Житие колдуна. Тетралогия (СИ) - Садыкова Татьяна (серия книг TXT) 📗
- Хозяин - добрый человек, пригрел непутевую домовую, когда та не уберегла своего бывшего... хозяина, - нехотя произнесла Милена, видно не мне одной давалось молчание тяжело. - Никудышная я, ущербная, а хозяину приглянулась, - рыжеволосая женщина слегка улыбнулась, словно мать, которая говорила о своем любимом сыне. - Ты не смотри, что я ворчу на него постоянно. Он хоть и непутевый, но люблю я его. Хозяина трудно не любить. Светлый он, теплый, как солнце весеннее - пригреешься под ласковыми лучами и боле не отпустит этот свет. Уйдешь, а нет, все равно искать будешь лучик, да только мало на свете таких людей, все боле за тучами прячутся, ершатся на других, а счастья все равно не находят.
Невольно мне вспомнился улыбающийся Ник и в моем сердце сладкой патокой разлилось тепло. Да... такого трудно не любить, а отпустить - почти невозможно. Несмотря на то, что маг бывал груб со мной, исходило от него какое-то тепло, умиротворение и в его присутствии я себя чувствовала намного лучше, словно он незримо исцелял все вокруг. Целитель. Вот что означало слово "призвание", которое часто упоминали маги, когда говорили о своей профессии.
- А что случилось с твоим бывшим хозяином? - полюбопытствовала я, откинув обеспокоенные мысли об одном маге.
Милена заговорила не сразу, она долго обдумывала свой ответ, словно примеряясь о чем говорить, а что умолчать. Я даже подумала, что домовая не расскажет свою историю и слегка обиделась за недоверие, как вдруг, она молвила. Говорила она тихо, с расстановкой, словно погрузившись в свои воспоминания:
- Давно это было, ты чай еще не родилась, да и родители твои, поди, тоже. Смурное было время, скажу тебе. Сперва эта эпидемия полкоролевства как серпом скосила, а потом что осталось? Да ничего. Голод, разруха, да пожары, а простому люду тоже надо жить, коль болезнь душеньку не забрала. Не знаю я про дела столичные, жила вместе с хозяином в одной деревушке, что расположилась на окраине одного леса. У нас про него много слухов не хороших было, но нечисть поганая из него и носа не высовывала, так, только животинку иногда подворовывала, мирно, вообщем, жили. А тут эта болезнь неизвестная нагрянула, и улицы словно вымерли, только кострами постоянно пахло, спаса от этого от них было - трупы же надо было сжигать. Но ничего, перетерпели, чай на веку своем многое видывали. Вот только после эпидемии этой нежить распоясалась, почувствовав свободу. Представь, средь бела дня детей в лес утаскивала!
Мой бывший хозяин был человеком суровым, крепеньким, хоть уже и стареньким - как-никак уже четвертую сотню лет справляли, а он все еще на ногах. Хворь обошла его стороной, да и меня минула, а тут деревенские к нам заглядывать стали, мол, помоги, чудотворец, исцели умирающих, да избавь от новой напасти - нечисти треклятой. А мой старичок хоть и держался молодцом, но меч поднимал с трудом, да и не целитель он, чтобы больных лечить. Но делать было нечего. Как сказал, что разберусь напастью - так и возражать бесполезно было. Знала я его хорошо - упрямец каких поискать. Сколько отговаривала, а он ни в какую - пойду и все. Вот и пошел. Взял с собой склянок с зельями разными, меч серебряный на пояс повесил и в путь. День нету, два, неделю... Уж полгода прошло, о нем ни слуху, ни духу, а нечисть все равно борогозит, спасу нет.
А я сижу в доме и все жду, хотя и знаю, что хозяин давно на тот свет отправился. Но я ждала. А деревенские нет. Сперва они примирялись к дому - что да как, а потом совсем обнаглели - полезли всем скопом, вознамерившись добро хозяина унести. Я пыталась защитить дом, но что да я, обессиленная от смерти хозяина и здоровые мужики с оглоблями? Отволокли меня на главную улицу, туда же и притащили сворованное добро. Делить вознамерились, а меня - на костер иль же камнями закидать, как нечисть поганую - мстить они хотели за людей сгубленных.
И тут смотрю, со стороны леса идет мужчина: глаза пустые, израненный весь, волосы висят грязными сосульками, одежда в лохмотья, словно не человек, а мертвец ходячий. Люди замерли, да и я вся в слух обратилась. Подошел он к толпе да как глянет страшно, что даже у меня поджилки затряслись, и молвит тихо: "Стервятники, смотрите, чтоб вам разворованное добро костью в горле не встало". Мужики очухались разом, да и, крича проклятия, всем скопом накинулись на мага. Жахнуло будь здоров, а первые силачи на деревне полегли у ног незнакомца как подкошенные. Завыли бабы, кляня душегубца за несчастье, а маг, как ни в чем не бывало переступил через тела да и дальше отправился своей дорогой. Шел он медленно, покачиваясь из стороны в сторону, но никто больше не осмелился напасть - чуяли в нем силу, да не простую, а ту, которая бывает у тех, кому терять нечего. Обреченностью от него пахло, болью, словно в том лесу он умереть хотел, забыться, истребляя нечисть поганую. Я и пожалела его. Мне все равно не куда было деваться, а в нем я почувствовала родство, да и отправилась вслед. Новый хозяин меня не прогнал, а наоборот, приютил... Там я и узнала, какое несчастье свалилось на плечи бедного юноши. Оклеветали его, вытерли об него ноги, да и выкинули, как грязную половую тряпку. А он совсем мальчишкой был, верил людям и видел в них лучшее, а тут такое предательство. Сломали они его, жить он не хотел и без меня пропал бы совсем. Но любовью и лаской можно исцелить любое сердце. Мужчинам же нужно, чтобы их любили, да и дома берегли, а женщине - о ком-то заботиться. Я так считаю.
- Бедный, - прошептала я, когда закончился рассказ. Стало его нестерпимо жалко, а на душе больно, словно эта история коснулась непосредственно меня. Как же он смог пережить такую травлю? Как нашел в себе силы жить дальше и выстоять, когда против него были все? Сразу вспомнились и мои обвинения, когда я, только попав в замок, кричала как... оглашенная о том какой он злодей, негодяй и лиходей. Великая, как же мне сейчас было стыдно! А Ник? Как он чувствовал себя, когда после стольких лет вновь кто-то напомнил о том, что ему причиняло нестерпимую боль?! Да будь я на его месте, мигом выгнала на мороз такую нахалку, а он наоборот, приютил, обогрел и накормил. Почему?
Какой все же Ник добрый, чуткий и сострадающий чужому горю.
- Бедный, - также вздохнула Милена и с неимоверной теплотой дополнила. - Давеча господин Ярослав сказывал, что предложил работу хозяину у него в княжестве. Почетную работу, на Княжеском дворе.
- Да? - удивилась я. - И как? Ники принял предложение? Великая, конечно же принял! Это же такая честь! Я ведь правильно говорю? - но, внезапно, кое-что поняв, мой энтузиазм значительно утих. - А... раз ему предложили работу, значит, он должен будет переехать?
- Да нет же, глупая, - проворчала Милена, потрясая перед моим носом погашенным факелом. - Не принял он щедрого дара. Такой же дурак, как и тогда. Раз в тридцатый отказывается, окаянный! Расстраивает господина Ярослава, а он такой ранимый...
- Ранимый? - я фыркнула, чуть не засмеявшись. А мы говорили об одном и том же Ярославе? Но заметив на щеках Милены легкий румянец, все сразу поняла. - Милена, а он случаем тебе не приглянулся?
- А что, - смущенно хохотнула домовая, не став скрывать очевидное. - Он мужчина видный, хозяйственный, нельзя себе душеньку порадовать, любуясь на красавца? Вот ты, девица, тоже душой не чиста. Думаешь, я не замечаю, как украдкой смотришь на хозяина, ловишь его взгляд и стараешься услужить?
Теперь стало неловко и мне.
- Неправда! - я даже остановилась и попыталась топнуть ногой. - Он мне не нравится! Нет, конечно, нравится, но как друг!
- Правда - правда, - улыбнулась Милена, снисходительно наблюдая за моими попытками оправдаться. - Давеча уж четыреста лет минует, все я понимаю. А за хозяина не волнуйся, нравишься ты ему.
Сердце пропустило удар и я, робея, переспросила:
- Да?
- Не нравилась - сразу бы на улицу выставил, как только выздоровела, - начала приоткрывать завесу тайны домовая. Я замерла, обратившись в слух. - Нелюдимый он - отвык от людского общения за столько лет одиночества. А ты ж еще на него напраслину наводила! Помню, молвила я тогда хозяину, зачем держать эту девицу, до беды она доведет, уж сердцем чую. А он посмеялся немного и попросил присматривать за тобой, вот как. Пожалел он тебя, горемычная. Дать время решил, чтоб прийти в себя, да ума понабраться.
