Из тупика - Пикуль Валентин Саввич (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
В сопровождении полковника Дилакторского поручик Эллен теперь блуждал по городу и кораблям, выискивая связи с подпольем. Губернатор Ермолаев заранее подписал приказ: "Заговорщиков схватить и уничтожить путем утопления в заливе". По городу ходили неясные слухи: кто говорил, что арестованных матросов зашили в мешки и утопили в бухте Ваенга, кто утверждал, что они высажены на безлюдную скалу Торос-острова. Большой транспорт с крестьянами Кемского и Александровского уездов, заподозренными в большевизме, среди ночи ушел на Новую Землю - на гибель...
Безменов утром проснулся, глянул в окно: ни одного корабля на бочках, только дымила (как самая надежная) плав-мастерская "Ксения"; все остальные корабли перегнали в город Александровск, на пустой рейд Екатерининской гавани, - подальше от рабочих, подальше от дороги и оружия. Это был удар крепкий. До чего же крепко бьет всегда поручик Эллен, хватка у него мертвая!
Прыгая босыми ногами по холодному полу, Безменов одевался. Сунул в печурку, еще не остывшую, два полена посуше, - затрещал огонь. Заварил себе чудесный бразильский кофе. Пил кофе, посматривая в окно. И - на часы. Ровно в восемь раздался гудок - прошел на горку маневровый, и Песошников помахал из будки успокаивающе: мол, я здесь, все в порядке, не волнуйся... Нет, все-таки плохо ударил Эллен на этот раз: главные руководители ячейки на Мурмане остались целы. Восстания в декабре не будет - это факт... Восстание будет позже - это факт...
Длинно тянется дорога в тундру - на кладбище. Пусто и одичало стоят кресты, заметаемые снегом. В глубине могилы серебрится лед, и матросы комендантского взвода, косясь на Дилакторского, опускают в землю гроб с телом Ваньки Кладова. После похорон Павел Безменов натягивает на замерзшие уши шапку, деликатно берет под руку Зиночку Каратыгину:
- Мадам, у меня есть такая муфта... Только для вас!
Зиночка Каратыгина - в новой норковой шубке. Мех очень идет ей. Она расспрашивает Безменова о муфте.
Всё о муфте! Какая она? Дорого ли? Зиночка уже приготовилась бежать за границу и теперь желает показать себя Европе во всем блеске и великолепии...
* * *
В эти дни из цехов Олонецкого депо выползло на пути бронированное чудище, прощупывая даль рыльцами пулеметов (новый "Бепо" назвали "Красным Мурманчанином"), а со стороны станции Званка, с тихим воем, уже подкатывал из Питера овеянный славой бронепоезд "Гандзя" и встал рядом, - два близнеца!..
Все напряглось и замерло. Под снегом, под снегом.
Броня покрывалась льдистым инеем и сверкала при свете луны. Рьяно, брызжуще, с вызовом...
Когда?
Глава шестая
Генерал Миллер поднялся над столом - словно морж выбрался из проруби и оглядел собрание местных демократов.
- Хорошо! - выкрикнул он в зал. - Черт с вами, я согласен... Я согласен на установление по всей Северной области восьмичасового рабочего дня, как этого требуют интересы социализма...
* * *
Охваченные отчаянием, напролом валили к последнему морю колчаковские эшелоны. В середине января, ровно в полночь, на станции Иркутск в ярко освещенный вагон Колчака рванулись мятежные тени. Вдоль коридора пробежала стройная сестра милосердия:
- Сани! Боже, это за тобою... - и припала на грудь адмирала. Холодные искры глаз и блеск вороненых стволов.
- Вы адмирал Колчак?
- Да. Я - адмирал Колчак...
Через лед Ангары, завернувшись в шубу, навсегда уходил "верховный", а над головою адмирала, прочеркивая темноту сибирской ночи, рушились с неба полыхающие звезды...
А в унылой ревельской гостинице "Коммерс" сидел в халате генерал Юденич и читал своей жене очередной французский роман. Хорошо читал - с выражением, как учили его еще в гимназии. Совсем недавно Юденич распустил свою армию, разгромленную под Петроградом... Дверь в номер - на самом интересном месте романа - вдруг открылась, и во главе с бандитом Булак-Балаховичем ворвались к нему офицеры - ничего не прощавшие.
- Вы генерал Юденич?
- А что вам угодно, господа?
- Вы арестованы... как преступник, ибо, разглядывая Петроград с Пулкова, могли бы и взять его!..
А по заснеженным степям Южной России с песнями катилась к морю надежд и прощания трижды разбитая армия Деникина... Деникин во всем обвинял наглеца барона Врангеля... Он его сожрет, он его перекусит, он его... выслал за границу! Скоро он его простит, вернет обратно и вручит Врангелю свою армию; Деникин сам скоро уйдет в отставку и уедет за границу...
И вот теперь, когда "верховного" не стало, когда каждый сам по себе, генерал Миллер почувствовал, что руки у него развязаны. Своим штабным умом он понимал, что все кончено. Уехать никак нельзя: корабли вросли в лед, а в лесу снега выше пояса... Казалось бы, единый фронт антибольшевизма надо укреплять. Работать и работать! Рука об руку! А вместо этого члены его правительства, ссылаясь на "чрезмерное переутомление", сложили свои портфели к его ногам... А вокруг - лед, снега, мороз!
- ...хорошо, - повторил Миллер, сатанея от ярости, - я уже сказал и еще раз говорю вам: я согласен теперь на введение восьмичасового рабочего дня... Чего вы еще от меня хотите?
Зал шумел... Ах, какой это был чудесный зал! Когда-то здесь строились выпускники Технического училища Петра Великого; буйно выплясывали в конфетти и серпантине купеческие банкеты; губернаторы давали здесь в старину балы заезжим великим князьям и знатным ревизорам из сената, - и тогда женские плечи нестерпимо сверкали под сиянием люстр... А теперь бедный генерал Миллер стоит лицом в этот галдящий зал, битком набитый земцами и эсерами, и, кажется, трибуну его тоже окружает лед. Наклонив голову, Евгений Карлович слушает гул голосов. Хотя бы выяснить - какое крыло оппозиции сейчас его критикует: левое или правое? Одно ясно: его диктатуру порицают. За что бы вы думали? Ужасно порицают за "отрыв от народных масс". Конечно, обвинение серьезное. Евгению Карловичу будет трудно оправдать себя...
- Тихо! - гаркнул Миллер. - Есть еще два портфеля для эсеров.
- Какие?
- Первый - в кабинете народного просвещения.
- А второй?
- Агитации и пропаганды! Ваше красноречие не пропадет даром!
Поднялся над залом матерый эсерище, весь в коже.
- Не брать портфелей у диктатора Миллера! - заорал свирепо. - Кто возьмет - того прихлопну именем партии. Входя в правительство, мы тем самым делаемся ответственными за все то, что творилось на севере за годы интервенции и диктатуры... Вашей диктатуры, генерал Миллер!
- Одну минутку, - сказал Миллер. - Я сейчас... одну минутку!
Он проскочил за сцену, налил в стакан коньяку, выпил его без закуски и вылетел обратно на трибуну.
- Итак, - сказал Миллер, освеженный, - я вас слушаю... В чем вы, господа, смеете меня обвинять?
- Мы требуем...
- Чего? - рявкал сверху Миллер. - Разве я поступил с вами неблагородно? Разве не я предоставил три корабля для ваших семей? Разве не я открыл эмиссионные кассы? Чего вы можете требовать от меня, когда армия по пояс в снегу, корабли во льду до ватерлинии, а большевики уже стучатся в Плесецкую? Я знаю: если бы я побеждал армию большевиков, вы бы меня не обвиняли тогда в диктатуре... Впрочем, одну минутку, я сейчас!...
Миллер опять ненадолго выскочил за сцену.
- Лейтенант Басалаго, - велел он, отхлебывая коньяку, - пока я там лаюсь с этими господами демократами, срочно собирайте сюда офицеров чаплинского вероисповедания... Я остаюсь папой по-прежнему, и этому святому собору мы свернем шею!
Закусив как следует, он снова рванулся на трибуну.
- В чем вы можете упрекать меня, если я не царь, не бог и не земский начальник? Сейчас, когда даже прославленные в битвах шенкурята разбегаются по своим бабам, когда все колеблется... Вы! Знаю я ваши лжепатриотические потуги: критикуя меня, вы вколачиваете клин между мною и народом. Вы на критике власти желаете приобрести себе политический капитал? Не выйдет, товарищи!..
