За Веру, Царя и Отечество - Шамбаров Валерий Евгеньевич (версия книг txt) 📗
Но Франция не получила стопроцентной поддержки России, а Германия Австро-Венгрии. Петербург войны не желал, соглашался выступить лишь в том случае, если Германия начнет первая. И если опасность будет угрожать самой Франции, а не ее колониальным интересам. В Вене, правда, начальник Генштаба Конрад фон Гетцендорф указывал, что это удобный случай для "превентивной" войны против Сербии, но правительство сочло, что марокканские вопросы не являются для их страны жизненно-важными и из-за них нельзя ввязываться в драку. Вильнула в сторону и Италия - она вынашивала планы захвата Триполитании и не хотела ссориться с англичанами и французами. Зато Лондон отреагировал однозначно. В речи министра финансов Ллойд Джорджа прозвучало открытое предупреждение: "Если обстоятельства будут выше нас и мир может быть сохранен только ценой отказа от великого и благодетельного положения Британии, добытого веками героизма и подвига, позволив попирать ее интересы... я подчеркиваю, что мир такой ценой будет унижением, невыполнимым для такой страны, как наша". И Вильгельм сбавил тон. Снова удалось договориться "полюбовно". Германия признала в Марокко протекторат Франции и Испании, а в виде компенсации получила два небольших кусочка Французского Конго. Причем в обеих странах народ остался недоволен. Французы возмущались, что их правительство вообще что-то отдало. Немцы обвиняли Бетмана, что он продешевил и что им мало дали. А Мольтке, раздосадованный, что кайзер пошел на мировую, говорил фон Конраду, что после такого "остается подать в отставку, распустить армию, отдать всех нас под защиту Японии, после чего мы сможем спокойно делать деньги и превращаться в идиотов".
Из случившегося каждая держава сделала свои выводы. Британия в последний раз попыталась договориться с немцами об ограничении флотов. Но кайзер, оскорбленный ее позицией в кризисе, отверг все предложения в довольно грубой форме, заявив: "Мое терпение и терпение немецкого народа иссякло". А Тирпицу он писал: "В борьбе за существование в Европе, которую будут вести германцы (Германия, Австрия) против романцев (галлов) и поддерживающих их славян (Россия), англосаксы станут на сторону славян". И Тирпиц поставил перед англичанами вопрос ребром : "Наше политическое требование таково, что Британия не должна принимать участия в войне между Францией и Германией, независимо от того, кто начнет ее. Если мы не получим гарантий, тогда мы должны продолжать наше вооружение, чтобы быть настолько сильными, как Англия и Франция вместе, так как их союз фактически является агрессивным союзом". Отметим, что говорилось это еще в феврале 1912 г.
Конечно, пойти на такое Англия не могла, и переговоры сорвались. И лишь после этой попытки Антанта стала приобретать более-менее определенное содержание - Британия заключила с Францией морское соглашение, по которому в случае германского нападения англичане брали на себя защиту Ла-Манша и атлантического побережья, а французский флот получал возможность сосредоточиться в Средиземном море. Стали проводиться и консультации генштабов. А Франция углубляла связи с Россией, встречи их военного руководства стали теперь регулярными. Германия отвечала на это дальнейшим наращиванием вооружений. Как говорил адмирал Тирпиц: "Добиться лучшего тона по отношению к Германии можно только созданием большого флота, внушающего британцам основательный страх". А Черчилль, в то время первый лорд адмиралтейства, предсказывал: "Это беспрерывное вооружение вперегонку должно в течение ближайших двух лет привести к войне". Сказано тоже в 1912 г. Впрочем, Черчилль чуть не ошибся, так как война могла грянуть и раньше.
Италия после того, как Франция получила Марокко, решила "восстановить справедливость". И, воспользовавшись плачевным внутренним состоянием Турции после революции, объявила ей войну, претендуя на Триполитанию и Ливию. Чем подпортила отношения с немцами и австрийцами, даже не поставив союзников в известность - а то вдруг тоже попросят какую-нибудь компенсацию. В Триполитанию итальянцы влезли довольно опрометчиво. Хотя вооружены они были куда лучше турок и арабов, но завязнуть могли так же, как французы при покорении Алжира. Однако как только загремела Триполитанская война, против Турции стала складываться коалиция Балканских государств - Сербии, Черногории, Болгарии и Греции. И Порта запросила у Италии мира, соглашаясь на любые уступки, лишь бы освободить силы, поскольку Балканская лига угрожала самому существованию Османской империи. Но для сербов, болгар и греков столь быстрое признание поражения послужило лишь подтверждением слабости турок. Правда, Россия все же попыталась предотвратить столкновение. Нота министра иностранных дел Сазонова, переданная в Белград, гласила: "Категорически предупреждаем Сербию, чтобы она отнюдь не рассчитывала увлечь нас за собой..." Последствий это не имело - балканские государства сочли, что в данном случае они и сами справятся. В октябре началась война, а уже к началу ноября разгромленная Турция обратилась к великим державам с просьбой о посредничестве. Австрия объявила мобилизацию и сосредотачивала войска у сербских границ. Италия тоже вооружалась, положив глаз на Албанию. Но по инициативе России, поддержанной англичанами, в Лондоне была созвана конференция для мирного урегулирования кризиса.
И ключевым вопросом стали притязания Сербии и Черногории на часть Албании и порты на Адриатике. Австрия и Италия, за которыми стояла и Германия, давали понять, что это будет означать войну. Которой Россия не хотела, и требования сербов не поддержала. Франция была настроена более решительно. Пуанкаре подталкивал царя занять жесткую позицию, а парижская биржа предлагала ему большой заем - в войне французы смогли бы вернуть территории, утраченные в 1878 г. Николай на это не пошел, и разочарованный Пуанкаре искал "тайные причины такой перемены". А председатель военного кабинета Мильеран обратился к русскому атташе в Париже Игнатьеву: "Намерены ли вы и впредь оставаться безучастными зрителями проникновения австро-германцев на Балканы или, точнее говоря, насколько вам дороги интересы Сербского государства?" Игнатьев ответил: "Мы не желаем вызвать пожар европейской войны и принимать меры, могущие произвести европейский пожар". На что Мильеран пожал плечами: "Следовательно, вам придется предоставить Сербию ее участи. Это, конечно, дело ваше, но надо только знать, что это не по нашей вине. Мы готовы - необходимо это учесть"
