Василий Шульгин - Рыбас Святослав Юрьевич (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗

Шульгин взошел на трибуну и, обращаясь к левым, с ехидной улыбочкой на остром лице спросил:

— А скажите, господа, положа руку на сердце, не принесли ли вы сюда бомбочку?

Эти слова, произнесенные тихо, отчетливо, вежливо, вызвали целую бурю. Справа шумно, радостно аплодировали. В центре октябристы смеялись. Слева возмущенно требовали, чтобы Шульгин взял свои слова обратно. Возмущались и кадеты. Позже выяснилось, что у социал-революционеров действительно был план убить Столыпина в Таврическом дворце…» ^[60]

Как видим, Шульгин нравился женщинам, даже политическим оппоненткам.

Его портрет той поры: худощавый, высокий (около 180 сантиметров, что в те времена было очень немало), большой насмешливый рот, пышные усы — прямо-таки герой-любовник. При этом находчивый, дерзкий, умный.

Из протокола допроса В. В. Шульгина в Управлении контрразведки Смерш 3-го Украинского фронта 15 января 1945 года:

«Вопрос: Почему вы просите особо выделить период вашей контрреволюционной деятельности, относящийся к 1907 году?

Ответ: Потому что моя антиреволюционная деятельность этого года в смысле политических взглядов имеет некоторое отличие от последних лет.

Вопрос: А именно?

Ответ: С февраля 1907 года я был избран во 2-ю Государственную Думу от правых и в Думе принадлежал к этой же фракции. В соответствии с моим избранием я вел крайне резкую борьбу со всем тем, что носило характер революционного движения. Все мои выступления во 2-й Государственной Думе носили резко антиреволюционный характер.

Вопрос: Каким образом вы оказались в лагере так называемых правых?

Ответ: В лагере правых я очутился вследствие воспитания, которое мне дал отчим — профессор Дмитрий Иванович Пихно. Кроме того, газета „Киевлянин“, основанная моим отцом, профессором университета, Виталием Яковлевичем Шульгиным и в течение долгих лет руководимая моим отчимом, вела резкую борьбу с революционным движением 1905 года и находилась на самом крайне правом политическом фланге. Поэтому во 2-й Государственной Думе я оказался на крайне правом крыле.

Вопрос: Вы примыкали тогда к каким-либо политическим группам?

Ответ: Да.

Вопрос: К каким?

Ответ: В 1907 году я работал в так называемом „Союзе архистратига Михаила“, председателем которого был Владимир Митрофанович Пуришкевич, а затем иногда выступал в „Русском собрании“.

Вопрос: Что это за „Русское собрание“?

Ответ: „Русское собрание“ существовало в г. Петербурге, и в него входили наиболее реакционные правые круги столицы, так, например, председателем собрания был граф Гейден, а членами — Пуришкевич, адвокат Булацель и другие члены Государственной Думы.

Вопрос: Стало быть, вы примыкали к черносотенцам?

Ответ: Да.

Вопрос: Какие политические цели ставил союз, к которому вы примыкали?

Ответ: Главной целью „Союза архистратига Михаила“ была борьба с нарастающим революционным движением и поддержка исторически сложившегося монархического строя, причем исключительно в форме самодержавия» ^[61].

Вторая дума представляла собой незавершенное явление, недаром она просуществовала очень недолго, с 20 февраля по 3 июня 1907 года.

После досрочно распущенной Первой думы, покушения на председателя правительства Столыпина и введения военно-полевых судов обстановка в стране была очень тревожной, но более спокойной, чем в конце 1905-го — начале 1906 года. В уездах начали работать правительственные комиссии по проведению аграрной реформы, которая была объявлена указом императора 9 ноября 1906 года.

Теперь крестьяне могли без разрешения общины выходить из нее. Они получили возможность покупать землю через Крестьянский банк по льготной цене в многолетний кредит — до 95 процентов стоимости кредита оплачивало государство. В Крестьянский банк передавались государственные земли и земли, принадлежавшие царской семье. При этом земля не продавалась ни помещикам, ни крестьянским обществам, ни банкам, ни горожанам — только в личную собственность крестьян. Таким образом, возможная спекуляция приобретаемой землей исключалась. Большинство покупателей были середняки и бедняки.

Началась Столыпинская аграрная реформа, которая, не задевая поместных дворян, должна была наделить землей желающих расширить свое хозяйство крестьян. Ее политическую оценку дал руководитель российских большевиков Владимир Ленин. Делая ставку на «сильных хозяев», правительство не предполагало насильственного разрушения общины. В стране стали параллельно существовать два мира с различным экономическим устройством: одна треть крестьян — активные «рыночники» и две трети — их антиподы. При этом те крестьяне, которые продали свои наделы и перебрались на заводы и стройки, несли туда общинную психологию. Можно сказать, что под внешним покровом этой реформы Россия оставалась двуликим существом, состоящим из двух половинок. Порой их различие доходило до того, что язык, на котором изъяснялись люди из простонародья, не был понятен образованным горожанам, и наоборот.

Впрочем, у Столыпина и его многих сторонников, к числу которых относился Шульгин, были основания надеяться на то, что государство проскочит между крестьянским молотом и монархической наковальней. Подтверждение этому — в начавшемся процессе постепенной адаптации общины к рыночной экономике, в развитии кооперативного движения. К 1914 году в стране работали уже десятки тысяч кооперативов, в которых крестьяне приобретали опыт самостоятельного ведения дела, самоуправления, взаимодействия с властями.

Стратегическая цель реформ: создать в деревне опору государственной власти из крепких собственников, избыток рабочей силы направить в растущую промышленность, обеспечить модернизацию сельского хозяйства.

И вот что особенно важно: мелкие и средние фермерские хозяйства должны были объединяться в самоуправляемые структуры под патронажем крупных дворянских усадеб. Возможно, это была эволюционная коллективизация сельского хозяйства. Мы знаем, что она не удалась, была доведена до логического конца только в 1930-е годы.

«С аграрной реформой, ликвидировавшей общину, по значению в экономическом развитии России могут быть сопоставлены лишь освобождение крестьян и проведение железных дорог» ^[62], — писал П. Б. Струве в газете «Русская мысль».

Более всего население поддержало перемены в следующих губерниях: Таврической, Екатеринославской, Херсонской, Харьковской, Полтавской, Санкт-Петербургской, Смоленской, Псковской, Западном крае (Прибалтика), Саратовской, Самарской.

Северные губернии, где общинная взаимовыручка была важнее свободного распоряжения землей, к реформе отнеслись равнодушно. Центральные русские губернии тоже проявили мало заинтересованности.

Эта картина вполне совпадает с картой сражений Гражданской войны, когда «общинники» выступали за красных, а «хуторяне» за белых. В социальном расслоении от столыпинской перестройки содержался значительный риск, который могла свести на нет только сильная власть, сдержав протест массы крестьян, нацеленных на полную ликвидацию помещичьего землевладения и на справедливый передел земли. Попав в Думу, крестьянские депутаты внесли туда свой анархо-коммунистический настрой.

Теперь вернемся в Таврический дворец.

В Думе было много депутатов из поколения виттевского промышленного подъема, проникшихся его боевым духом. Дворян среди них — 49,9 процента, почетных граждан — 5,8, купцов — 2,3, мещан — 3,0, крестьян — 22,1 процента… Русских, малороссов, белорусов — 74,1 процента. Православных — 77 процентов. Среди депутатов 38,1 процента имели высшее образование или когда-либо обучались в высших учебных заведениях, тогда как в стране таковых насчитывалось доли процента.