Мерцающий огонь - Маклин Джулианна (книги .txt, .fb2) 📗
– Прощаю. – Она счастливо рассмеялась.
– Хочешь долгую помолвку? Пышную свадьбу? Все будет, как ты пожелаешь. Конечно, мне придется сообщить об этом своей семье. Не уверен, как они к этому отнесутся, но, подозреваю, они уже наслышаны о том, что я сказал Кларе не ждать от меня предложения. Я виделся с ней на этой неделе и ясно дал ей это понять.
– Правда? Боже мой!
Он снова притянул Вивиан к себе и поцеловал ее. Она почувствовала, как тает.
– Я не хочу пышной свадьбы, – сказала она. – Предпочла бы что-нибудь скромное. Я не из вашего мира – уверена, наш союз одобрят не все. Взять хотя бы твою семью. Ты уверен, Теодор? Я всего лишь машинистка.
– Я никогда и ни в чем не был так уверен.
Она улыбнулась:
– И я. Все, чего я хочу, – это быть твоей женой.
Он поцеловал ее руки:
– Нам бы сейчас праздновать и строить планы, но вот-вот соберется палата общин. И есть достоверные сведения, что в течение нескольких часов Франция присоединится к нам в войне против Германии.
– Звучит многообещающе. По крайней мере, мы будем не одни.
– Поужинаешь со мной сегодня вечером?
– Конечно. Но что насчет светомаскировки? В объявлении сказали, что театры и кинозалы будут закрыты. Может, останемся здесь? Я могла бы приготовить воскресный ужин.
– Звучит чудесно.
Он снова поцеловал ее и ушел. Закрыв за ним дверь, она тут же разрыдалась от радости. Потом устроилась за кухонным столом, чтобы написать письмо сестре в Бордо, рассказать ей о Теодоре – о том, как они познакомились и как сильно она его любит, – и слезно попросить ее вернуться домой, в Англию. Не только из-за войны – ей хотелось, чтобы сестра стояла рядом, когда она будет произносить свои свадебные клятвы.
Закончив письмо, Вивиан отложила ручку и вздохнула – никогда прежде она не чувствовала себя такой счастливой. Как же это было странно – испытывать подобные эмоции в день начала войны.
Глава 9
Отец Теодора, Джордж Гиббонс, седьмой граф Гранчестер, предпочитал летние и осенние месяцы проводить за городом, поэтому Теодор очень удивился, обнаружив его за письменным столом в кабинете их лондонского особняка. Перед ним стоял графин виски. Пяти часов еще не было, и Теодор предположил, что отец приехал из-за утренней речи премьер-министра.
– Черт возьми, наконец-то, – сказал граф. – Я тебя весь день тут жду. Где ты был?
Теодор вошел в кабинет и задался вопросом, сколько успел выпить отец, – в графине осталось не так много виски, а нос и щеки графа раскраснелись. Он поднялся на ноги, слегка покачнулся и пронзил Теодора воспаленными от ярости глазами. Вид был привычный – за исключением того, что Теодор никогда еще не оказывался под прицелом отцовского гнева. Это была прерогатива Генри.
– У меня весь день были совещания, – ответил Теодор. – Полагаю, ты знаешь, что мы находимся в состоянии войны с Германией.
– Конечно, я это знаю, – сказал граф и так грохнул кулаком по столу, что лежащие на нем ручки и стоящие в рамках фотографии подпрыгнули. – Я здесь не за этим. На самом деле я раздосадован тобой. Из-за тебя мне пришлось сюда приехать. А Лондон со всеми этими воющими сиренами и воздушными шарами – последнее место, где я хотел бы сейчас находиться. Безумие какое-то. И тем не менее я здесь. Мать послала, чтобы я вразумил тебя.
Так вот оно что. Наконец Теодор все понял. Леди Клара, должно быть, рыдала на плече у своей матери после того их разговора, и герцогиня пожаловалась матери Теодора. В этом не было ничего удивительного. Женщины дружили много лет.
Теодор подошел к окну, которое смотрело на окруженную деревьями площадь.
Молодая пара играла с собакой: бросали мяч, а пес радостно бежал за ним. Заходящее солнце еле пробивалось сквозь кроны дубов и тополей, пятнистым ковром ложилось на траву. То, что Теодор умудрился разочаровать отца в день начала войны, казалось невероятным совпадением. Мир и правда перевернулся с ног на голову.
– Немедленно отправляйся в Вентворт-хаус, – скомандовал граф, – и извинись перед леди Кларой. Скажи ей, что ты совершил ошибку и берешь свои слова обратно. Я объяснил, что из-за всех этих разговоров о войне ты стал принимать необдуманные решения и на самом деле не хотел говорить то, что сказал. Признай свою вину – я уверен, она тебя простит. А потом ты встанешь на чертово колено и наденешь эту штуку на ее палец.
Отец подтолкнул к нему через стол маленькую синюю бархатную коробочку.
– Что это? – насторожился Теодор.
– Это обручальное кольцо твоей бабушки, которое подарил ей мой отец. Упокой, Господи, его душу.
Теодор подошел к столу и взял коробочку. Открыв еe, он увидел знакомое кольцо с изумрудом и бриллиантом, и его тут же захлестнула волна любви. Кольцо напомнило ему о счастливых временах: о том, как он сидел у нее на коленях, будучи совсем маленьким, о том, как в юности играл с ней в карты. Именно к ней он обращался за советом всякий раз, когда мир казался ему жестоким и несправедливым. Бабушка наставляла его на путь истинный и учила доверять самому себе. Как жаль, что ее сейчас не было рядом!
– Оно очень много для меня значит, – сказал он.
– Хорошо, – категорично ответил отец. – Бери его и отправляйся в Вентворт-хаус. Сделай все правильно, Теодор, пока можешь. Чем дольше ты будешь это откладывать, тем труднее будет заслужить ее прощение.
Теодор захлопнул коробочку:
– Боюсь, я не могу этого сделать, отец.
– Почему это, черт возьми?
– Потому что я хочу подарить это кольцо другой женщине, на которой собираюсь жениться.
В глазах отца вспыхнула ярость:
– Прошу прощения? У тебя кто-то есть? Кто? Скажи мне.
– Ее зовут Вивиан Хьюз, – прямо сказал Теодор, уперев руки в бока. – Она работает в министерстве снабжения и потрясающе поет. Я сделал ей предложение сегодня утром, и мы планируем пожениться как можно скорее.
Несколько долгих секунд отец молчал.
– Говоришь, работает в министерстве?
– Да.
– Из какой она семьи? Кто ее родители?
Теодор вздохнул: он знал, что его ответ станет переломным моментом этой беседы и превратит отца в разъяренного зверя.
– Ее мать была француженкой, из Бордо. Она умерла несколько лет назад. Ее отец – виноторговец. У него магазин в Ист-Энде.
Прижав руку к груди, граф обессиленно рухнул на стул.
Этого Теодор не ожидал. Он много раз становился свидетелем подобного рода конфронтаций между отцом и Генри, когда тот вынужден был признаться в каком-нибудь недостойном поступке. Отец никогда не садился. Напротив, он бросался вперед, огибал стол и одаривал Генри парой звонких пощечин. Он бил быстро, наотмашь, но дальше этого дело ни разу не заходило. Две пощечины, после которых Генри неизменно выставляли из комнаты.
Граф взмолился:
– Теодор… Скажи мне, что это дурацкий розыгрыш.
– Нет. Я люблю ее и собираюсь на ней жениться. Надеюсь, вы с мамой примете ее. Она хорошая. Я уверен, что, когда я представлю ее вам, вы поймете, почему я не мог ее отпустить.
Отец смотрел на него с ужасом:
– Представишь? Нет, я не стану с ней знакомиться и никогда не приму ее. Теодор, пойми: ты был предназначен дочери герцога. Ты опозорил нас, ты поступил в высшей степени непорядочно. Подобное можно было ожидать от Генри – но не от тебя.
– Мы с Кларой никогда ни о чем не уговаривались. Я не предлагал ей выйти за меня замуж. Но все вокруг строили такие планы.
– Да! Потому что ты мой сын и однажды вполне можешь стать графом.
Теодор покачал головой:
– Нет. Твой старший сын – Генри. Он твой наследник. Не я.
Откинувшись на спинку стула, отец горько усмехнулся:
– Виски рано загонит этого мальчишку в могилу – а может, он вообще закончит с ножом в спине, ввязавшись в какую-нибудь пьяную драку. Он уж точно вряд ли женится и обзаведется законными детьми. Однажды он сказал мне, что хочет лишить нашу семью наследника, просто чтобы досадить мне.
Теодор не питал особой любви к своенравному брату – у них никогда не было ничего общего, – но в этот момент он понимал желание Генри бросить отцу вызов. На самом деле Генри очень гордился собой: он сумел воплотить в жизнь все то, что отец ему предрекал.
