Куда он денется с подводной лодки - Труш Наталья Рудольфовна (книги без регистрации .TXT) 📗
Выматерившись вполголоса, Стас вылез из-под одеяла, надел белый махровый халат, валявшийся у кровати, допил прямо из горлышка конь як – бутылка с остатками напитка стояла на полу, – подождал две минуты и, когда алкоголь тепло побежал по жилам, отправился к жене.
Он знал, что не будет никаких разборок. Инга не была истеричкой и никогда не устраивала ему допросов с пристрастием, не пыталась узнать тайное. И это было плохо. Потому что разборка в семье могла хоть что-то объяснить, если объяснить что-то в данной ситуации вообще было возможно. А когда женщина молчит, все доводы, словно булыжники, падают в воду, даже волну не нагонят.
Инга стояла у окна в большой просторной кухне. Мыслей в голове не было, кроме одной – ее предали. Причем предали так, что даже поплакаться она никому не может. На работе сказать, что застукала мужа в постели с мужиком, – боже упаси! Сказать сыну и брату – тоже нельзя. Просто стыдно. Да и слов подходящих не найти. Слава богу, отец не дожил до этого дня. Вот уж кто бы докопался до всего сам! Да так, что пух и перья полетели бы от ее муженька.
– Инь… – Стас Воронин слегка тронул Ингу за рукав, отчего она брезгливо передернулась. – Инь! Я прошу тебя, выслушай…
Инга была так воспитана, что, если ее о чем-то просили, не могла отказать. Попросил Стас – выслушай, и она вынуждена выслушивать, хоть ее и выворачивает наизнанку от его слов, от его такого родного запаха, внезапно ставшего противным и тошнотворным.
Как она раньше не замечала, что он постоянно ноет?! Не говорит, а именно ноет, и не только в извинениях и объяснениях, но и в простых разговорах. Раньше это казалось Инге милым чудачеством. А сейчас его привычка не разговаривать, а ныть показывала его бабское начало. «Тьфу, черт возьми! – выругалась Инга про себя. – Как я раньше не видела этого?!»
Инга потерла пальцами виски. В голове шумело. Видно, давление… Она почти не слышала, что говорит Стас, улавливала только отдельные фразы:
– Инь, ну пойми ты, я как врач тебе говорю: нормальное это дело, со многими мужиками происходит. Особенно по пьянке…
Стас осмелел, видя, что его выслушивают, и уже аргументированно вливал Инге об особенностях мужской физиологии, о том, что в Древней Греции это было нормально, и что-то еще. В голове у нее стучало: «бла-бла-бла» – так, кажется, говорят ее студенты.
Инга не могла больше этого слышать. Для него это было физиологической особенностью, для нее – предательством. Это разные вещи.
* * *
Стас мучительно подбирал слова. Ну и сокровище ему досталось! Да другая уже давно бы поняла, что произошло недоразумение, что все это не повод, чтобы молчать, как мумия. Да он сейчас для нее в лепешку расшибется, чтобы только загладить вину. Хочешь на Бали? Завтра! Да хоть в Бермудский треугольник! Хочешь новую машину? Не вопрос! Любую!
Фокус был в том, что и Бали, и новую машину, и даже Бермудский треугольник его супруга Инга Валевская могла запросто устроить сама. Один звонок брату в соседнюю Финляндию – и на Бали можно было отправиться на вечное поселение. Впрочем, в Магадан тоже. И это Стас знал хорошо. Будучи мужиком сорока лет от роду, Ингиного пятидесятилетнего брата Ингмара Валевского Стас Воронин боялся как огня. А строгий тесть его еще на свадьбе предупредил серьезно: дочку не обижать! Ей было всего восемнадцать, и брак этот «по любви с залетом» отцу Инги был совсем не нужен. Спасибо, что шею не свернули жениху.
Стас тогда хорошо уяснил, что брак в этой семье – святое. И загулы «налево» были у него сродни вылазкам в тыл врага. Один неверный шаг – и пиши пропало. Тесть бы и разбираться не стал. В начале девяностых он внезапно разбогател, и вместе с достатком в его характере появились новые, неведомые ему самому ранее черты, такие как жесткость, властность. У него всегда было обостренное чувство справедливости. Мог всю зарплату отдать нищему на паперти. Но мог и размазать негодяя, если доводилось с таковым встретиться.
За Ингу со Стаса спрос был особый. Поэтому ни номера своего телефона в чужом мобильном, ни чужого волоска на собственной майке, ни – не приведи господи! – вынужденной консультации у венеролога он допустить не мог.
Потом старший Валевский заболел, рак сжег его за три месяца. Умирая, папаша, кроме денег, бизнеса и движимости-недвижимости в России и Финляндии, передал сыну заботу о семье Инги. Ингмар заменил ей отца во всем. До сих пор при встречах он кивает в сторону мужа и спрашивает, зверски улыбаясь:
– Не обижает?
Остается надеяться, что Инга постесняется рассказывать брату о том, что ее муженек наворотил.
Сказать по совести, наворотил по глупости и из любопытства. В мужской компании вели разговоры на эту тему, обсуждали, что да как. Кто-то плевался, но большинство помалкивало, видать, и правда было интересно, как это все происходит, если сегодня многие известные личности даже не скрывают своих наклонностей и пристрастий.
Стас даже не сразу понял, что говорит вслух. Просто увидел вдруг потемневшие глаза жены, сообразил, что уже и так далеко зашел в своих объяснениях, и замолчал.
Инга как будто ждала, что он наконец остановится. Она двинулась на выход и, не посторонись муж, наверное, прошла бы сквозь него. В своей комнате она вытащила из шкафа сумку и стала складывать вещи. Она еще не знала, куда поедет, где будет жить и что ей для этого нужно, поэтому положила в сумку самое необходимое. В конце концов, в свой дом она всегда может попасть. Это сейчас ей нужно уйти и побыть одной, чтобы не видеть Стаса.
Он стоял у нее над душой и стонал, что все глупо, что у других куда худшее случается, что он, в конце концов, любит ее…
На этом месте Инга такпосмотрела на мужа, что он замолчал.
Она не оглянулась на него, не сказала ни слова на прощание. Она вообще ни слова не произнесла за тот час, что была дома. Закинула чемодан в багажник машины и выехала за ворота, которые бесшумно за ней закрылись.
На повороте, перед выездом на основную дорогу, Инга остановилась. Надо было решить, куда ехать. Ей хотелось не просто уехать от Стаса, а спрятаться, чтобы он ее не нашел. А в том, что он кинется ее искать, она не сомневалась. И совсем не хотела встреч с ним. Ей вполне хватило сегодняшних объяснений про мужскую физиологию.
Инга достала мобильный телефон.
* * *
На часах было всего семь утра, когда Тосю Кузнецову разбудил звонок. Она взяла телефон и увидела высветившийся номер. Кого другого убила бы, но это была Инга – подруга любимая и дорогая.
– Ингушка, привет! Я заждалась тебя! Сколько еще можно сидеть в твоей Сибири?! Приезжай!
– Я не в Сибири, Тось, я прилетела. – Голос у подруги был усталым и бесцветным. – Я сейчас приеду. Примешь?
– Странный вопрос! Конечно, приезжай. И что значит «примешь»? – Тося хотела было допросить подругу с пристрастием, как она отключилась.
Антонина Кузнецова с удивлением посмотрела на мобильник. Даже хотела перезвонить, но передумала. Если Инга сказала, что едет, значит, скоро будет.
Тося встала, прикрыла постель одеялом и прошлепала в ванную, заглянув по пути в спальню мамы.
– Муль, ты проснулась?
– Как всегда. А тебе что не спится – день-то выходной? – В голосе Софьи Гавриловны Тося уловила тревогу.
– Муль, Инга прилетела из командировки, сейчас к нам заедет. – Тося зевнула. – Вот, разбудила…
– Ингуша! Какая радость! – Софья Гавриловна откинулась на подушки.
* * *
До недавних пор Софью Гавриловну никому не приходило в голову даже в шутку назвать «бабушкой», хоть на самом деле она была трижды прабабушкой: Тосина дочка Лидочка замуж выскочила сразу после школы и наградила семейство тройней. Три писклявые правнучки – это вам не «здрасте – до свидания», это нянчиться надо. Но Софья Гавриловна в няньках сидеть отказалась наотрез. Впрочем, зная бабушкин характер, ее не очень-то и уговаривали.
Всегда подтянутая, с прямой спиной, словно палку проглотила, Софья Гавриловна, несмотря на возраст, была модницей. Она сама изобретала умопомрачительные наряды, какие-то шляпки с париками, юбки с разрезами. Ей все шло, и она шла во всем этом великолепии, как королева. В музей, в театр, на выставку.
