Пепельное небо. Пепельная земля. Пепельный рассвет. Пепел на зеленой траве. Тетралогия - Конторович Александр Сергеевич

— Сами-то вы поесть успели?

— Найн! — отрицательно мотает головой майор. — Это будет неправильно. Я не настолько проголодался, а вы работали больше меня.

Ну что я тут могу сказать? Опускаюсь на камень, немец тотчас же протягивает мне свернутый термоизолирующий коврик.

— Дело к вечеру, камни остывают… Не волнуйтесь, у меня еще есть.

— Вот что, майор… Мужик ты вроде нормальный. Чего мы тут будем «выкать» да политесы разводить? Давай на «ты».

Гратц вопросительно приподнимает бровь.

— Ну… Вы же старший офицер…

— Я подполковника получил месяц назад. Да и ты, настолько я в курсе, тоже в таких чинах ходил. Чего мы тут друг перед другом ваньку валять будем? Мне, как видишь, никто ковровую дорожку в лесу не расстилает.

— Гут, — соглашается майор и протягивает руку. — Гюнтер.

— Сергей, — пожимаю протянутую ладонь.

Дело шло к вечеру, поэтому особо рассиживаться мы не стали. Распределив между собой вахты, начали обустраивать ночлег. Первым выпало отдыхать мне. И поэтому уже через пять минут после того как я завалился на коврик, сон захватил меня в свои объятия. Несколько часов пролетели как один, и когда Гратц толкнул меня в плечо, с моих уст чуть не сорвался вопрос «Какого хрена, я ведь только лег?» Но, открыв глаза, вижу вокруг темноту и постепенно врубаюсь, что уже ночь, а значит, проспал я несколько часов.

Выбираюсь из спальника и киваю Гюнтеру на свое место.

— Здесь тепло…

Упрашивать его не пришлось, и уже через пару минут всякая возня с его стороны прекратилась.

Положив автомат на край нашего укрытия, прислушиваюсь. Лес живет своей обыкновенной ночной жизнью. Какие-то зверюшки хрустят ветками, ночные птицы почти бесшумно разрезают крыльями воздух. Никаких звуков, пусть даже и отдаленно указывающих на присутствие здесь людей, не слышно. На всякий случай поднимаю с бруствера ночник и щелкаю тумблером. В зеленоватом свечении прибора проступает кромка леса. Обшариваю окулярами прилегающую территорию. А вот и наша «буханка». Она стоит под горой, и без подсветки рассмотреть ее во всех деталях не представляется возможным. Но выдавать свою позицию никакого желания нет, поэтому я продолжаю прислушиваться к окружающей природе. Время тянется исключительно медленно, такое впечатление, что минуты ползут едва-едва. Постепенно и я втягиваюсь в этот неторопливый ритм. Все звуки словно как-то блекнут, отходят на второй план, и только изредка какое-то новое событие обращает на себя внимание. Вот тонко пискнул зверек. Видать, бесшумно парящая в небе сова заполучила вкусный ужин.

Так или иначе, но время своего дежурства я просидел в какой-то странной, ранее никогда не встречавшейся гармонии с окружающей природой. Казалось бы, ну не в первый же раз стою на посту. В который уже раз вот так вот, заныкавшись в засаде, подкарауливаю незваных гостей. Все знакомо давным-давно, все ощущения уже стали привычными, а вот поди ж ты…

В свою очередь растолкав майора, забираюсь в теплый спальный мешок. Наверное, я заснул даже раньше, чем голова опустилась на рюкзак. Зато и проснулся почти тотчас же.

Вокруг опять темно. Такое впечатление, что я и не засыпал вовсе. Открываю рот, чтобы задать вопрос, но палец немца касается моих губ.

— Тс-с-с-с… Тихо!

Осторожно, стараясь не производить лишних звуков, выбираюсь из спального мешка. Майор, не оборачиваясь, протягивает мне руку. Сам он стоит прижавшись к брустверу и внимательно вглядывается куда-то вниз. В мою ладонь тычется холодный прямоугольник ночника.

Прикладываю его к глазам и в первый момент не совсем понимаю, что происходит. Часть дороги внизу мне видна существенно лучше, чем окружающий пейзаж. Быстрый взгляд на индикатор — нет, горит только зеленый огонек, подсветка выключена. Снова подношу прибор к глазам. Опять та же самая картина.

Ах, вот оно что! Это кто-то там внизу шарится вдоль дороги, и я вижу подсветку их ночников. Вот оно значит как, пожаловали-таки гости. Тихо пришли, нечего сказать. И Гюнтер молодец, не зевнул. Протягиваю руку и крепко сжимаю его плечо: молоток!

Приглядевшись, наконец различаю и одного из тех, кто там сейчас внизу орудует. Темная фигура осторожно двигается вдоль дороги. Иногда на секунду замирает, и в этот момент луч инфракрасной подсветки начинает двигаться из стороны в сторону: осматривается мужик, дорогу прикидывает. Чуть погодя справа появляется еще один. Этот вылезает непосредственно из леса. А молодцы ребятки, нечего сказать! Грамотно работают, идут к цели с разных направлений.

Стоп! К цели идут? Стало быть, эти ребятишки знают, в каком именно месте нас должны были принять? У правого бедра сразу же нашарился автомат. Нет, ребята, не буду я пока стрелять. Шестеро исполнителей уже снизу лежат, и еще двое холодных нам погоды не сделают.

Щелчок! «Гэха» майора, он готовится к открытию огня! Протягиваю руку и осторожно сжимаю плечо Гюнтера.

— Не сейчас, — тихо шепчу я.

Отдаю ему прибор и пригибаюсь к своему рюкзаку. Руки быстро нашаривают искомое. Под пальцами подается кнопка, и тусклым зеленым светом вспыхивает дисплей.

Так, поиск, сканирование — пошло.

Минута, другая… Есть!

— …пусто.

— А рядом?

— Рядом тоже никого. Стекла разбиты, многочисленные пробоины в бортах. Пассажиров никого нет.

— Водитель?

— Тоже никого. Сиденье отсутствует.

— И куда же оно делось?

— Проверю…

Несколько минут в наушниках было тихо.

— «Радуга» — «Шестому».

— В канале.

— В тридцати метрах под холмом свежая могила. Около нее лежит то самое кресло, что из автомобиля пропало.

— И что еще?

— Больше ничего. Надписей, знаков — ничего нет.

— «Шестой» — «Каланче».

— На связи, «Шестой».

— Салон внимательно осмотрели?

— Более чем. Крови много, все стеклами усыпано. Задняя дверь распахнута и закреплена в открытом положении. Рядом с машиной многочисленные следы обуви. На земле подобрал несколько стреляных гильз.

— Каких?

— Наши преимущественно.

— В смысле — преимущественно?

— Есть парочка 5,56 мм.

— Парочка?

— Я больше не нашел: темно.

— Понял. Возвращайтесь.

— Принято. Конец связи.

И все. Больше никаких переговоров в эфире не было. Напрасно я гонял сканер туда-сюда. Неведомые поисковики в эфир больше не выходили.

Стоило ли говорить о том, что до утра никто из нас глаз уже не сомкнул? А когда стало рассветать, я силком отправил немца перекемарить хоть пару часиков. Я-то ладно, а у него еще и нога… пусть отдохнет. Хотя, откровенно говоря, сильные сомнения относительно нашего возможного передвижения не давали мне покоя…

Радиопереговоры

— Никого там нет.

— Совсем?

— Ну, живых там не обнаружили. В кустах валяются трое каких-то отморозков в военной форме — уже холодные. Но это те, кого ночью отыскали. Машина разбита, прострелена во многих местах. Водитель и пассажиры отсутствуют. Неподалеку от нее имеется свежая могила. Но кто в ней похоронен? Проверить это ночью мы не можем. Множество стреляных гильз, в том числе, вероятно, и от иностранного оружия.

— Понятно…

— Если только поискать днем?

— Нет, этого я вам делать не разрешаю! Ни при каких обстоятельствах!

— Ясно.

— Эфир?

— Пусто, никто никаких переговоров не ведет.

— Продолжайте наблюдение.

— Понял.

— Конец связи.

Ну, вот и солнце взошло. Как это у классиков? «Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло лучи свои по белу светушку…» А дальше у Ильфа и Петрова про портянку… нет, это не наша тема!

Вот чаю бы я выпил!

Присаживаюсь на корточки и наливаю воды в котелок.

— Гутен морген! — немец проснулся. Услышал, как я водой булькаю.

— Утро добрым не бывает… — ворчливо отвечаю ему. И потом добрых пять минут поясняю смысл своих слов. Гратц качает головой: не привык он еще к моим словесным вывертам. Присаживается… опа… а с ногой-то у него…