Бабочки в моем животе, или История моей девственности - Николина Татьяна (читаем книги TXT) 📗
В отличие от Руслана, он не стал меня держать. Тихо поднял на руки, снял со своих колен и поставил на пол.
– Что происходит, Кэт? В какие игры ты играешь? – сверлил он меня взглядом.
Он был не то чтобы зол. Скорее, растерян.
– Тебя кто-то обидел? – Его глаза встревожились еще больше.
– Нет, – опустила взгляд я.
– Или ты поклонница садомазо?
– Нет, – горько рассмеялась я. – Давай лучше выпьем.
Он налил мне виски. Хорошенький коктейль я сегодня намешала, однако. Потребовала хотя бы колы, чтобы разбавить. Он налил себе, залпом выпил, налил еще. Я медленно тянула свой разбавленный напиток и старалась не смотреть на Марата. Прикурила сигарету. На этот раз он не сделал мне замечания, только молча подставил блюдце. Пепельниц в его доме не было.
– Скажи, Кэт, тебя кто-то обидел? – Он смотрел мне прямо в глаза.
Я молчала.
– Черт возьми, Кэт! Ну, ответь же мне! – сотрясал он мои плечи.
– Все нормально, правда, – отмахнулась я и с удивлением почувствовала, как слезы жгут глаза. Еще не хватало разреветься перед этим мужчиной.
И все-таки он их заметил, эти маленькие блестящие капельки в уголках моих глаз. Я знаю, некоторые женщины ошибаются, полагая, что слезы трогают мужчин. На самом деле они их жутко раздражают. Черт их подери, эти слезы!
Он схватил меня за щеки и уставился мне в лицо. Я пытаюсь не смотреть на него. В глазах щиплет, в горле першит, голова идет кругом от выпитого. Делаю усилие, чтобы не разреветься.
– Поцелуй меня, а? – с надеждой мямлю я.
Он молчит.
– Ну и не надо, – меняется тон моего голоса на безразличие. – Извини, мне, наверное, лучше уйти.
Пытаюсь вырваться из его рук, но они не отпускают.
– Никуда ты не пойдешь, пока все мне не объяснишь, – резко заявляет он и усаживает меня в кресло.
Он опять наливает виски. Выпивает залпом. Я тоже не сопротивляюсь и осушаю бокал. Хотя я и так уже пьяненькая. Пора завязывать со спиртным. А то с такой жизнью я точно скоро сопьюсь.
– Это Лефтов? – сурово вопрошает он, и я представляю, что нахожусь на допросе в НКВД.
– Нет.
– А кто?
– Его друг, Руслан.
– О, так ты уже успела и его обработать? – нервно рассмеялся Марат. – А ты шустрая, поздравляю!
– Я никого не обрабатывала, – злобно прошипела я и вскочила с кресла.
А я ведь уже стала забывать, какой он бывает невыносимый.
– Значит, ты была с Русланом, – сказал он, наливая себе еще. – Не могу только понять, зачем ты после всего этого пришла ко мне?
– Ты все не так понял, – попыталась оправдаться я.
– Да куда уж мне! – подскочил он на ноги и перешел на крик. – А знаешь, ты ведь действительно удивительная.
– Спасибо.
– Удивительная лицемерка! – совсем разорался он. Я ненавижу, когда на меня кричат. – Сначала пудришь мне мозги своей неприступностью, корчишь из себя оскорбленную невинность, а потом приходишь ко мне ночью, пьяная, со следами от другого мужчины, и просишь секса. А что, Руслан тебя не удовлетворил?
Моя рука звонко отскакивает от его щеки, оставляя после себя красные следы пальцев и звучный шлепок.
– Замолчи! – кричу ему я.
Он с минуту молча смотрит, и мне кажется, что вот-вот он меня ударит. В его глазах пляшут черти. А я покорно стою и жду, что произойдет. Я уже готова принять любой финал. И тут происходит то, чего я никак не ожидала. Он резко хватает меня обеими руками и рвет на мне рубашку. Я смотрю в его разъяренное лицо и слышу, как пуговицы отскакивают от пола, будто неожиданный и крупный град приземляется на тротуар. Еще мгновение – и его язык грубо и беспринципно врывается в мой ничего не подозревающий рот. На этот раз он не нежный, осторожный и изучающий. Он явился сюда не просить, он пришел брать и владеть, никого не спрашивая и не церемонясь. Пришел, увидел, победил. Его руки так же нескромно забрались под мою разорванную рубашку и устроили там настоящий переполох. Мой разум возмущался, мое тело умоляло продолжать. Он кусал уголки моих губ, и мне хотелось, чтобы он прокусил их насквозь и выпил всю мою кровь до последней капли. Его пальцы сжимали мою кожу, мои ногти впивались в его спину. Мне хотелось, чтобы на мне остались синяки от его рук, багровые пятна от его губ. Я желала расписаться кровавыми царапинами на его теле. Мне хотелось, чтобы мы растерзали друг друга, порвали в клочья, приникли рана к ране, прикоснулись и срослись обратными сторонами нашей кожи. Мы делали друг другу больно. И эта сладко-горькая боль делала нас еще безумнее и ближе. Я страдала от этого удовольствия и получала удовольствие от этого страдания.
Марат схватил меня на руки и прислонил к стене. Я опутала его своими ногами и прижалась к его паху. Я – змея, окольцевавшая свою добычу. И я намерена проглотить ее полностью. Или это я добыча, а он – змея. Ведь это его бесстыжие пальцы заползают под мои трусики, извиваются там адскими кольцами, обжигают меня, заставляют молить о пощаде, биться в ознобе и раненно хрипеть.
Он отрывает меня от стены и в каком-то бесовском танце несет в неизвестном направлении, спотыкаясь о мебель, звеня разбитыми бокалами. Осколки рассыпаются по полу, брызги недопитого виски мокрым фейерверком взрываются в воздухе. Точно так же и мы сейчас взорвемся и рассыплемся. Мир сошел с ума. Это даже не рок-н-ролл. Это уже хеви-метал какой-то.
– Марат, – хриплю я под его ртом, пока он лихорадочно расстегивает ремень.
– Ничего не говори, прошу тебя, – безумно шепчет он. – Все просто. Ты хочешь меня, я хочу тебя. Хватит играть. Это просто секс.
Просто секс???
Отрываю свои губы. Это больно. Будто на морозе прикоснулся ртом к чему-то железному, прирос к нему, а потом отрываешь с кровью.
– Я не спала с Русланом, – четко выговорила я своими больными, распухшими губами. – Он хотел меня изнасиловать. Это следы от ремня.
Лицо Марата отстранилось от меня и застыло. Его губы, глаза замерли. Они изучали мое лицо. Нежадно, но внимательно, нестремительно, но настойчиво. Я пыталась читать по его глазам. В них сначала была страсть, потом появились смущение и, кажется, боль. Он так и держал меня на руках. Держал и смотрел. Тихо, больно и трогательно. Изощренная казнь взглядом.
А потом он отнес меня на диван, сел на него сам, не выпуская меня из рук, и прижал к своей груди. Я свернулась калачиком у него на коленях. Он прижался губами к моим израненным рукам. Губы были такими же горячими, но теперь почти неподвижными. Сейчас они не калечили, а лечили. Я даже обрадовалась за свои раны. Ведь если бы их не было, он не стал бы лечить их своими губами.
– Прости меня, Кэт, – тихо произнес Марат и спрятался в моих волосах. – Но ведь он не… – Внезапно вынырнуло его испуганное лицо.
– Нет, нам удалось сбежать. И… мне захотелось прийти к тебе.
– А я сам едва тебя не изнасиловал, – злился на себя Марат.
– Я тебя прощаю, – великодушно произнесла я.
– Я его убью, – сказал Марат.
– Лучше поцелуй меня еще.
И его губы запорхали над моим ртом. Едва касаясь, они тепло дышали над моими губами, и мне казалось, что мое тело поглаживают сотнями тоненьких пушистых перышек. Я поняла, что бы эти губы ни делали со мной – нежно парили, страстно покусывали или грубо терзали, – мое сердце будет отзываться на них безудержной дробью, а в животе закружат хороводы бабочек. Эти губы – мое наказание и моя награда, мое счастье и мое горе, удовольствие и боль, мой рок-н-ролл.
