Квадратный корень из лета - Хэпгуд Гарриет (книги онлайн бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Пару лет назад я спросила Грея, почему меня одевали как мальчишку.
– Господи, Готс, – засмеялся дед, стоя у плиты, – никто тебя специально не одевал. Ты сама все выбирала и сама зачем-то засовывала штанины в носки. Просто у нас был принцип не наступать на горло вашей с Недом песне. – И продолжил помешивать свое сомнительное варево.
Несмотря на якобы имевшееся у меня в детстве желание одеваться на манер мистера Дарси, я не мальчишка в юбке, и лифчики у меня, пусть и болтаются на яблоне, розовые. Так как я не спала всю ночь, то от нечего делать выкрасила ногти на ногах вишневым лаком, а в моем гардеробе, пусть и под грудой одинаковых кроссовок, стоят черные шпильки. И еще я верю в любовь силы Большого взрыва.
Которая поразила нас с Джейсоном.
Прежде чем выйти из кухни, я перевернула фотографию, прижав ее магнитом к холодильнику.
Снаружи царила английская коттеджно-садовая идиллия. Вымахавшие дельфиниумы как будто упирались в безоблачное небо. Нахмурившись на яркое солнце, я пошла в свою комнату в кирпичной пристройке за яблоней – и почти сразу полетела носом, споткнувшись о что-то твердое в нестриженной траве.
Когда я поднялась и обернулась, Нед уже сидел, потирая лицо.
– Нехилый из тебя одуванчик, – сказала я.
– Классное «с добрым утром», – пробормотал он.
Из дома через открытую дверь донесся звонок телефона. Нед, как кот, потянулся на солнышке – ему все было нипочем. А вот его вельветовой рубашке повезло меньше.
– Ты только пришел, что ли?
– Вроде того, – ухмыльнулся он. – Мы с Джейсоном после ужина сходили тут… на репетицию «Фингербанда». Там была текила… Папа дома?
Словно по подсказке невидимого режиссера, из кухни выплыл папа с кружками в руках. В нашем доме громогласных топочущих великанов он кажется бледнокожим эльфом из немецких сказок. Папа вообще был бы невидимым, если бы не красные кеды.
А еще он витает в облаках не хуже воздушного шара: не моргнув глазом при виде нас на лужайке, папа уселся между мной и моей перевернутой тарелкой с мюсли и подал Неду кружку:
– Вот сок. Мне нужно поговорить с вами об одном деле.
Нед со стоном выхлебал сок и, оторвавшись от кружки, стал чуть менее зеленым.
– Что за дело? – спросила я. Мне всегда было неуютно, когда папа включался в реальность настолько, чтобы что-то с нами обсуждать.
– А, – сказал папа. – Помните наших соседей, Алторпов?
Мы с Недом одновременно повернули головы в сторону забора. Соседи переехали в Канаду почти пять лет назад, но коттедж не продали, и он выглядел, как вечное обещание хозяев вернуться, терпя табличку «Сдается внаем» и нескончаемых туристов, курортников и семьи с детьми. Последние месяцы он пустовал.
Даже спустя столько лет я живо представила чумазого мальчишку в очках с толстыми стеклами, протискивавшегося в дыру в заборе и размахивавшего кулаком с зажатой пригоршней дождевых червей.
Томас Алторп.
Сказать «лучший друг» – это ничего не сказать.
Родившись на одной неделе, мы вместе росли, неразлучные Томас и Готти, проблема в квадрате и клуб малахольных.
А потом он уехал.
Я поглядела на шрам на левой ладони. Планировалась, помнится, братская клятва на крови и обещание вечной дружбы, несмотря на разделявшие нас три тысячи миль, но я очнулась в больнице с повязкой на руке и провалом в памяти. Когда меня выписали, Томас с родителями уже уехали.
Я ждала, ждала, но он не написал ни бумажного, ни электронного письма, даже азбукой Морзе ничего не настучал и вообще не сделал ни черта из того, что мы друг другу обещали.
Рука зажила, волосы отросли, я понемногу взрослела и забывала о мальчишке, который первым забыл обо мне.
– Ну, Алторпы? – прервал мои мысли папа. – Помните? Так вот, они разводятся.
– Интересно, – хрипло сказал Нед. А мое сердце, хотя Томас меня и бросил, дрогнуло от сочувствия.
– Да. Я только что говорил по телефону с мамой Томаса – в сентябре она возвращается в Англию вместе с сыном.
При этих словах в моей душе возникло странное ощущение неизбежности, будто все это время я ждала возвращения Томаса. Но как он смел ничего мне не сказать, заставив свою мать позвонить моему папе?! Вот трус!
– В общем, она хочет, чтобы Томас побыл тут до начала школьных занятий, и я согласился, – сказал папа с громким «гм», намекавшим, что он мог бы еще многое рассказать. – Ее план показался мне несколько непродуманным и спонтанным, и я предложил, чтобы Томас пожил это лето у нас. Вот, собственно, и все.
Невероятно. Мало того, что он возвращается, так еще и поселится по эту сторону забора! Неловкость стремительно разрасталась, как ряска.
– Томас Алторп, – повторила я. Грей нередко говорил, что произнесенное вслух становится правдой. – Будет у нас жить.
– Когда он приезжает? – поинтересовался Нед.
– А, – папа отпил из чашки, – во вторник.
– Во вторник, через два дня? – взвизгнула я не хуже чайника. Все спокойствие мгновенно испарилось.
– Вау, – сказал Нед, снова становясь похмельно-зеленого оттенка. – Мне что, придется спать с ним на двухъярусной кровати?
Папа снова издал свое «гм» и выдал полный Gotterdammerung [4]:
– Нет, я предложил ему занять комнату Грея.
Всадники же Апокалипсиса. Лягушачий же ты дождь. Огонь и сера, елки-палки! Может, я не пережила еще своего Откровения, но посягать на спальню Грея?! Это святотатство!
Рядом со мной Нед тихо выблевал в траву.
Понедельник, 5 июля
– Пространственно-временнóй континуум! – вывела миз Эдеванми на белой доске и эффектно подчеркнула маркером. – Четырехмерное математическое пространство, с помощью которого мы можем сформулировать – что?
Физика – мой любимый предмет, но физичка все же чересчур энергична для девяти утра понедельника, да и для любого другого дня после бессонной ночи (с октября у меня это практически любой день). «Пространственно-временнóй континуум», – записала я. И по непонятной причине – я сразу же все густо зачеркнула – рука сама вывела: «Томас Алторп».
– Е равно эм цэ квадрат, – пробубнил из угла Ник Чой.
– Спасибо, Эйнштейн, – под общий смех сказала миз Эдеванми. – Специальная теория относительности. У пространства три измерения, время линейно, и их объединение открывает простор для всевозможных забав теоретической физики. Четырехмерную модель теории относительности разработал…
«Герман Минковский», – подумала я, но вместо того чтобы поднять руку, подавила зевок.
– Майк Вазовский! – выкрикнул кто-то.
– Из «Корпорации монстров»? – удивился Ник.
– Они же перемещаются между мирами, эм-цэ квадрат, – послышалось за моей спиной.
– Минковский, – повысила голос миз Эдеванми, стараясь перекрыть вопли и свист. – Давайте сосредоточимся на реальности…
«Удачи», – подумала я. Идет последняя неделя учебного года, настроение в классе бурлит и пенится, как углекислый газ. Возможно, поэтому миз Эдеванми махнула рукой на программу и объясняет свое любимое.
– Кто-нибудь еще желает высказаться о свойствах межзвездного пространства? Приведите пример однонаправленных метрик.
«Кротовая нора», – подумала я. Однонаправленная метрика – это ударная волна, докатившаяся из прошлого, вот как бы я ответила. Нед, который пытается вернуть Грея, расставив на прежние места его будд, не убирая кристаллы из раковины в ванной и вываливая в мясо слишком много чили. Джейсон, который лениво улыбнулся мне в саду спустя почти год после расставания.
Томас Алторп.
Но на уроках миз Эдеванми я молчала. Не потому что не знала ответов – в старой школе я не упускала возможности высказаться, чтобы все смотрели на меня как на гениального математика дробь сверходаренную индивидуалистку дробь хвастливую зубрилку. Мы все знали друг друга с детского сада, но, как большинство деревень на побережье, Холкси слишком мала, чтобы набирать здесь старшие классы, поэтому в шестнадцать лет всех переводят в городскую школу, где классы вдвое больше и полны незнакомцев. А если совсем откровенно, со дня смерти Грея меня уличает каждая высказанная фраза. Я – полная противоположность невидимому, но вместе с тем меня словно видно насквозь.
