Невезуха - Хмелевская Иоанна (книга читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗

И в тот момент, когда я уже совсем было решилась упасть в обморок и уехать отсюда на «скорой помощи», появился мужчина моей мечты.

В то время обожаемый, а позже разоблаченный как дикое чудовище. Доминик.

Он вылез из своего «вольво» и спокойно спросил:

— Что тут происходит?

В долю секунды я пережила несколько землетрясений, армагеддонов, изгнаний из рая, инфарктов и вознесений на небеса. Эпилогом стало посыпание вулканическим пеплом. Последние минуты Помпеи, в общем.

— Ничего, — слабым голосом произнесла я. — Не хватило денег на такси.

— Пан из мафии? — деловито спросил Доминик у бандита.

— Из мафии, — холодно ответил бандит. — Такси зарегистрировано. Налоги плачу.

Едем из аэропорта.

У Доминика хватило сообразительности затеять спор не с мафией, а со мной:

— Они ведь должны были завтра прилететь?

Я готова была голову на плаху положить, что сообщила ему правильную дату, однако в данной ситуации предпочла не возражать:

— А прилетели сегодня. Возможно, дорогой, они перепутали день...

Доминик молча расплатился, с раздраженным видом снова сел в «вольво» и укатил прочь.

Отчаяние мое смешалось с облегчением, образовав потрясающий коктейль.

Когда я наконец вошла в квартиру, мои дети уже успели гостеприимно принять австралийскую родню. Кася с энтузиазмом изображала, как мамочка в младенческие годы съезжала с дивана на старой гладильной доске; Томек накрыл праздничный обед, состоявший из позавчерашнего картофельного супа, селедки в масле, мороженого и холодного бигоса. Тетушка и дядюшка сидели на стульях посреди полностью распотрошенных чемоданов с остолбенелым выражением на лицах.

— Яблочко от яблони недалеко падает. — Голос тетки напоминал перец, опилки и айсберг одновременно.

Неожиданно мои воспоминания совершили прыжок назад, в ещё более ранний приезд.

Тогда приезжала бабушка...

* * *

В общем-то, это была даже не моя бабушка, как и не мои дядя с тетей. Бабушка была двоюродной, сестра моей родной бабушки по женской линии, а разделение семейства по континентам произошло много лет назад, сразу после воины, в сороковых годах. Двоюродной бабке удалось на заре жизни, ещё во время войны, выйти замуж за натурального австралийца, она с ним встретилась в немецком лагере, а после освобождения энергичный коммандос увез жену в Австралию. Вторая сестра, то есть моя бабушка по прямой линии, осталась в Польше одна. Возможно, австралийцам удалось бы и её сманить с собой, если бы моя бабка очень некстати не влюбилась до смерти в моего будущего деда. Оба были упрямцами, и уговоры не произвели на них никакого впечатления, любили бабушка с дедушкой друг друга честно и добросовестно. Уважали точку зрения другого, не уставая друг друга критиковать, и помогали друг другу как только могли — среди попреков, скандалов и взаимных напоминаний об ошибках.

В конце концов я тоже осталась одна — единственный польский потомок своей бабушки, внучатая племянница австралийской бабки.

Именно ради холерной заботы обо мне австралийская родня и приезжала регулярно, считая своим святым долгом опекать польское нацменьшинство, тем более что не такой уж крюк — завернуть в Польшу по дороге в Англию или Францию, где училась или прохлаждалась юная австралийская поросль. Моим крестным отцом стал.., секундочку, нужно подумать.., брат жены сына двоюродной бабки. То есть брат бабулиной невестки. Ну, в общем, какое-то родство всегда можно раскопать. Даже со мной.

Моя родная бабушка умерла, оставив мою маму в одиночку болтаться в этом сложном мире с непонятным общественным строем, замотанную, усталую, но одновременно беззаботную и легкомысленную. К счастью, мама хотя бы встретила папу, но проблем у неё меньше не стало. Отец трудился до упаду безо всякой пользы для семьи, так как не умел никому отказывать, мечтал, чтобы все было хорошо, и неизменно верил, что так и будет. Папа несколько расходился с идеологией, из-за чего ему охапками совали палки в колеса, пока в конце концов он не умер от обыкновенного инфаркта. Мне тогда было года два.

Двоюродная бабка приехала сразу же после его смерти, констатировала, что жить в этой стране невозможно, это просто какой-то сумасшедший дом и питомник для преступников, а бытовые условия не отвечают элементарным потребностям человеческого организма. Бабка попыталась уговорить мою мать эмигрировать, но та не пожелала. Она, видите ли, не могла оставить свою собаку, которая умерла бы с тоски, да и дочь, то есть я, должна была окончить польскую школу. В результате двоюродная бабка умотала раньше времени, уверяя, что в этой тесноте, с собакой на голове и трамваями под окном не проспала спокойно ни единой ночи. Но сердце бабулино вроде бы разрывалось на части, так что, уезжая, она объявила — я, единственная внучка её родной сестры, должна стать наследницей половины семейного состояния. Тогда такая мысль вполне могла втемяшиться ей в голову, поскольку я ещё не отметилась ничем ужасным...

* * *

После бабули приезжала моя двоюродная тетка с мужем; я решила, что он мне должен доводиться дядей.

Они выбрали не самое лучшее время, так как тогда у меня ещё имелся муж, а я как раз родила Касю. Слово «теснота» полностью описывало наше жилище — в двух комнатах обитали моя мать, мой муж, двое моих детей, я сама и кошка. Собака к тому времени, к счастью, померла.

К счастью — потому что иначе в нашей квартире ещё беспрестанно толклись бы многочисленные газетчики и телевизионщики, жаждущие взять интервью у пса-долгожителя.

К приезду родни я отнеслась столь же легкомысленно, как и моя мать. Впрочем, в том нет ничего удивительного, поскольку буквально накануне я стонала от родовых схваток и забронировать гостиницу мне было недосуг. Двоюродная тетка и её супруг мужественно выдержали одну ночь, живо воображая, будто поселились в лагере для беженцев; мой муж целый рабочий день посвятил беготне и выбил им комнату в рабочем общежитии на Воле, с уборной в коридоре и единственным душем на весь этаж. Родственники стиснув зубы продержались ещё одни сутки, после чего все наши накопления ухнули на взятку администратору гостиницы МДМ, где родня наконец смогла перевести дух.

Переведя же дух, они извергли свой гнев на меня: некоторым образом я ведь была уже взрослым человеком. Роды родами, но мужа-то я с самого начала могла озадачить! А то, что он работал ответственным секретарем одного полумертвого журнала, к делу не относилось. Во всяком случае, наследование половины семейного состояния оказалось под большим вопросом. Оно и понятно: разве можно отдавать богатство в руки столь безалаберной личности?

Спас меня случай, можно сказать, из области сверхъестественных явлений.

Было такое чудное время — оно продолжалось несколько лет, — когда уважающие себя издательства платили хорошим корректорам очень приличные деньги, а я на самом деле была хорошим корректором. У меня имелись три крайне необходимых для этого качества: наблюдательность, зрительная память и знание языка.

Читала я быстро и тем не менее всегда замечала ошибки и опечатки. К тому же я отличалась обязательностью и самолюбием, поэтому добровольно перечитывала верстку и по второму, и по третьему разу. Одна пропущенная запятая заставляла меня сгорать от стыда, а из-за орфографической ошибки я запросто могла отравиться, утопиться и повеситься одновременно. В то время я вкалывала днями и ночами, а потому мои дети с большой неохотой и даже с некоторым озлоблением взвалили на себя обязанности по дому, а муж потребовал развод, что я восприняла чуть ли не с облегчением. Наконец-то перестал отравлять мне организм всякими глупостями вроде обеда, стирки, глажки рубашек, пыли на полках и потерявшихся вещей. Вскоре он женился на судьихе, которая нас разводила.

А я купила квартиру. Моя приятельница, человек одинокий, построила себе кооператив — двухъярусную квартиру, после чего узнала, что её матери категорически нельзя карабкаться по лестнице, да и вообще жить можно только в сосновом лесу. Приятельница мигом отыскала одноэтажное жилье среди сосен, но требовалось срочно раздобыть деньги, и она предложила мне купить её новую квартиру по себестоимости.