Давай любить друг друга - Монкомбл Морган (серии книг читать бесплатно TXT, FB2) 📗
Он закрывает глаза и откидывает назад голову. Я пользуюсь случаем и краем глаза рассматриваю его. И это, как ни странно, меня успокаивает. Он неплох. Даже симпатичный. У этого пожарного волосы цвета кофе, короткие на висках и длиннее наверху, челюсть, которая сжимается и разжимается, как жабры у рыбы, и ослепляющие меня глаза.
Я хмурюсь, замечая странное пятно на его шее. Сначала мне кажется, что это родимое пятно, но потом я понимаю, что оно исчезает под курткой и доходит до самой его челюсти. Кожа там более розовая, более яркая. Раненая. Я перестаю смотреть, потому что это грубо, пусть он меня и не видит.
– Расскажите мне о худшей операции, в которой вы участвовали.
Я не раздумываю – просто говорю, потому что, слушая его, я не смогу думать о том, что нахожусь в настолько замкнутом пространстве, и буду меньше винить себя за то, что кинула Зои и остальных. Мой сосед услышал меня, я знаю это. Однако глаз он не открывает.
– Вы не хотите этого слышать.
– Откуда вы знаете? Я же сама прошу!
Я не свожу взгляда с его лица. Он, кажется, немного старше меня. Иначе и быть не может, он ведь уже пожарный. А мне почти девятнадцать.
– Раз так, то я не хочу рассказывать.
Хорошо. Будь по-твоему…
– Тогда о второй худшей.
Он открывает глаза и устало поворачивает голову в мою сторону.
– Вы никогда не сдаетесь?
– Типа того. Уж точно не с ворчунами вроде вас. Либо так, либо у меня начнется приступ паники. Выбирайте!
Видимо, он прочитал на моем лице мольбу. Я не показываю ему этого, но я боюсь. Боюсь приступа, потому что слишком хорошо знаю, что это такое. Это ад. Я не хочу верить, что сегодня вечером умру. Сегодня вечером я должна была отлично проводить время, выпить парочку коктейлей и чудесно начать 2015 год.
Он отводит взгляд в сторону и смотрит в точку перед собой. Я жду несколько секунд, и он начинает:
– Это было жилое здание в Париже, немного похожее на это.
Только сейчас, когда мое сердце уже бьется с нормальной скоростью, я замечаю, что у него красивый голос. Грубый, но не слишком – не так, будто он много курит. Скорее, как если бы одна из голосовых связок имела небольшой дефект.
– Когда мы прибыли на место, горело помещение. Внизу, на дороге, уже лежали люди, выпрыгнувшие из окон, – мои коллеги пытались им помочь. Все были в панике. Мы призывали их успокоиться и дождаться нашей помощи.
Мой взгляд прикован к его губам. Мне кажется, что та ситуация разворачивается прямо на моих глазах.
– Те, кто еще оставался в квартирах, кричали, умоляли нас спасти их, – продолжает он далеким голосом, будто затерявшимся в огне. – Некоторые даже говорили, что у них горят ноги.
Я машинально закрываю рот рукой. Он был прав: такое мне слышать совсем не хочется. Но чтобы не признавать свою слабость, я закусываю губу и позволяю ему продолжить рассказ.
– Одно из окон на четвертом этаже еще не охватил огонь. Семья оттуда ждала, когда мы придем за ними. Отец, жена и их дочь лет пятнадцати. Я колебался не больше трех секунд. Взял выдвижную лестницу, прошел во двор и поднялся по фасаду.
– На четвертый этаж?
– Да. Лестница была слишком маленькой, но я решил подниматься этаж за этажом. Когда я добрался до них, отец попросил меня забрать их дочь. Я сразу же понял, что времени осталось немного: огонь уже распространился по комнате. Было так жарко… Я велел девочке обхватить меня за шею, а родителям – спускаться друг за другом сразу после нас. Но лестница была слишком короткой. Я знал, что это займет слишком много времени.
Он сгибает ноги, упирается локтями в раздвинутые колени и не отрывает взгляда от своих ладоней. Кажется, будто он ищет ответ на какой-то вопрос, будто пытается понять, как он мог бы спасти их всех.
– Едва только мы с девочкой добрались до второго этажа, а мать – до третьего, пламя уничтожило четвертый. Отец понял, что не сможет спуститься.
Он замолкает. Я боюсь услышать продолжение. Шепотом я заставляю его закончить:
– Он сгорел?
– Нет. Он выпрыгнул, надеясь упасть на этаж ниже. Вот только упал он на дорогу, на глазах своей семьи.
Я зажмуриваюсь. Меня начинает тошнить. Я восхищаюсь людьми таких жутких профессий. С одной стороны, они, безусловно, спасают жизни. Но с другой – они постоянно сталкиваются со смертью. Я не смогла бы этого вынести.
– Мать и дочь выбрались?
– Да, – вздыхает он устало, потирая шею, – я вовремя спустил их и отвел в полевой госпиталь, а там их подключили к искусственной вентиляции.
– Это ужасно.
– Я предупреждал.
– Почему вы этим занимаетесь?
Он хмурится, не глядя на меня. С самого начала я осознавала, что он избегает зрительного контакта со мной. Но я не понимаю почему. Неужели все это время мое бренное тело находилось одной ногой в могиле? Тогда это не лучшая новость…
– Я люблю свою работу, мне нравится чувствовать себя полезным.
Что можно на это ответить? Кажется, я представляю, о чем он говорит. Я учусь в школе дизайна, поэтому понять его по-настоящему у меня вряд ли получится. Спасать жизни и шить лифчики – не вполне одно и то же. А вот мой отец, например, сотрудник полиции. Я всегда уважала его выбор, пусть даже это просто ужасно – жить и вечно задаваться вопросом: «А вернусь ли я сегодня домой?» Не знаю, смогла бы я это вынести.
– Что ж, в конечном счете я предпочла бы поговорить о чем-нибудь другом. О маленьких пандах там или о последней реабилитации Линдси Лохан…
Наступает долгая тишина. Ожидаемо стресс снова дает о себе знать. Сейчас, когда мы молчим, кабина вновь начинает казаться слишком маленькой. Никакого окошка, никакого сквозняка, нет даже воды… Господи, а если я захочу в туалет?! Заметка на будущее: всегда носить с собой бутылку.
Удивительно, но тишину нарушает он:
– Ты живешь здесь?
Мое слабое внутреннее «я» замечает, что он тыкает. Почему меня это радует?
– Да.
– Как давно?
– Три месяца. В прошлом году я жила в общежитии, но мне там не нравилось, поэтому на втором курсе я решила снимать квартиру.
– Одна?
– Что это за вопросы такие – в духе серийного маньяка?
Он поворачивается и окидывает меня странным взглядом, эмоцию которого мне не удается распознать. Когда я нервничаю, говорю, не думая, слишком быстро, лишь бы говорить. Это мой способ выпускать пар, чтобы не переживать в одиночестве. И еще, наверное, для того, чтобы ничего не скрывать и говорить правду. Это все последствия того, что я слишком долго находилась в тишине.
– Ты чертовски странная девушка.
– Спасибо.
Я молчу несколько секунд, а потом отвечаю:
– Да, я живу одна. Ну, с Мистангет. Это моя крольчиха. Она с характером, так что не советовала бы тебе ко мне вламываться.
– Для чего мне это? – спрашивает он ошарашенно.
– Ну, я не знаю, для того чтобы… Что там обычно делают маньяки? Чтобы подсматривать за мной, когда я сладко сплю или принимаю душ.
Мой сосед по лифту смотрит на меня, не зная, как ему реагировать: то ли со страхом, то ли со смехом. Наконец я замечаю, как он – впервые! – чуть улыбается уголком рта. У него красивая улыбка. С чудесными ямочками, которые мне хочется потрогать.
– Ты совсем не фильтруешь, что говоришь?
Я стыдливо краснею. Он не первый, кто мне говорит подобное. Но это не моя вина: таков защитный механизм, который автоматически включается каждый раз, когда я паникую. Когда я говорю, не думаю о том, что происходит на самом деле.
– Только не когда нервничаю. На устном выпускном экзамене я так переволновалась, что в середине своего изложения о «Великом Гэтсби» посчитала уместным сказать, что платья для чарльстона, «пусть и не подчеркивают буфера, на самом деле очень сексуальны». Думаю, это во мне говорил будущий стилист. Тем не менее мне поставили 15 баллов, что очень даже хорошо, учитывая, что я сказала «буфера» и что никому из моих одноклассников не дали больше 14.
Я замолкаю, чтобы перевести дух и еще потому, что осознаю, что снова рассказала о своей жизни. К счастью, он все еще смотрит на меня с легкой улыбкой. Не явной, но различимой.