Бессмертник - Плейн Белва (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
— Увольте! Не хочу видеть Европу, ни единого клочка ее земли! Меня ее красоты не прельщают. Особенно сейчас. — Солли покачал головой. — В Европе, если хотите знать мое мнение, сейчас делать нечего.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Джозеф.
— Скоро будет война, — серьезно ответил Солли.
— Вечно тебе мерещится самое худшее! — воскликнула Руфь. — Как язык-то поворачивается?!
— Будет война, помяните мое слово. Я как прочел на той неделе, что какой-то серб укокошил в Сараеве эрцгерцога Фердинанда, сразу сказал — войны не миновать.
— А кто он, этот эрцгерцог? — спросила Анна.
— Наследник австрийского трона. Значит, Австрия объявит войну Сербии, Германия начнет помогать Австрии, потом вступят Франция с Россией — и вот вам, пожалуйста!
Джозеф взял еще кусок арбуза.
— Что ж, война так война, пускай воюют за океаном, — рассудительно сказал он. — Нас война не коснется.
Анна сидела с опущенной головой; страх накатывал, точно волны на берег.
— Ой, — поняла вдруг Руфь, — Анна же боится за братьев. Им придется воевать за Австрию!
— Какой смысл в мрачных разговорах? Нам все равно ни в чем не разобраться, — твердо сказал Джозеф. — Никто не знает наперед, что будет, как будет… Я вообще думаю, они там все полюбовно уладят. Война никому не нужна. А мы тут тревожимся, голову ломаем и портим себе праздник.
— Ты прав, — извиняющимся голосом сказал Солли. — Ты совершенно прав, Джозеф. Нельзя портить такой день. Пойдем-ка лучше искупаемся.
— Завтра опять ждите жару, — предсказал вернувшийся из воды Джозеф, глядя, как огненно-красное солнце клонится к закату.
— Дневную жару я как-то переношу, а вот ночью совершенно погибаю, — признался Солли. — На пожарной лестнице — это не сон.
Они сложили одеяла, подхватили корзинки.
— Так, девочки идут со мной, — скомандовала Руфь, — Гарри, Ирвин, вы пойдете с папой в мужскую раздевалку, там переоденетесь. Встречаемся у выхода.
За дорожкой, отделявшей пляж от города, начиналась Серф-авеню, здесь сновали люди, бурлила вечерняя жизнь. Потемневшее небо перерезали полосы: светло-серые на фоне угольно-серых, почти черных, а поверх пробивались румяно-розовые закатные разводы. Огоньки саней на русских горках медленно ползли вверх, на миг замирали на гребне и ухали вниз, точно в пропасть; чертово колесо зависло над головой, словно гигантская паутина, кабинки раскачивались и разноцветно помигивали. Откуда-то издалека наплывали голоса труб и саксофонов, но тут же уносились прочь вместе с переменчивым ветром. Совсем рядом позвякивала цепная карусель. Анна зачарованно остановилась.
— Прямо глаза разбегаются! — воскликнула она. — С чего же начнем? Мы успеем все посмотреть?
— Попробуем, — сказал Джозеф. — Давай на «Улицы Каира»? Я был в прошлом году — идешь прямо как по настоящей египетской улице, и ослики есть, и на верблюде покататься разрешают. Ах да, ты не можешь… Ну, ничего, в этом году просто посмотришь, а через год покатаешься.
Анну, в отличие от утомленных детей, охватил настоящий детский восторг. Ей все хотелось услышать, на все взглянуть. Какие яркие краски, огни, музыка! Все крутится, кружится, как в игрушечной трубочке… ну, как ее?.. а-а, в калейдоскопе: кладешь туда простенькую вещицу, камешки или пару булавок, начинаешь вертеть, и перед глазами мелькают чудесные, невиданные узоры…
А потом совсем стемнело и наступило время фейерверка. Жаль, не успели на представление уродцев. Но Анна уже видела их на фотографиях — и двуглавого теленка, и ужасную бородатую женщину — и втайне радовалась, что не надо смотреть их живьем. Зато они нашли сидячие места и в расцвеченное огнями небо глядели со всеми удобствами. Незабываемое зрелище! Взлетали красные, белые, синие ракеты; выкатывались звезды — одна выше другой, — а потом осыпались на землю золотыми брызгами. И под конец — пушечная пальба, такая, что земля под ногами заходила ходуном. Последний оглушительный залп! Тишина. Оркестр тут же грянул «Звездно-полосатый флаг», и все встали. Анна, гордая, что знает гимн до слова, пела со всеми.
И вот этот чудесный, чудесный праздничный день позади. Толпа медленно несла их к трамвайной остановке, на Кони-Айленд-авеню. К счастью, Солли знал кратчайший путь, и они влезли в трамвай одними из первых. Впрочем, мальчикам мест все равно не досталось. Им пришлось стоять всю дорогу, прислонясь к Солли и Джозефу, каждый из которых держал на руках по спящей девочке. Младшую взяла Руфь, а Анна поставила себе на колени обе корзинки. Люди теснились в проходах, даже висели на подножках. Кондукторы с трудом пробирались по вагону, потные и сердитые. Обижаться на них было грех: они мотались целый день взад-вперед в душном трамвае, в то время как их нынешние пассажиры блаженствовали на пляже. Ехали через Бруклин к мосту; в вагоне с каждой минутой делалось все жарче, морской ветерок сюда уже не долетал, и воздух был напитан липкой влагой. Разговоры и смешки тоже стихли, люди ехали молча. Устали праздновать, думала Анна. Вспомнили о завтрашних буднях. Так вот и увядает радость — проедешься в битком набитом, раскаленном трамвае, вернешься мыслью к своим заботам… И все же — нет, праздник был! И память о нем осталась.
Расставшись с Левинсонами, они пересели на бродвейский маршрут. Народу здесь оказалось значительно меньше, и было не так душно.
— Удачно, что успели на последний трамвай, — сказал Джозеф. — И так-то вернемся домой за полночь. Ты довольна?
— Очень!
— Положи голову мне на плечо. Разбужу, когда доедем.
Но она не уснула. Вагоновожатый гнал сквозь тьму по Бродвею, тренькал звонок, вагон отчаянно раскачивало. Она чувствовала щекой через рубашку горячее плечо Джозефа. «Наверно, обгорел», — подумала она. Масло какао они забыли, так и осталось на комоде. Приедем — попробую помазать, может, еще не поздно? У него такая нежная кожа.
Мой друг. Мой единственный на всем свете друг. Теперь я понимаю, что такое иметь мужа. Мужа, а не сказочного принца! Нельзя, чтобы девушка так непростительно мало знала о жизни! Я не позволю своей дочери вырасти глупой, пустой мечтательницей. Тристан и Изольда. Детские сказки.
И все же, все же… Неужели все неправда? Тихий свет, что разгорается до звука, до звучащего голоса, до щемящей тоски, мучительное касание, сладкая боль… Все неправда? Мне девятнадцать лет, мне давно пора знать. Отчего я не устаю думать об этом?
Джозеф наклонился, дотронулся губами до ее волос, шепнул:
— Мы дома.
Он помог ей спуститься с высокой трамвайной подножки. Они свернули за угол, и в лицо пахнуло ветром с Гудзона. Каблуки слаженно выстукивали: тук-тук, цок-цок, плоские мужские каблуки и тонкие женские, тук-тук, цок-цок, по спящей улице.
Мальчик Морис родился на широкой родительской кровати 29 июля 1914 года. Родился семи фунтов весом, с копной густых светлых волос.
— Всего за три часа! Первенец за три часа! — восклицал доктор Арндт. — Вы хоть понимаете, как вам повезло?! Да вам надо каждый год рожать!
За окном на улице надрывался шустрый газетчик:
— Экстренный выпуск! Экстренный выпуск!
— Что там случилось? — спросила Анна.
Джозеф вышел и вскоре вернулся с «Нью-Йорк трибьюн».
— «Австрия объявляет войну, — прочитал он. — Вводит в Сербию огромную армию; Россия выдвигает к границам восемьдесят тысяч солдат». Солли был прав. Война.
— Очередная бессмысленная бойня. За что? Кому это нужно? — заворчал доктор.
— В эту бойню попадут Эли и Дан, — проговорила Анна. Перед глазами вдруг встала давно забытая картина: мама лежит на кровати, с ней новорожденные близнецы, рядом какая-то женщина — не то соседка, не то повитуха. Анна схватила ребенка. — С ним ничего не случится! Я никому его не отдам!
— Он ваш, только ваш, — тихонько, успокаивающе сказал доктор.
Для Анны вехами войны стали достижения сына. Она запомнит, что «Лузитания» затонула в тот день, когда, уцепившись за ее пальцы, он сделал первый в жизни шаг. В десять месяцев! Когда русские отбросили австрийцев в заснеженные Карпаты и она поминутно плакала, дрожа за жизнь Эли и Дана, младенческий лепет Мори превращался в первые слова. Когда же в войну вступили Соединенные Штаты и повсюду развесили плакаты с изображением кровавой руки: «Это след гунна! Нет варварству! Крепите узы свободы!» — Мори было уже почти три года — подвижный, смышленый, приветливый, веселый мальчик.