Без единого свидетеля - Джордж Элизабет (книги бесплатно без .txt, .fb2) 📗
— Хотите, коротко расскажу об этом методе? — спросил Робсон.
— По правде говоря, не особенно.
Робсон внимательно посмотрел на полицейского. Глаза его за стеклами очков загадочно блеснули, однако он не счел нужным что-либо добавить, кроме малопонятной фразы:
— Ну, дальше будет видно, что и как.
После чего он раскрыл блокнот и приступил к делу.
Скотленд-Ярду нужно искать, говорил психолог, белого мужчину в возрасте между двадцатью пятью и тридцатью пятью годами. Внешне этот мужчина будет отличаться опрятностью и аккуратностью: чисто выбритый, с короткой стрижкой, в хорошей физической форме, поддерживаемой, вероятнее всего, физическими упражнениями. Он был знаком с жертвами до их последней встречи, хотя близким другом или даже приятелем тех молодых людей его назвать нельзя. Весьма умный, он все же не достиг больших успехов в жизни. В школе он, скорее всего, учился неплохо, но имел проблемы с дисциплиной, вызванные его хроническим неумением слушаться. За спиной у него будет внушительный список потерянных рабочих мест, и, хотя в настоящее время он, судя по всему, работает, специальность будет гораздо ниже его способностей. Можно не сомневаться, что в детские и юношеские годы он уже нарушал закон, например попадался на поджоге или жестоком обращении с животными. Семейный статус преступника — не женат, живет один или с властным родителем.
Несмотря на то что он уже кое-что знал о психологическом портрете, Линли не мог не испытывать недоверия к такому большому количеству подробностей о характере и внешности убийцы.
— Откуда вам все это известно, доктор Робсон? — спросил он.
Губы Робсона шевельнулись в улыбке, в которой, как психолог ни старался, сквозило самодовольство.
— Я полагаю, суперинтендант, вы действительно в курсе, чем занимается в следственной команде психолог, — сказал он. — Но знаете ли вы, почему этот метод оказывает реальную помощь? Психологические портреты редко бывают неточными, и тут дело обходится без хрустальных шаров, карт Таро и заклания жертвенных животных.
Это замечание сильно напоминало увещевания нежного родителя в адрес своенравного ребенка, и Линли вспомнил несколько способов восстановления авторитета — хотя бы формального. Но все это было бы пустой тратой времени.
— Давайте начнем наши отношения с чистого листа, — предложил он психологу.
Робсон снова улыбнулся, на этот раз искренне.
— Спасибо, — сказал он.
И поведал суперинтенданту, что для выявления убийцы достаточно лишь внимательно рассмотреть совершенное им преступление; именно этим занимаются американцы с тех пор, как ФБР выделило в своем составе группу поведенческой психологии. Благодаря многолетнему сбору информации о серийных убийцах и проведению опросов среди тех, кто находился в заключении, специалисты обнаружили, что существуют некие общие черты в психологическом портрете людей, совершивших преступления одного типа. И эти черты обязательно будут присутствовать. В данном случае, продолжал Робсон, следствие может взять за основу тот факт, что четыре убийства являются попытками добиться власти, хотя сам убийца может считать, будто его поступки вызваны совершенно иными причинами.
— Но дело не в том, что он просто получает удовольствие от акта убийства?
— Вовсе нет, — подтвердил Робсон. — Удовольствие здесь не играет роли. Этот человек совершает преступление, потому что он раздражен, отчаялся, лишен чего-то или унижен кем-то. Хотя удовольствие здесь может присутствовать, но только как вторичный фактор.
— Унижен жертвой?
— Нет. Нашего убийцу толкнул на путь преступлений некий источник стресса, но этим источником стресса была не жертва.
— Кто же тогда? Или что?
— Несправедливая, по мнению убийцы, потеря работы относительно недавно. Разрыв брачных или иных любовных отношений. Смерть близкого человека. Отказ в ответ на предложение руки и сердца. Судебный запрет. Внезапная утрата денег. Уничтожение родного дома огнем, наводнением, землетрясением, ураганом. Подойдет все, что способно превратить мир человека в хаос. Это и будет источником стресса.
— У нас у всех такое случается, — заметил Линли.
— Но не все мы психопаты. Источник стресса опасен не сам по себе, а в сочетании с психопатической личностью.
Робсон разложил веером фотографии, сделанные на местах преступлений, и продолжил анализ. Во всех случаях, говорил он, наличествуют признаки садизма — обожженные руки, например, — но убийца испытывал некое подобие жалости к своим жертвам. Об этом в каждом эпизоде свидетельствует тело жертвы: оно положено так, как традиционно укладывают в гроб умерших. Кроме того, последняя жертва была прикрыта чем-то вроде набедренной повязки. Это, сказал Робсон, называется психической компенсацией или психическим стиранием.
— То есть убийце эти преступления представляются печальным долгом, который он должен исполнить. Это его убеждение.
Линли показалось, что психолог заходит слишком далеко. То, что было сказано вначале, еще как-то можно проглотить. Но это? Компенсация? Наказание? Печальный долг? Зачем делать это четыре раза, если потом он сожалеет о содеянном?
— Для него, — сказал Робсон словно в ответ на вопросы, которые Линли так и не задал вслух, — конфликт состоит в потребности убивать; потребность же эта вызвана источником стресса. Эту надобность он может удовлетворить только актом убийства, хотя отлично осознает, что поступает плохо. Противостоять ей он не может.
— Правильно ли я понял вас, что он снова сделает это? — спросил Линли.
— Тут даже вопросов быть не может. Более того, потребность убивать будет только нарастать. Она уже нарастает — это мы можем понять по четырем известным нам убийствам. Вы сами можете видеть, что он поднимает ставки. Об этом говорит не только то, что он выбрасывает тела в местах, где его с большой долей вероятности могут заметить, но и те штуки, которые он проделывает с телами.
— Увеличивает количество оставленных меток?
— Да, он делает свою подпись более очевидной. Судя по всему, он считает, что полицейские слишком глупы, чтобы поймать его, поэтому ему хочется поддразнить вас немного. Он трижды обжигал ладони жертв, а вы не сумели увидеть связи между убийствами. Так что ему пришлось пойти дальше.
— Но почему он пошел настолько далеко? Разве недостаточно было просто разрезать живот последней жертвы? Зачем добавлять метку на лбу? Зачем эта набедренная повязка? Зачем он вырезал пупок?
— Если отбросить набедренную повязку как психическую компенсацию, то мы имеем разрез, отсутствующий пупок и метку на лбу. Разрез на теле можно трактовать как часть ритуала, который мы еще не сумели разгадать, а изъятый пупок — как жутковатый сувенир, с помощью которого убийца рассчитывает заново пережить событие. Остается только символ на лбу, который служит для сознательного усиления впечатления от совершенного действа.
— А как бы вы истолковали эту метку? — спросил Линли.
Робсон взял в руки одну из разложенных на столе фотографий — ту, где кровавый рисунок был отчетливо виден.
— Она чем-то напоминает клеймо, которым метят скот. Я имею в виду саму метку, а не то, каким способом она нанесена на тело. Круг с двумя двухголовыми крестами, которые делят его на четыре части. Он наверняка обладает каким-то конкретным значением.
— То есть вы считаете, что это не подпись преступника, в отличие от других характерных действий?
— Я думаю, это больше чем подпись, потому что символ слишком сложен для этого. Почему не поставить обычный крест, если нужно всего лишь пометить тело? Почему не один из своих инициалов? В любом случае это было бы гораздо быстрее, чем рисовать на жертве замысловатый символ. А время для убийцы, я полагаю, весьма важный фактор.
— Значит, эта метка служит двоякой цели.
— Да, такое у меня складывается впечатление. Ни один художник не подписывает свое произведение до тех пор, пока не закончит его, и тот факт, что символ нарисован кровью самой жертвы, говорит о том, что его нанесли на лоб уже мертвого человека. Так что — да, я думаю, это прямое послание.