Танец с огнем - Мурашова Екатерина Вадимовна (читать книги регистрация TXT) 📗
– Да, да, конечно, вы правы, простите, профессор, – Адам покаянно опустил голову, но не притушил блеск темных, с золотыми искорками глаз. – Я просто слишком волнуюсь и оттого с трудом нахожу правильные слова. Аркаша… может быть, ты скажешь, ведь ты с детства мой конфидент, и сегодня ночью… и иногда ты понимаешь меня даже вернее, чем я сам…
– Как только какую неуклюжесть сказать надо, так сразу Аркаша… – проворчал Арабажин.
Но что ж – Адам говорил правду, и Аркадий зачастую действительно неплохо понимал ходы весьма изощренного мышления приятеля. Например, сейчас: пусть профессор услышит все сомнительные аспекты важной для Адама идеи от честного, но недалекого «Аркаши» и поневоле свяжет их именно с ним. А Адам, бескорыстный паладин науки, останется в глазах Рождественского весь в белом. Да ладно, от Аркадия не убудет…
– Если поначалу достать побольше денег, то все очень ловко получится, – сказал Аркадий. – Создать психам чудесные условия, птички-рыбки-фисгармонии, прогулки в саду. Дать рекламу. Адам наш, если как следует захочет, может быть и убедительным, и даже обаятельным. Ни для кого не секрет, что во многих старых и богатых семьях, да и в новых и богатых – тоже, есть родственники, мягко скажем, «со странностями», от которых семья не прочь цивилизованно избавиться. Вот – удобный, гуманный случай. Новое, европейское лечение, молодой обаятельный Адам, красивый сад с розами и фонтаном, уютные комнаты, строгие красивые медсестры. Раскошеливайтесь побыстрее, если хотите избавиться от неудачного сына, обезумевшей жены, выжившего из ума дядюшки… Ведь вы знаете, у нас очень передовые методики, есть даже шанс, что они поправятся… За их же деньги, на их же родственниках наш Адамчик будет вволю проверять свои гипотезы, ставить эксперименты, отслеживать результаты, писать научные статьи…
– Сразу видно опытного партийного пропагандиста! – не удержавшись, съязвил Адам. – Любую идею подать массам в понятном виде, даже если при этом ее придется перевернуть с ног на голову!
Аркадий предупреждающе нахмурился, и Кауфман прикусил язык: о существовании партийца Январева знал Адам, но ни в коем случае не должен был догадаться профессор Рождественский.
Глава 6,
в которой хоревод Яша Арбузов выгоняет Люшу из цыганского хора, Большая Глэдис обещает ее спасти, а Таня подозревает в своем неродившемся ребенке исчадие ада.
– Ваш танец – это нечто восхитительное, смесь розы и лилий. Вы как будто рисуете на небесных полотнах. Кажется, что сейчас цветы посыплются прямо с потолка, как на старых фресках…
– Сережа, вы невозможный льстец…
– Рудольф, подтверди, что я прав…
– Он во всем прав, я подтверждаю это доподлинно, но будучи от природы лишен красноречия своего друга, могу осмелиться лишь смиренно поцеловать ручку… или плечико… а также выпить за здравие искусства в лице и воплощении его… ну вот, опять запутался…
Два значительно нетрезвых молодых человека стояли перед сильно загримированной, еще разгоряченной недавним выступлением цыганкой, которая в вольной позе раскинулась на кушетке и кривила небольшой алый рот в лукавой гримаске. Их неустойчивые фигуры отражались в широком зеркале, обвитом золочеными цветами и листьями в стиле английского модерна. Букеты живых цветов, перевязанные лентами, стояли на туалетном столике в ведерке из-под шампанского. Смутные пятна света – синие, лиловые, золотые – танцевали в душистом сумраке, проникая сквозь разноцветные стекла двери из ярко освещенного коридора.
– Мадемуазель Розанова, вы – богиня! Я обожаю вас безмерно! – козлиным голосом пропел пожилой купец, просовывая в дверь круглую красную физиономию, украшенную обширной, похожей на позолоченную лопату бородой.
Оба молодых человека согласно заслонили цыганку от нового обожателя.
– И я вас тоже люблю, Савелий Петрович, – томно произнесла девушка, вытянула маленькую ножку из-под многоцветного прибоя юбок и кокетливо взмахнула ресницами.
– Позвольте к ручке… и подарочек… крошечный… осчастливлен буду…
– Отчего же нет, Савелий Петрович… извольте…
Цыганка тут же открыла бархатный футлярчик и напоказ обвила запястье тоненькой, на цепочке браслеткой.
– Ах, как хорошо… Милый, милый Савелий Петрович… Чмоки, чмоки…
– Богиня…
Купец расплылся в блаженной пьяной улыбке, и оставался при ней даже тогда, когда молодые люди аккуратно, но решительно вытолкали его за дверь.
– Пфу! – презрительно сказал Сережа Бартенев, двумя пальцами приподняв дареный браслет. – Дутое…
– Не трожьте, Бартенев, – сладко зевнув, протянула Люша Розанова. – Мне нравится, а только это и важно. Если Яша не отнимет, так непременно носить стану…
– Яша – это хоревод, что ли? – спросил Рудольф и заметил. – Строго у вас…
– А то. Цыгане – люди по природе соборные. А в хоре – тем паче. Вся добыча – в общий котел, потом делится по паям. Кому сколько положено.
– А вам, Люша, сколько положено?
– Мне – полтора пая. Я со всеми в хоре пою, и еще – отдельный номер танцую.
– Блистательно танцуете, Люша, просто блистательно, – воскликнул Рудольф. – Мне кажется, ваше искусство – это много больше обыкновенных цыганских плясок. Поверьте, я могу считать себя знатоком, и даже в императорском театре… Я вообще никогда не видел ничего подобного в плане экспрессии тонких чувств… если не считать одного, совершенно, впрочем, особого случая… Но это…
– Руди, замолчи! – прикрикнул на приятеля Бартенев. Рудольф послушно замолчал, а задремывавшая было Люша снова проснулась от удивления: Сережа вдруг выглядел смущенным. Где-то существует нечто, что могло смутить Сережу Бартенева?!
Она могла бы топнуть ножкой и капризно потребовать. Или угрожать немилостью. Вполне могло статься, что молодые люди поддались бы ее напору. Но это был не ее метод. К тому же Люша Розанова получала особенное чувственное удовольствие именно от неразгаданных тайн. Тайна, уже разоблаченная, привлекала ее значительно меньше.
Стены кабинета обиты бордовой тканью. На столе стоит открытая бутылка вина и два бокала. За тонкой дверью приглушенно шумит загородный ресторан «Стрельна».
Хоревод Яков Арбузов – невысокий, смуглый, европейски одетый человек с импозантной сединой на висках. Не так-то легко угадать в нем цыгана, скорее он похож на испанца или итальянца.
– Можешь оставить себе, – сказал он Люше, возвращая браслет. – Купцы и так раскошелились изрядно.
– Спасибо вам, Яков Михайлович, – Люша присела в изящном реверансе.
«Цыганки так не умеют, – подумал Яша. – Они кланяются вразлет, как мастеровые после рабочего дня пьют первую рюмку водки.»
Хоревод поморщился. Все три года, которые он знал Люшу Розанову, она была послушна и неукоснительно вежлива с ним лично, ровна и приветлива с товарищами по хору, соблюдала все правила, обычаи и даже обряды и суеверия, принятые среди хоровых цыган. Почему же его не покидало ощущение, что девушка все время подсмеивается над ним? И вообще – почему она с самого начала была ему неудобна, как яркая, красивая, дорогая, но не совсем по мерке сшитая одежда? Если бы Глэдис не просила за нее еще тогда, когда Люша голодала на Хитровке, и одновременно за ней тянулась какая-то темная история, чуть ли не с убийством… Кого? Обидчика? Неверного любовника?.. Да какая разница! Некий темный шлейф всегда, с самого начала мерещился Якову за ночным водопадом ее синеватых, цыганских кудрей, древняя, не людская жестокость придонным тяжелым льдом лежала в светлых глазах девочки-подростка… Тогда ей просто некуда было идти. И она все-таки была цыганкой, дочерью Ляли…
Яша чуть потряс головой, выгоняя из ушей с готовностью зазвучавший там незабываемый, стелящийся как трава под ветром, бархатный голос цыганской певицы Ляли Розановой, которую впоследствии увез в свое поместье Николай Павлович Осоргин…
Теперь все изменилось. И нет больше никаких препятствий тому, чтобы разрешить назревший вопрос вполне кардинальным образом. И чем дольше он тянет с этим, тем тяжелее могут оказаться последствия…
