Война амазонок - Бланкэ Альбер (мир бесплатных книг TXT) 📗
– Держу пари, что Бофор имеет причастность к этой бледности, – прибавил кардинал с насмешливым выражением.
– Может быть. Впрочем, может ли что скрыться от вас, монсеньор!
– Правда, это трудновато, герцог. Но если мне неизвестно пока, что происходило у Ренара, по крайней мере я знаю, зачем туда отправлялся Бофор.
Герцог еще пуще побледнел.
– Одного не понимаю, – продолжал сладенький кардинал, – что может быть общего с выходками маркиза де Жарзэ, который принадлежит к числу ваших друзей, с оскорблением, которое нанес вам герцог Бофор?
– Монсеньор, мой долг отомстить за оскорбление, и завтра же я потребую удовлетворения от этого дерзкого.
– Так спокойной ночи, герцог!
– Монсеньор, вы решительно не желаете знать, что против вас затевает ваш самый жестокий враг?
– Бофор не самый жестокий враг мне; он просто горячая голова, алчущая нетрудной славы, находящая наслаждение в шуме и блеске, словом, молодой человек, которому надо нагуляться вдоволь и перебеситься. Он не страшен мне.
– Монсеньор, вы совсем не знаете этого человека. Я вижу это, и доказательство…
– Где оно?
– В моих руках, – отвечал де Бар, подавая бумагу министру, который взял ее медленно и осторожно.
– Что это такое?
– Письмо к нему от герцогини Лонгвилль, которое я имел счастье раздобыть.
– Ага! – сказал Мазарини, нахмурившись, – вот мой самый жестокий враг. Уверены ли вы, что это от нее?
– Совершенно.
– Однако это не ее почерк.
– Все равно, монсеньор: на письме печать и таинственные знаки, которые должны предупредить герцога, откуда это письмо.
– Может быть, вы и правы.
Трусливый кардинал развернул письмо и прочел следующее:
«Шаг Аретофила. Тибарра в Артаксат. Сезострис в Аракс. Сто человек и Интоферн в Тибарру».
– Ничего не понимаю, – сказал Мазарини спокойно, бросая на своего фаворита самый проницательный взгляд.
– Вы изволили забыть остроумный ключ, который очень распространен в публике и посредством которого все действующие лица Кира Великого прозрачны.
– Верен ли этот ключ?
– Мадемуазель де Скюдери почти созналась в том формально.
– Каким же способом разъяснить эти слова?
– Самым простым. Позвольте мне, – сказал де Бар и, взяв письмо из рук кардинала, поднес к свечке: – Тибарра это Кондэ…
– Я полагал, что Кондэ – Артамен или Кир Великий.
– Точно так, монсеньор, только это было бы слишком ясно. Тибарра – это значит сражение на Линце, а Кондэ одержал победу при Линце, победитель при Тибарре. Понятно, что под именем Тибарры скрывается сам Кондэ.
– Пожалуй, что и так. Дальше.
– Тибарра в Артаксат, то есть Кондэ возвращается в Париж, а это будет с помощью Интаферна, который, предводительствуя сотнею людей, освободит его из заключения.
– Аракс значит Сена, – подсказал Мазарини.
– Точно так, и туда бросят Сезостриса.
– Вот как! – сказал Мазарини, улыбаясь. – А кто бы это был Сезострисом?
– Вы, монсеньор.
– Вы так думаете, герцог?
– Это так верно, как и то, что Интаферн – Бофор.
– Но тут еще есть: «Шаг Аретофила»?
– Вот этого и я не мог понять, хоть целый день просидел с моим оруженосцем Мизри, который очень искусен в подобных загадках и сочиняет прехорошенькие стихи в честь госпожи де Скюдери. Но тут ясно, что герцогиня де Лонгвилль опять желает вас убить и тело ваше бросить в Сену. Это и освобождение ее брата Кондэ она поручает сделать Бофору.
– Хорошо, герцог, я подумаю, – сказал Мазарини.
– Если вам угодно…
– Нет, герцог, я все понял. Оставьте мне эту записку, я подумаю. Ну, а что касается вас…
– Что такое, монсеньор?
– Эту записку вы нашли при самых неблагоприятных обстоятельствах, а так как черный народ может затеять не на шутку бунт, как это было сделано за одного из ваших людей, так я бы посоветовал вам исчезнуть на несколько дней.
– Как исчезнуть?
– А зачем было вести атаки на мятежных простолюдинов, когда есть столько знатных дам, которые совсем не бунтовщицы? Ведь так повиснут на моей шее все рынки, а признаться, я их очень побаиваюсь.
– Прикажите арестовать короля рынков.
– Это будет еще хуже.
– А если я вам принесу его голову?
– Голову Бофора?
– Точно так, монсеньор.
– Трудное дело, герцог.
– Оно гораздо легче многих других.
– Если бы вам удалось это дело…
– Тогда что же, монсеньор?
– Так как у нас мир, я обязан буду выдать вас парламенту и отправить на эшафот.
– Вы шутите, монсеньор? – спросил герцог, вздрогнув.
– Что не помешает мне, однако, сознавать, что вы оказали мне самую важную услугу. Впрочем, вы знаете, герцог, что я не охотник до крайних мер: противно моей натуре проливать кровь. Притом же вы очень хорошо знаете и то, что не Бофора я страшусь, но принца Кондэ, герцогиню де Лонгвилль и коадъютора.
– Один в тюрьме, другая в изгнании, третий доведен до полного бессилия в своем дворце.
– Кондэ гораздо могущественнее в стенах крепости, нежели здесь. Герцогиня де Лонгвилль очень часто бывает в Париже, это вы лучше знаете, чем кто-либо другой.
– Как, монсеньор, вы верите этим сплетням…
– Я знаю, что происходило у Ренара, любезный герцог, и убежден, что вы виновник этого происшествия. Другое дело, если бы вы имели успех.
– Признайтесь, однако, монсеньор, что все было очень ловко устроено, и по одному вашему слову…
– Как по «моему слову»? Я не понимаю вас, герцог, – сказал кардинал сурово.
– Однажды в присутствии королевы вы произнесли такие слова: «Герцогиня де Лонгвилль – ангел, которому следовало бы подрезать крылышки».
– Ну так что же?
– Герцогиня де Лонгвилль до настоящего дня выдержала много бурь, не потеряв ни одного перышка из своих крыльев: она не поддалась Бофору, который ее любил, она не поддается в настоящее время Ларошфуко, который ее любит… Мне пришло в голову, что я один, который ее не люблю, восторжествую над этой дерзкою добродетелью.
– И потерпели полное поражение.
– Партии только отложены, на время, монсеньор.
– Партия ваша потеряна, потому что и вы ее любите. Поверьте, я тоже немножко понимаю людей. К тому же, если вы будете призывать на помощь себе гайдуков «Красной Розы», эта победа не наложит никакого пятна на белое платье герцогини. Жертва насилия становится мученицею, и больше ничего – вся вина падает на мучителя.
– Я все-таки возьму свое, монсеньор. Клянусь вам, что на этот раз общественное мнение будет за меня. Высокомерная герцогиня, которой хочется во что бы то ни стало быть первой женщиной в королевстве, будет доведена до такого унижения, что сама убежит в монастырь скрыть свой позор.
– Ступайте вон, герцог, вы самый ужасный злодей, какого мне в жизни случалось встречать, – сказал кардинал, заливаясь простодушным смехом, каким иногда умел смеяться.
– Не забудьте же, монсеньор, что мой род тоже королевского происхождения и что вы мне обещали одну из первых должностей принца Кондэ.
– Ступайте, – сказал кардинал, – и помните, что я даю вам полномочия бороться с врагами его величества, нашего короля. Работайте быстрее и лучше, а я уж не прозеваю; вы не знаете этих людей так хорошо, как я.
С этими словами, произнесенными шутливо, но выдававшими душевную тревогу, министр отпустил своего фаворита и, когда тот уже уходил, опять дружески крикнул ему:
– Кстати, герцог, если вы верите моим словам, то не доверяйте никому.
– Как это?
– Да так, никому. Держитесь твердо моих слов.
Де Бар вышел в раздумье.
– Да, – прошептал Мазарини, оставшись один, – лучшего средства нет, как заставить их перерезать горло друг другу.
Герцог сел на лошадь и поехал в свой замок на улице Сен-Тома-де-Лувр. У ворот выскочил прямо к нему какой-то человек в плаще.
– Ах! Это вы, Мизри, – сказал герцог, узнавая своего оруженосца по походке, – ну что?
