи, парень развел огонь в крошечной железной печке и, с сомнением осмотрев окровавленную рубаху, сунул ее в топку. Стирать и штопать ее было бесполезно. От крови материя была заскорузлой и уже начала пахнуть. Поворошив угли, Леха поставил на печку небольшой медный чайник с водой и, развязав собранный бабкой узелок, принялся с интересом изучать его содержимое.
Перекусив, парень напился чаю и, устроившись на собранной у стены лежанке, прикрыл глаза. Бабка была права. От потери крови его все еще пошатывало и немного подташнивало. А еще все время хотелось пить. Уснул он незаметно для себя. Разбудили Леху сороки. Их возмущенный треск заставил парня подскочить на лежанке и схватиться за оружие. Тряхнув головой, чтобы разогнать сонную одурь, парень несколько секунд сидел замерев, пытаясь понять, что его разбудило.
Потом какое-то странное чувство заставило его сердце сжаться, а по спине пробежала странная холодная дрожь. Привычно проверив оружие, Леха вышел из шалаша и, передернув скобу, двинулся в сторону бабкиного дома. Что именно его туда потянуло, парень и сам не понял. Пройдя быстрым шагом почти до самого дома бабки, Леха вдруг замер, из-за куста рассматривая постройки.
Он снова не понимал, что именно так резануло ему глаз, но тут явно было что-то не так. Наконец, в третий раз осмотрев все тщательно, парень понял, что именно его насторожило. Из трубы не вился дымок. И куры, обычно бродившие в загоне, вообще не издавали ни звука. Словно их и вовсе не было. Прижав приклад винтовки к плечу, парень плавно вышел из кустов и, обходя дом по кругу, двинулся к сараю, который бабка использовала как курятник.
У крыльца, кучей старого тряпья, лежало тело женщины. Замерев на секунду, Леха подбежал к телу и, осторожно перевернув его лицом вверх, глухо завыл. Три пули вошли в сухую грудь бабушки Чин. Тонкая струйка уже начавшей подсыхать крови скатывалась из уголка ее плотно сжатых губ, теряясь где-то за воротом кофты.
