Вид из окна - Козлов Сергей Сергеевич (книги онлайн без регистрации txt) 📗
— Вот как?
— Попробую объяснить просто и доходчиво. Даже в первобытном обществе одиночество перед дикой природой заставляет людей сбиваться в стаи. Одиночество заставляет человека искать свою вторую половину. Одиночество заставляет человека совершать все мыслимые и немыслимые поступки ради того, чтобы преодолеть одиночество, но сам человек в этом процессе только попадает из одной фазы одиночества в другую. Даже обретая семью, друзей и детей, человек может оставаться одиноким. Это и есть другая фаза. Зайдя в тупик одиночества, человек может отчаяться. К примеру, начать топить своё одиночество в спиртном. Отчего кончают с собой миллионеры, чего о них так не понимают бедняки и нищие, пролетарии всех стран? По их мнению, такой суицид сумасшествие. С жиру бесятся.
— Но тогда как быть с монахами? Особенно — схимниками, которые предпочитают одиночество?
— Это люди, которые знают, где единственно верный выход от одиночества. Он называется — присутствие Бога. Где бы они ни были, в пустыне, в тайге, они ощущают присутствие Бога и стремятся к Главному Собеседнику.
— Выходит, любовь между людьми, между мужчиной и женщиной теряет смысл? Она — не панацея от одиночества.
— Да, она лекарство, как и всё временное. Принял таблетку, голова перестала болеть, но если не устранить причину боли, она заболит снова. Но! Если любовь переходит на новую ступень, ведь она развивается, как и сам человек, то вместе с этим, она преодолевает одиночество. Это называется умение делить с человеком, со своим возлюбленным одиночество. Не радость и печаль, хотя и это немаловажно, а именно — одиночество. Ведь изначально Бог создал Еву из ребра Адама именно для этой цели, чтобы не было ему в этом мире одиноко. Читайте Библию, там ответы!
— Как всё просто и сложно одновременно. — Вера подошла к пачке листов. — Я могу почитать?
— Ты? Да. В сущности, я пишу это для тебя и только для тебя. Должен же я как-то оправдывать своё существование в твоём доме, а заодно свою зарплату.
— Тебя это волнует так сильно?
— А ты как думаешь? Если тебе понравится эта жуткая смесь реальности, воображения, причём, не только моего, но и твоего, то я буду пытаться продолжать этот текст до тех пор, пока он не станет романом. Прости, но за отправную точку я взял твоё объявление и свои размышлизмы о судьбах поэтов, как самых бесполезных существ в условиях прогрессирующей каиновой цивилизации. Правнуки Ноя всё же вынесли часть его печати из ковчега. А это как медленный яд. Твоё объявление — это кнопка, она нажата, ракета вылетела из шахты, но у неё нет цели. Ты нажимала кнопку, не думая о последствиях…
— М-да… И уже есть один раненый. Как твоё плечо?
— Если мне придётся до конца жизни работать грузчиком, то можно считать меня вполне здоровым. Доктор сказал теперь интенсивно разрабатывать порванные пулей связки. Так что, если ты не возражаешь, я порой буду кувыркаться на твоих тренажёрах наверху.
— Не возражаю, но слабо представляю тебя с гантелями или в тренажёрном зале. А можно мне посмотреть на… эту рану? Я никогда не видела огнестрельных ранений вблизи.
— В фазе заживания, — добавил Павел и, как ни в чём ни бывало, подыгрывая её движению фокусника (бюстгальтер — рукав), скинул футболку.
Вера от неожиданности замерла, рассматривая его вполне даже приличный торс. Павел в этот момент оторвал марлю, державшуюся на пластыре, дабы продемонстрировать затягивающуюся рану.
— Такая маленькая, — удивилась Вера.
— Во-во, а шуму сколько?
— Знаешь, а я думала, ты такой щупленький…
— Ну уж совсем-то меня анемировать не стоит.
Они стояли так близко, что, казалось, вот-вот обнимутся. И, пожалуй, обоим этого хотелось.
— И что, в твоём романе будет маленькая столица большой Югры?
— Будет. И большая столица большой России…
— Главный герой будешь ты?
— Нет, это будет моё альтер эго. Этакая параллельная реальность.
— А когда тебе надоест, или ты посчитаешь себя несовпадающим с этим миром, ты опять выбросишься из него с парашютом? И твоё одиночество будет длиться?
— Да, — честно признался Словцов. — Парадокс в том, что я изначально не совпадал с этим миром, но что-то меня в нём удерживает. Но и твоё одиночество будет длиться.
— И мы не сможем его преодолеть?
— Главный смысл, вселенский смысл одиночества — научиться любить людей, как Бог. Как Христос, который, уже будучи распятым, просил простить своих мучителей. Человек, который умеет любить людей, не знает одиночества. Человек, который умеет любить людей, любит Бога. И Бог отвечает ему взаимностью.
— Твоя жена не смогла разделить с тобой твоё одиночество?
— Скорее, я не смог. Она была в моём мире, а я ни разу не ступил в пределы её мира. На бытовом философском уровне это называется эгоизм. По-русски — яканье. Но, извини, об этом я меньше всего хочу говорить. За много лет во мне выработалось одно правило: никогда не говорить с одной женщиной про другую, тем более, никогда их не сравнивать.
— Одна просьба, когда захочешь уехать, предупреди меня.
— Обещаю.
— И ещё: если бы я вдруг решилась бросить всё, как ты, ты бы взял меня с собой?
Павел почувствовал, как нечто толкнулось в сердце, какая-то мощная волна окатила его с головы до ног. Он едва не вздрогнул.
— Возьму. Ведь, получается, ты поймёшь бессмысленность накопления и бесконечного зарабатывания, — улыбнулся он.
— И не застрелюсь, как миллионер.
— Вера Сергеевна, вы обедать, в конце концов, будете? Микроволновка уже по второму разу всё сварила. — В гостиную с кухни вошла раздраженная Лиза.
4
Утром Вера проснулась со странным и приятным чувством обновления. Ей впервые за долгое время было абсолютно всё равно, что сегодня будет происходить на работе. В ванной комнате она долго смотрела на себя в зеркало и так, не спеша, собиралась, что охраннику на воротах пришлось два раза напоминать ей: подошла машина. «Эти точности, весь этот ритуал придумала я сама? Зачем? — спросила себя, садясь на заднее сиденье «Лексуса». — Хорошо Словцову, он вырвался из этого беличьего колеса…» Какое-то важное решение назревало даже не в разуме, где-то в душе, но она только пыталась уловить его, попробовать на вкус.
Перед сном она читала кусок романа, написанный Словцовым, в то время сам он долбил по клавишам ноутбука, как из пулемёта, где-то наверху. Альтер эго Словцова, то бишь главный герой, разложил по главам их отношения именно так, как они складывались. Сначала складывалось впечатление, что автор пишет роман в модном ныне стиле “non-fiction”. Некоторые совпадения, пророчески увиденные Павлом, её почему-то не удивили. То, что главная героиня возьмёт для чтения рукопись, это уж почти по-булгаковски, это само собой разумеется. Хотя откуда ему было знать, что Хромов летел домой пьяным в ноль? Сама Вера ему об этом не рассказывала. Но так поступил бы каждый второй мужчина на планете, снимая стресс. Особенно, если у него есть к этому предрасположенность. Больше всего её удивила сентенция про телевизор. Звучала она так: если мужчина и женщина не смотрят друг с другом телевизор, значит, они влюблены друг в друга. Объяснялось всё просто: значит, есть что-то волнующее их в себе самих больше, чем мощные чары колдовского ящика. И тут же в памяти отмотала обратно последние дни. Она действительно не смотрела телевизор ни с Павлом, ни в те дни, когда он был в больнице, хотя до этого обязательно следила за вечерними новостями или могла сунуть в дивиди-плейер какую-нибудь голливудскую стряпню, номинированную в этом году на «Оскар».
Ну, хорошо, это тонкое наблюдение поэта. Женщину от телевизора, если она не последняя дура, могут оттащить любовь, книга и собственный ребёнок. Попробуй попросить у Лизы кофе, если она смотрит в это время любимый сериал. Этот кофе будет заряжен такой отрицательной энергией, что выпивший его в некотором роде хлебнёт изрядную порцию яда. Но было ещё одно размышление-предсказание, которое Веру напугало: в больнице главный герой, рассуждая о летающих над землёй пулях и их траекториях, приходит к заключению, что если пуля предполагалась Хромову, то обязательно будет пуля и для Словцова. А случайная пуля иногда выбирает точнее, чем рассчитывает тот, кто её выпустил, или тот, кто её заказал. Всё это прозвучало со страниц в одном тоне с нехорошими предчувствиями и опасениями Веры. И настолько явно, что захотелось войти сейчас в его спальню и сказать: бросай всё, поехали отсюда! Или: я давно одна, мне страшно, мне ни к чему даже эта внешне богатая жизнь, я перестаю видеть в ней смысл. И вдруг приходит озарение: то же самое, только в мужском роде может повторить ей Словцов. С той разницей, что он уже решился на весьма оригинальный и почти отчаянный поступок. Он попытался парить над «не». Какое-то время она пробовала это желание на вкус, пытаясь понять, чего в нём больше, желания преодолеть собственное одиночество или рождающегося чувства к Павлу?
